Сразу отметим, что находки боевых топоров в памятниках скифского времени, в отличие от коротких мечей-акинаков и копий, не говоря уже о наконечниках стрел, весьма немногочисленны. Это может быть связано с тем, что топоры были, прежде всего, оружием знатных скифов. Об этом свидетельствуют некоторые факты.

Во-первых, согласно одной из скифских этногенетических легенд, которые посвящены золотым дарам, упавшим с неба при сыновьях прародителя скифов – Таргитая, была и топор. Овладеть дарами повезло младшему брату – Колоксайу, который и стал родоначальником скифских царей [Геродот, IV, 5].

Во-вторых, боевые топоры в некоторых случаях изображены подвешенными к поясу на скифских антропоморфных статуях, которые по убедительному мнению М.И. Артамонова [1, c. 79], представляют собой воплощенный в камне образ героя-родоначальника. Например, именно топор изображен на известной каменной статуи с Нововасильевки (рис. 1). Не случайно, как свидетельствует Геродот [IV, 70], при заключении клятвенного соглашения скифы, которые договаривались, погружали в чашу, где были смешанная их кровь и вино, оружие, среди которой была и топор. Таким образом, топор будто освящал соглашение.

Слово «тамга», тюркско-монгольское по происхождению, в языках этой группы имело несколько значений: «тавро», «клеймо», «печать». В ходе татаро-монгольской экспансии XIII-XV вв. данный термин получил распространение в завоеванных странах Средней Азии, Восточной Европы, Ближнего и Среднего Востока, Кавказа и Закавказья, где, помимо прежних, приобрел новые значения — «документ с ханской печатью», «(денежный) налог». Очевидная популярность данного термина в тюрко-монгольской среде, откуда он и был заимствование в другие языки (в том числе и в русский), все же не может считаться доказательством именно тюрко-монгольского происхождения тамг как принципиально новой знаковой системы, отличной, например, от письменности. Между тем тамги вследствие специфики своего основного использования (как знаки родовой или племенной принадлежности), несомненно, относятся к разряду важнейших исторических источников. Научное изучение тамг и тамгообразных знаков ведется уже более двух веков, и хотя достигнутые успехи несомненны, данная тема и многие связанные с ней проблемы все еще далеки от разрешения.

В археологической коллекции Музея исторических драгоценностей Украины находится немало вещей, которые происходят из дореволюционных раскопок и частных собраний. В силу исторических обстоятельств “легенда” таких предметов неизвестна, что затрудняет их исследование и атрибуцию. К таким экспонатам относится небольшая античная шейная гривна с шаровидной подвеской (ДМ-1635), происходящая, вероятно, из дореволюционных раскопок.

Гривна изготовлена из гладкой полированной проволоки, один конец которой согнут крючком с конической кнопкой на вершине, а второй оканчивается петлей, раскованной из основы гривны в круглую пластину с прорезанным по центру отверстием. Гривна украшена подвеской, основу которой составляет шаровидная “бусина”, с напаянным на вершине пояском из косички с полоской зерни у основания, как бы образуя “крышечку”. К вершине припаяна пластинчатая петля. Шаровидная основа подвески украшена чередующимися треугольниками из зерни и кастами круглой и сердцевидной формы с пояском зерни вокруг каждого, заполненными голубой эмалью.

 Отличная сохранность большинства предметов панцирного снаряжения, обнаруженного в скифском погребении у с. Красный Подол, дает редкую возможность полной и максимально достоверной реконструкции. Небольшие разрушения коснулись лишь щита, панциря и малого набедренника. Расположение их в погребении свидетельствует о наличии двух самостоятельных комплектов оборонительного вооружения. К первому относится панцирь и большие набедренники-поножи (рис. 1, I; 2, а). На первый взгляд, казалось бы, панцирь (длина 60 см) можно отнести к типу панцирей с оплечьями, изображенным па гребне из Солохи. Поскольку чешуйки лежали в один слой, получилось бы, что железом были покрыты грудь и оплечья, а спина оставалась небронированной. Известны примеры частичного бронирования чешуйчатых панцирей. Но при ширине панциря 70, «плеч» по 22 см и больших размерах целого оплечья (38 x 27 см) он принадлежал бы гиганту. Очевидно, доспех имел иную конструкцию.

