Рассмотрев по возможности полно находки «мартыновских фигурок», я не устояла перед соблазном сделать попытку хотя бы наметить пути к тому, чтобы восстановить первоначальную композицию, в которую входили некоторые из них, и показать ее вероятные источники. Фигурки из Мартыновского клада и из коллекции Платонова обнаружены в Среднем Поднепровье, находка из Игумнова по свидетельству находчика — в Среднем Поочье. Именно материалы этих комплексов позволяют говорить об устойчивом наборе «человечек в окружении зверей». Клады Среднего Поднепровья I хронологической группы, к которым относятся Мартыновский клад и комплекс из коллекции Платонова (Щеглова 1990), датируются серединой VII в. (Гавритухин, Обломский 1996: 95). До этого времени на рассматриваемой территории не зафиксировано изображений людей или животных ни в мелкой пластике, ни на керамике, ни в каких-либо других формах, за исключением двух находок шаблонов для изготовления литых или тисненых человеческих фигурок, правда, гораздо меньшего размера, чем мартыновские и другого типа. Одна из них сделана в Мощенке на севере Черниговской области (Кат. III: 1), другая — в Днепровском Надпорожье (Кат. III: 3). Часто их помещают в один ряд с «мартыновскими человечками» (Гавритухин 2004: рис. 3; Скиба, в печати: таб. IX), но при этом рассматривают в контексте древностей поздне- и постгуннского времени (Гавритухин 2004: 210-211).

Эта работа готовилась и писалась непросто, материалы накапливались долго, а выводы претерпевали изменения, неожиданные для самого автора. Хочу искренне поблагодарить моих друзей и коллег А.И. Айбабина и Э.А. Хайрединову (Симферополь), И.Р. Ахмедова, И.О. Гавритухина и А.В. Григорьева (Москва), М.М. Казанского (Кан), М.Е. Леваду (Киев), А.Е. Мусина (Санкт-Петербург), Н. Чаусидиса (Скопье), Б.Ш. Шмоневского (Краков), щедро открывших для меня свои личные библиотеки и заставивших обратить внимание на материалы, которые впоследствии заняли ключевое место в работе. Также я должна выразить глубокую признательность профессору Л.С. Клейну, труды которого, посвященные изучению славянского язычества, побудили меня набраться храбрости и обратиться к новой для себя теме, а его курс лекций по истории мировой археологии — осознанно выбрать метод исследования.

Исследование вооружения раннефеодальной монархии и удельного периода вплотную подвело нас к этим «темным векам» в жизни средне¬вековой Руси. Затрудняла исследование бедность находок. В культурных слоях городов, продолжавших свое существование в XIII-XV вв., «воин¬ские вещи» довольно редки, немногочисленны, разрозненны и случайны. Кроме того, обильное по количеству вооружение раннего средневековья и привлекающее своей сохранностью и нарядностью — позднего в извест¬ной мере затмевает образцы промежуточного времени. О вооружении периода монгольского ига часто судили по поздним ярким и богатым образцам или летописным свидетельствам.

В результате раскопок последних лет удается преодолеть фрагмен¬тарность материала. В таких городах, как Новгород, Псков, Орешек, Москва и др., обнаружены целые коллекции воинских изделий периода зрелого средневековья. Настоящая работа базируется на изучении при¬мерно 1000 предметов вооружения, или относящихся к 1250—1525 гг., или ретроспективно связанных с этим периодом.

Эта книга посвящена древнерусским амулетам-змеевикам. Под этим условным названием в науке известны двусторонние подвески в виде медальонов (или реже — иной формы, обычной для небольших металлических и каменных иконок), несущие на одной стороне каноническое христианское изображение (Христа, Богоматери или святых), а на другой — нехристианский мотив, так называемую змеевидную композицию. Последняя представляет собой изображение человеческой головы (реже — полуфигуры или даже полной фигуры), окруженной змеями. Хотя в ряде случаев «змеевидная композиция» могла восприниматься в древней Руси как второстепенное изображение на обороте иконы, именно наличие этой композиции является основным признаком, объединяющим собранные в данной публикации амулеты.

Сочетание на амулетах канонических иконографических мотивов с нехристианскими ярко характеризует древнерусское «бытовое православие», тот сложный синкретизм христианства и народных верований, который получил в церковно-учительной литературе название «двоеверия».

Прекрасным примером христианско-языческого двоеверия являются известные амулеты-змеевики, носившиеся на груди поверх одежды. Они встречены только в больших городах и, несомненно, связаны с княжеско-боярскими кругами, так как делались не только из меди, но и из серебра и из золота (Чернигов, Белгород, Смоленск).

Многие поколения специалистов интересуются темой змееборчества в средневековой литературе и христианском искусстве. Тем не менее, вопросы не только не иссякают, но и продолжают возникать вновь.

Прототипы образа змееборца (драконоборца) ищут в самых разных направлениях, причем взгляды часто устремлены к восточным божествам Митре, Персею, Хору, Таммузу и пр. Действительно, столкновение Добра и Зла — извечная тема, занимавшая человечество с глубокой древности, но трудно себе представить контаминацию этого откровенно языческого образа с личностью св. Георгия или перенесение его черт на христианского мученика. Следует вспомнить, с каким вниманием следила официальная Церковь за посвященными ей литературными произведениями в V-X вв. В этом смысле, полное заимствование подобного, чисто языческого, сюжета представляется маловероятным. К настоящему времени не известно ни единого письменного памятника XI-XII вв., в котором содержался хотя бы намек на битву св. Георгия со змеем-драконом. Поэтому вполне логично возникает вопрос о содержании, времени возникновения и распространения этой иконографической темы.

В декабре 2004 г. в Киеве по улице Верхний Вал, 68, Подольской археологической экспедицией под руководством М.А. Сагайдака исследовался участок древнего Подола, расположенный в непосредственной близости от Днепра. Регулярной городской застройки на участке не было прослежено вплоть до XIX в., а многочисленные аллювиальные прослойки указывают на его регулярное затопление весенними паводками. На глубине 3,0 м от уровня современной дневной поверхности, при зачистке горизонта Г-10, была обнаружена длинная полоса культурного слоя шириной 5,20-5,50 м, тянувшаяся через весь раскоп по направлению к Днепру, мощностью до 0,10-0,12 м (горизонт Г-8). Слой изобиловал крупным песком и мелкой речной галькой, спаянной в насыщенные металлом конкреции, включая также многочисленные отходы ювелирного производства. По всей видимости, данное образование представляло собою остатки ручья, протекавшего здесь в древности. Среди большого количества бронзовых и железных шлаков, мелких фрагментов металла и обломков металлических изделий была найдена и бронзовая ювелирная форма.