Древнерусские амулеты-змеевики

Авторы: Николаева Т. В., Чернецов А. В. Древнерусские амулеты-змеевики. М., "Наука", 1991, с. 3-48.

Введение   История изучения амулетов-змеевиков   Классификация по змеевидной композиции   Основные типы амулетов-змеевиков   Происхождение и назначение змеевиков

Введение

Эта книга посвящена древнерусским амулетам-змеевикам. Под этим условным названием в науке известны двусторонние подвески в виде медальонов (или реже — иной формы, обычной для небольших металлических и каменных иконок), несущие на одной стороне каноническое христианское изображение (Христа, Богоматери или святых), а на другой — нехристианский мотив, так называемую змеевидную композицию. Последняя представляет собой изображение человеческой головы (реже — полуфигуры или даже полной фигуры), окруженной змеями. Хотя в ряде случаев «змеевидная композиция» могла восприниматься в древней Руси как второстепенное изображение на обороте иконы, именно наличие этой композиции является основным признаком, объединяющим собранные в данной публикации амулеты.

Сочетание на амулетах канонических иконографических мотивов с нехристианскими ярко характеризует древнерусское «бытовое православие», тот сложный синкретизм христианства и народных верований, который получил в церковно-учительной литературе название «двоеверия».

Изучение этого синкретического мировоззрения является одним из центральных направлений истории русской культуры, так как оно составляло глубинный, интимный пласт духовной жизни человека древней Руси и представителя патриархального крестьянства нового времени, формировало эстетику и конкретные черты народного искусства, во многом определяло национальное своеобразие культур восточнославянских народов¹.

Термин «двоеверие» нельзя считать общепризнанным в науке, поскольку ряд исследователей вполне справедливо указывает, что соответствующее явление, несмотря на различное происхождение составляющих его элементов, представляло собой единое, цельное мировоззрение. Вместе с тем употребление слова «двоеверие» в научной литературе допустимо и оправдано по той причине, что оно встречается в письменных источниках. В традиционных списках исповедальных вопросов грех «двоеверия» (наряду с «маловерием» и «суеверием») занимает одно из первых мест. Таким образом, в данном случае слово «двоеверие» используется не как научный термин. Оно отражает ортодоксальную догматическую трактовку официальной церковью конкретных явлений духовной жизни народа.

Наличие в составе «двоеверия» элементов христианской веры не считалось идеологами официальной церкви положительным явлением. Наоборот, смешение священных понятий с нечестивыми трактовалось как особо тяжкий грех, ведущий к профанации святыни и кощунству. Ортодоксальное отношение к «двоеверию» основывалось на текстах Нового Завета, таких как: «Не можете пить чашу господню и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе господней и в трапезе бесовской» (Кор. I, 10, 21); «Какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром? . . .Какая совместность храма божия с идолами?» (Кор. II, 6, 14-16).

Несмотря на бесспорную важность рассматриваемой проблемы, степень ее разработанности нельзя признать достаточной, хотя ей и посвящено значительное количество специальных работ.

  Это прежде всего исследования, в которых реконструируются дохристианские верования славян ², а также работы этнографов и фольклористов³, позволяющие нарисовать широкую и цельную картину духовного мира русского крестьянина позднейшего времени. При этом сведения письменных источников о верованиях славянских народов дохристианской поры крайне отрывочны и практически без исключения связаны с враждебной язычеству, крайне тенденциозной церковной книжностью. Поэтому для времен, предшествующих принятию христианства на Руси, а также для первых столетий распространения здесь новой религии первостепенное значение в плане изучения народных верований имеют археологические источники. Это языческие идолы⁴, святилища⁵ и исключительно обильные материалы по языческому погребальному обряду⁶. К числу ярких и довольно многочисленных материалов подобного рода относятся и разнообразные амулеты, неоднократно привлекавшие к себе внимание ученых⁷. В ряду этих памятников амулеты-змеевики, появившиеся на Руси в XI в. и изготовлявшиеся вплоть до нового времени, представляют особый интерес. Они отмечены довольно сложной, развитой иконографией изображений на обеих сторонах. Источниковедческое значение этих амулетов тем более велико, что они несут на себе надписи как молитвенного, так и заклинательного характера и в ряде случаев включают имена заказчиков.

