В статье публикуются комплексы курганов скифского времени № 6 и 28 у с. Любимовка, где среди погребального инвентаря зафиксированы находки боевых топоров.
В 1968 в зоне прокладки Каховской оросительной системы было начато работы новостроечных Каховской экспедиции под руководством А.Н. Лескова. Материалы раскопок хранятся в научных фондах Института археологии НАН Украины. Однако до велика доля находок остается неопубликованой.
В предлагаемой статье в научный оборот вводятся воинские захоронения скифского времени, исследованы у с. Любимовка Каховского р-на Херсонской обл., В частности, комплексы курганов № 6 и 28, где зафиксировано находки боевых топоров.
Указанная категория вооружения не слишком многочисленна и нечасто привлекает внимание специалистов. впервые боевые топоры скифского времени были подробно проанализированы В.А. Ильинской в специальной статье, где исследовательница последовательно рассмотрела рабочие, боевые и вотивные экземпляры и предложила их общую классификацию и хронологию [Ильинская, 1961, с. 27].
В то же время к этому материалу обратилась А.И. Мелюкова, которая разработала более разветвленную и структурированную классификацию топоров. исходным регионом их распространение она считала Северный Кавказ [Мелюкова, 1964, с. 65]. Следует отметить, что по основным моментам происхождения, социального ранжирования и функциональности, исследовательницы проявили значительную степень солидарности.
Вскоре М.М. Погребова подытожила вопросы распространения топоров скифского типа в Закавказье. Автор усилила позиции их кавказского происхождения, хотя и не считала возможным непосредственно отождествлять изделия из Кавказа и Среднего Поднепровья [Погребова, 1969, с. 179].
Собственно, названными работами подведены первый опыт изучения скифских боевых топоров. Впрочем, во второй половине ХХ в. в скифской археологии произошли значительные сдвиги.
В частности, значительно пополнилась база источников за счет поступления материала из закрытых, тщательно исследованных комплексов. Из самых показательных образцов с территории лесостепи можно вспомнить топоры с пог. 2 Репяховатой Могилы [Ильинская, 1980, с. 42] и кургана у с. Швайковцы [Бандривский, 2009, с. 202]. с новостроечных раскопок Степи были опубликованы находки из Первой Завадской Могилы [Мозолевский, 1980, с. 104], курганов у Желтокаменка [Мозолевский, 1982, с. 179] и Красного Подола [Полин, 1984, с. 112].
В то же время топоры стали предметом металлографических исследований. В частности, Г.А. Вознесенская осуществила металлографический анализ 26 железных топоров с Тлийського могильника [Вознесенская, 1975, с. 76]. Из материалов Среднего Приднепровья в разные годы проведено шесть анализов [Вознесенская, Недопако, 1978, с. 25; Москаленко, Недопако, 1980, с. 66; Шрамко, 1994, рис. 3]. Это позволило подтвердить теорию о кавказском происхождение скифских боевых топоров и проследить определенные различия в технологии кавказских и приднепровских мастеров. Вместе с тем, металлографические исследования указали на принципиальную разницу между боевыми и рабочими образцами [Шрамко, 1989, с. 150; 1990, с. 37].
В последнее время изучение скифских боевых топоров было подведены в ряде работ. Распространение железных боевых топоров среди погребальных древностей карпато-дунайских культур раннего железа было подробно проанализировано А. Козубовым. Автор, соглашаясь с предшественниками, также предполагает северо-кавказское происхождение этих находок. При этом отмечает различия векрзугских и чумбрудських образцов от экземпляров центрально-европейского и северо-причерноморского типов. их существования в Средней Европе исследовательница относит ко второй половине VII-V вв. до н. э. Кроме того, она отрицает значимость боевых топоров в захоронениях раннего железного века [Козубова, 2010, с. 91; Kozubova 2010, s. 59].
Особенности развития боевых топоров Северного Причерноморья проанализированы автором [Шелехань, 2012, с. 3]. В частности, мы обратили внимание на различие между экземплярами архаического и классического времен. Топорам, датированным VII-VI вв. до н. э, присущие массивные клиновидные формы и грацильные изделия, преимущественно прямого профиля с молоточковидные обухом и широкой оттянутой лопастью. В V-IV вв. до н. э. были распространены изогнутые, менее профилированные изделия с узкой лопастью.