В 1974 г. Херсонская экспедиция ИА АН УССР проводила раскопки курганных могильников в курганном окружении Черной долины, удаленной от Днепра на 20 км, у с. Красный Подол Каховского р-на Херсонской обл.

Черная долина представляет собой большой степной под площадью 10 х 15 км, вплоть до недавнего времени служивший источником воды и корма для скота. Лишь несколько десятилетий назад в результате интенсивной распашки окружающих степей началось ее высыхание. О значении Черной долины в прошлом сохранилось несколько исторических свидетельств¹.

Наша публикация посвящена кургану № 2, исследованному в курганной группе 1 в 3 км к юго-западу от с. Красный Подол. Группа I насчитывала три кургана высотой 1,23-1,9 м, располагавшихся цепью с севера на юг па расстоянии 150-200 м. Два кургана были сооружены в срубное время. Один из них относился к разряду так называемых длинных курганов. Все курганы подвергались распашке.

Подавляющее большинство акинаков Боспора Киммерийского представляют собой типичные экземпляры железного оружия скифского типа. И лишь незначительное число боспорских клинков имеет те или иные своеобразные черты, выделяющие их из общей массы широко распространенных на территории Евразии акинаков. Эти не так часто встречающиеся экземпляры оружия с синкретичным набором характеристик являются довольно ярким археологическим источником, который приобретает особое значение при изучении процессов взаимопроникновения эллинской (греки-колонисты) и варварской (скифы-номады) культур на ранних этапах их сосуществования. Именно к этой немногочисленной группе оружия относится публикуемый биметаллический меч из некрополя Артющенко-2.

В статье опубликованы погребения под курга- нами скифского времени № 6 и 28 у с. Любимовка Каховского р-на Херсонской обл. Указанные комплексы примечательны находками боевых топоров, которые являются далеко не самой распространенной категорией скифского оружия.

Рассмотренные погребения датируются IV в. до н. э. по находкам античной посуды, конской упряжи и стрелкового вооружения. Судя по особенностям погребального обряда и инвентаря, погребенные относились к одной социальной прослойке простых воинов либо свободных общинников. в этом отношении они стоят в одном ряду с «секироносцами», зафиксированными в погр. 108 Мамай-Горы, кург. 62 Широкое и погр. 13 Скельки.

Опубликованные материалы подтверждают предположение о различии боевых топоров раннего и позднего скифского времени. Причем несходство проявляется не только в морфологии. в то время как первые встречаются, прежде всего, в аристократических и дружинных погребениях, вторые употребляются в том числе и рядовыми воинами.

Все боевые топоры распадаются на две хронологические группы. Первая группа (середина VII — третья четверть VI в. до н. э.) соответствует раннескифскому этапу. Изделия этого времени изготовлены под влиянием технологий кавказского центра металлообработки, а некоторые были привнесены и маркируют самые ранние памятники времен вторжения скифов в Восточную Европу. Вторая группа датирована второй половиной V-IV вв. до н. э. Дискретность в развитии боевых топоров можно объяснить тем, что после перемещения центра скифской орды из Прикубанья в Причерноморье сместился и вектор культурных контактов кочевников из Прикавказья на территорию украинской лесостепи.

Динамика изменения комплекса ударно-рубящего оружия подтвердила привнесение железных проушных топоров в Северное Причерноморье в середине VII в. до н. э. Заимствованные формы были использованы местными мастерами. Далее, в конце V в. до н. э., возникли формы, присущие исключительно памятникам Северного Причерноморья.