  Сведения письменных источников о древнейших верованиях восточных славян и археологические материалы, с одной стороны, и этнографические и фольклорные данные — с другой, не могут быть напрямую увязаны друг с другом вследствие значительного хронологического разрыва, разделяющего соответствующие группы источников. Между тем наследие язычества и народная трансформация христианства ярко отразились в таких явлениях древнерусской книжности, как отреченные книги, апокрифы⁸, заговоры⁹, гадательные книги и т. п., и, кроме того, в поучениях против суеверий, судебных делах о колдовстве¹⁰, описаниях свадеб русской высшей знати. Изучение подобных текстов в последние десятилетия почти не ведется, хотя их фонд в рукописных собраниях страны далеко не исчерпан¹¹. В результате мы по-прежнему очень мало знаем об идейной стороне даже крупнейших антифеодальных еретических учений древней Руси — ересей «стригольников» и «жидовствующих». Неразработанным остается и вопрос об идейном влиянии на Русь еретического учения средневековой Болгарии — богомильства, хотя в древнерусской книжности тексты, несомненно восходящие к богомильской традиции, представлены значительной серией, а в трансформированном виде были в довольно широком масштабе усвоены фольклором.

Памятники отреченной литературы преследовались и уничтожались церковью. Поэтому количество дошедших до нас списков этих текстов и их набор нельзя считать объективным отражением их действительной роли в истории древнерусской книжности. Значительное число переводных сочинений, а также славянских текстов болгарского происхождения (богомильских) среди отреченных книг заставляет обратиться к вопросу о том, насколько адекватно и органично воспринималось их содержание русскими книжниками. Наконец, далеко не ясно, насколько были популярны в разные периоды неортодоксальные мотивы подобных текстов в среде неграмотного и малокнижного населения. До некоторой степени на этот последний вопрос может дать ответ изучение произведений искусства¹², представляющих сюжеты запретных книг, поскольку набор тем изобразительного искусства всегда более узок, чем набор мотивов, распространенных в письменности, и проникновение любого из них в иконографию само по себе подтверждает его определенную популярность и доступность. Тем более характерны и показательны длительное бытование и общая устойчивость типа таких амулетов, как змеевики, несомненно связанных с миром отреченных книг и апокрифов.

Связь амулетов-змеевиков с миром апокрифов и книжностью, отражающей средневековые суеверия, неоспорима. Уже древнейшие змеевики несут на себе текст греческой заклинательной формулы (заговора), отражающей мотивы апокрифических сказаний, причем все без исключения змеевики имеют изображение, прямо связанное с этим заговором. Важно, что вариации формулы, характерной для целого ряда типов змеевиков, были также известны в славянской книжности, в русских рукописях. Связь между змеевидной композицией и мотивом борьбы со змеем Феодора Тирона на ряде позднейших русских змеевиков приводит нас к текстам, включенным в списки отреченных книг. Тот несомненный факт, что русские амулеты-змеевики были талисманами охранительного характера, в первую очередь оберегали от различных болезней и эпидемий, заставляет предполагать, что их изготовление и ношение входили в целый комплекс разнообразных обрядов и связанных с ними^поверий как книжного, так и некнижного характера.

Амулеты-змеевики нельзя рассматривать как порождение и исключительную принадлежность низовой, простонародной культуры. Они имеют несомненно византийское происхождение и были принесены на Русь в рамках единого культурного потока с церковной ортодоксией. Многие русские змеевики несут на себе греческие надписи. Это показывает, что их первоначальное распространение на Руси было связано с греческими мастерами (т. е. с ближайшим окружением церковных иерархов греческого происхождения).

Судя по дошедшим до нас памятникам, амулеты-змеевики получили на Руси несравненно более широкое распространение, чем на своей родине — в Византии. У южных славян подобные амулеты практически неизвестны.

  Существование золотых и серебряных змеевиков указывает на бытование подобных амулетов в княжеско-боярской среде; для знатных заказчиков, очевидно, были изготовлены и все именные змеевики (как правило, получившие убедительную атрибуцию, связывающую их с конкретными князьями). Таким образом, значительная часть амулетов-змеевиков (в том числе и наиболее ранние из них) распространялась на Руси среди высшей знати, причем посредником этого процесса было ближайшее окружение верхушки духовенства. 

  Некоторые исследователи прошлого века, подходившие к материалу с конфессиональных позиций, писали, что «православная церковь не принимала и запрещала» подобные амулеты¹³, что «странно предполагать, чтобы христиане довели свою святыню до поругания превращением святых ликов и молитв в наузу (амулет), осужденную церковью как вещь бесовскую»¹⁴. Между тем материал говорит как раз о другом, в частности, о том, что «историческая церковь» древней Руси далеко не в полной мере и не во всех деталях соответствовала идеалу строгой догматической ортодоксии.

Безусловно, оба цитируемых автора совершенно правильно оценивают характер амулетов-змеевиков с точки зрения догматического богословия и канонического права. Однако их попытка рассматривать змеевики в этой связи как памятники нецерковные, чисто бытовые, простонародные наталкивается на целый ряд противоречий.

  Так, нет оснований говорить о последовательной борьбе православного духовенства против традиции ношения и изготовления подобных амулетов. Иногда змеевики в качестве дозволенных предметов христианского культа попадали в церковные и монастырские ризницы и хранились там веками, не вызывая осуждения со стороны духовенства. Один из змеевиков в XVII в. был вставлен в икону с изображением богородичных праздников и помещался в иконостасе Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры¹⁵. При этом змеевик выступал как наиболее почитаемая часть иконы (очевидно, он попал в лавру в качестве вклада, как почитаемая родовая реликвия). Естественно, что змеевик был вмонтирован в доску лицевой стороной, несущей христианское изображение, наружу, так, чтобы змеевидная композиция была не видна. В описи монастыря 1641 г. рассматриваемый амулет фигурирует как «икона», наличие на его обороте змеевидной композиции никак не оговорено. Сходным образом описан в той же описи и каменный змеевик, вложенный в монастырскую казну Иваном Грозным, причем змеевидная композиция охарактеризована как «узор»¹⁶. Здесь же отметим позднейший пример использования одного из змеевиков в качестве панагии во время торжественных великопостных богослужений¹⁷.

Известен лишь единичный случай проявления негативного отношения к змеевидной композиции в древней Руси. На новгородском амулете, найденном в слоях XII в., змеевидная композиция была изглажена, и вместо нее нанесена гравировка с изображением процветшего креста¹⁸. В данном случае неканоническое изображение было, очевидно, определено как нехристианское, нечестивое. Этот единичный пример, конечно, нельзя рассматривать как свидетельство того, что представление о змеевиках как о нечестивых амулетах было широко распространено на Руси. Он указывает только на то, что среди новгородцев XII в. были люди, способные критически отнестись к изображениям на популярном амулете и правильно оценить их нехристианские происхождение и характер. 

Рассмотренный пример можно трактовать как случай превращения амулета-змеевика в обычную икону. Известны и примеры обратного превращения — иконы в змеевик. Среди амулетов-змеевиков известны такие, изображение лицевой стороны которых может на отдельных отливках фигурировать без сопровождения змеевидной композицией на обороте. Очевидно, что изображения лицевой стороны некоторых змеевиков создавались для простых иконок, а змеевидная композиция на их обороте появилась как вторичное добавление. На это указывают змеевики, на которых змеевидная композиция воспроизводит оттиск в формовочной глине амулета-змеевика, меньшего по размерам, чем иконное изображение на лицевой стороне¹⁹. Такое несоответствие ясно указывает на вторичный характер сочетания изображений лицевой и оборотной сторон.

Если мы не всегда можем связать производство амулетов-змеевиков домонгольского времени с той или иной категорией ремесленников, то несомненно, что позднейшие змеевики, XV в. и более поздние, изготовлялись мастерами, работавшими при церквах и монастырях. Очевидно, позднейшие змеевики производились и распространялись главным образом при монастырях, с ведома их настоятелей. Таким образом, православная церковь, осуждая подобные амулеты с богословских и догматических позиций, в то же время как живой организм в своей повседневной практике не гнушалась эксплуатацией суеверий с целью как привлечения паствы, так и получения доходов.

Историческое развитие амулетов-змеевиков, сопровождавшееся созданием новых типов, в основном завершилось в XV в. Однако их бытование фиксируется и в более позднее время. Их продолжали отливать по старым образцам, а иногда и по новым. Во всяком случае существуют разновидности амулетов-змеевиков, надписи на которых отмечены признаками XVIII в.²⁰ Вместе с другими литыми иконками змеевики встречаются в крестьянских божницах и в XX в. От XIX в. дошли сведения о том, что крестьяне северных губерний нередко носили змеевики наряду с крестом на груди²¹, о том, что «многочисленное семейство, которому принадлежит вписываемый образ (Змеевик. — А. У.), питает к нему особенное уважение в в разных болезнях одному наложению оного приписывает чудесную силу утолять страдания»²². Так в продолжение ряда столетий амулеты-змеевики сохраняют связь, с одной стороны, с традициями славянского язычества, с другой — с народной, неортодоксальной трансформацией христианства.

  Сложное положение в контексте древнерусской культуры амулетов-змеевиков с их чужеземным происхождением и связью с книжной культурой и в то же время органичным вхождением в мир народных представлений с последующей трансформацией и переосмыслением в духе этих представлений заставляет видеть в этих памятниках важный исторический источник. Его значение тем более велико, что хронология бытования подобных амулетов перекрывает сравнительно слабо изученный период в истории народных верований. По всем этим причинам разнообразие п хронология типов змеевиков, направление их эволюции представляют значительный интерес для истории культуры. 

Бросающееся в глаза противоречие между характером изображений на разных сторонах амулетов-змеевиков, их загадочный, экзотический характер способствовали тому, что их изучению посвящена значительная литература. Своим происхождением эта литература обязана сенсационной находке 1821 г. знаменитого золотого змеевика, украшенного высокохудожественными изображениями и надписью с именем русского князя, — так называемой черниговской гривны. Усилиями ряда ученых, прежде всего И. И. Толстого²³ и А. С. Уварова²⁴, были описаны и датированы по палеографическим и иконографическим признакам основные типы змеевиков. Ученые XIX в. указали и византийские прототипы русских амулетов. В работах М. И. Соколова получил истолкование мифологический мотив, с которым связаны змеевидная композиция и греческая заклинательная формула²⁵. В дальнейшем работа велась в направлении дополнений и систематизации имеющихся материалов. Особого замечания требуют описание змеевиков из собрания Исторического музея, составленное А. С. Орловым, и имеющаяся в этой работе классификация типов змеевидных композиций²⁶.

Постоянное накопление нового материала, а также наличие в музейных собраниях до сих пор не описанных змеевиков уже давно сделали необходимым создание новой сводной работы. Особенно важно, что ряд амулетов-змеевиков из раскопок послевоенных лет может быть датирован с высокой степенью точности (прежде всего змеевики из новгородских раскопок, имеющие дендрохронологические даты). Кроме того,, важнейшие работы по змеевикам в настоящее время представляют библиографическую редкость и далеко не всегда доступны даже специалистам.

Следует отметить значительные трудности, возникающие при работе с амулетами-змеевиками. Они связаны в первую очередь с тем, что большая часть этих амулетов представляет собой произведения художественного литья, с трудом поддающиеся датировке, так как старые литейные формы могли использоваться в течение столетий³⁷. Кроме того, глиняные литейные формы иногда изготовлялись путем оттискивания в формовочной глине готового изделия. Наконец, в музейных собраниях хранятся многочисленные антикварные подделки и так называемые новоделы (копии, изготовлявшиеся специально для коллекционеров и не носившие характера подделки). Поскольку и подделки, и новоделы нередко являются точными копиями (отливками) с древних подлинников, возникает вопрос о том, как отличать их от древних отливок, требующий в каждом отдельном случае специальных исследований, далеко не всегда возможных. Подобные сложности затрудняют, в частности, определение числа древнерусских змеевиков, хранящихся в музеях нашей страны. По той же причине затруднен ответ на вопрос, в какие века традиция изготовления и ношения амулетов-змеевиков была наиболее распространена.

  Предлагаемая вниманию читателей работа была первоначально задумана как монография одного автора — Т. В. Николаевой. Ее исключительный опыт и эрудиция в области изучения мелкой пластики, в том числе металлической, палеографии, древнерусского искусства и церковных древностей в целом позволяли надеяться, что и в данном случае книга окажется образцовым фундаментальным исследованием. К сожалению, тяжелая болезнь и безвременная кончина не позволили Т. В. Николаевой завершить эту работу.

В данной книге разделы, написанные Т. В. Николаевой, публикуются без изменений. Это прежде всего каталог змеевиков, задуманный Т. В. Николаевой как каталог типов, а не единиц хранения. Кроме него, Т. В. Николаева оставила часть историографической статьи (до конца XIX в.) и небольшую вступительную статью, посвященную классификации амулетов.

Подготовка рукописи к публикации была поручена А. В. Чернецову. Ему принадлежат введение, заключительная часть историографической статьи, а также раздел, помещенный вслед за вступительной статьей Т. В. Николаевой, о происхождении змеевидной композиции и о параллелях к змеевидной композиции за пределами сферы амулетов-змеевиков в древнерусском искусстве. Им же составлены таблицы (в значительной мере подбор иллюстраций осуществлен Т. В. Николаевой). Разделы, написанные разными авторами, в тексте разделены звездочками. Отдельные уточнения и дополнения, внесенные в каталог А. В. Чернецовым, оформлены как примечания.