Клевцы так же демонстрируют определенную неоднородность. находки раннескифского времени тяготеют к западносибирским или кубанских образцам. В то же время, немногочисленные клевцы IV в. до н. е. с большей долей вероятности связываются с местным производством.
Среди других экземпляров учтено находку с кург. 6 возле с. Любимовка, которая к тому времени была известна только по упоминанию в отчете Каховской экспедиции.
В данной работе, несмотря на то, что отдельные материалы из кургана 6 уже неоднократно занимали место в научных разработках, этот выразительный комплекс публикуется полностью. Кроме того, добавлено комплекс с кург. 28 этого же могильника, ранее оставался без внимания, поскольку найденный в нем фрагментированный топор был атрибутированная как навершие меча.
КУРГАН № 6
Исследован под руководством В.И. Бидзиля. Насыпь высотой 0,7 м ограничено кольцевой канавой диаметром 20 м, шириной 0,5-0,6 м, который был углублена в материк на 0,3-0,4 м. В северо-западном секторе канавы зафиксировано остатки тризны, которая состояла из фрагментов амфор и костей животных (рис. 1).
Согласно тексту отчета, здесь обнаружены обломки не менее пятнадцати амфор (рис. 2), которые уже неоднократно привлекали внимание исследователей. Так, С. Ю. Монахов вспоминает любимовский кург. 6 описывая фасоские амфоры развитой биконической серии. в частности, находки клеймленных амфор магистрата Мегона II исследователь относит к 60-м гг. IV в. до н. э. Кроме того, Гераклейского амфоры магистратов Евгетия и Кира он датирует 375-365 гг. до н. э. [Монахов, 1999, с. 291-295; 2003, с. 68, 69].
Вскоре на этот комплекс амфор обратил внимание В.И. Кац. Исследователь предложил сузить дату Гераклейского амфор до 375-370 гг. До н. э. [Кац, 2007, с. 415].
Впоследствии, С.В. Полину удалось выделить уже около двадцати целых или фрагментированных амфор с тризны. согласно поискам автора, кроме упомянутых гераклейских и фасоских образцов, здесь отличаются изделия из Синопы и Менд. в целом, исследователь отнес комплекс амфор с тризны кург. 6 к началу второй четверти IV в. до н. э. [Полин, 2014, с. 332, 333].
Поскольку наши поиски не посвящены дальнейшей разработке хронологии древнего импорта, не станем повторять описание каждой находки из тризны. Ведь всю информацию по этому поводу можно найти в указанных работах. Поэтому предлагаем перейти к рассмотрению захоронения.
Под насыпью открыто единственное захоронение в катакомбе (рис. 1). Входная яма, вытянутая по линии север - юг, имела размеры 1 х 0,6 м и глубину 2,9 м. С запада к ней касается погребальная камера подпрямоугольной формы, вытянутая по линии запад-восток. ее размеры 2,34 х 1 м. В заполнении прослежено илистые отложения и мелкие фрагменты костей. Над погребальной камерой зафиксирован грабительский ход, где на глубине 1,3 м найдено фрагментированное бронзовое зеркало.
Хотя поперечное чертежи катакомбы не сохранилось, приведенного описания достаточно, чтобы отнести эту гробницу ко второму типу катакомб по В.С. Ольховскому. Согласно наблюдениям исследователя, данный тип не имел широкого распространения и в значительной степени был характерен для состоятельных покойников. Использовался он от первой половины IV в. до н. э. и встречается в 17,3% от общего количества учтенных исследователем катакомб [Ольховский, 1991, с. 27, 35, 37].
Скелет похороненного мужчины зафиксированы не полностью, поскольку большинство костей были смещены. Судя по черчению, in situ сохранились лишь некоторые кости грудной клетки, правой ноги и левой ступни. по сохранившимся данным, тело было положено головой на запад, ногами к входной яме. В юго-западном углу могилы обнаружены детали конской узды: железные удила, пряжка и пара псалиев, две бронзовые сбруйные бляшки. У южной стены, за головой погребенного, зафиксировано остатки поминальной трапезы – кости неопределенного животного с обломком костяной ручки ножа. По центру захоронения, между костями человека содержались в подвешенном состоянии фрагментированные втулка копья, вток дротика и обломок лепного горшка. В юго-восточном секторе могилы, у правого колена скелета, зафиксировано железный проушный топор, лежавший рукояткой к правой руке. Остатки рукояти длиной около 30 см были частично прослежены в виде древесного тлена.
Кроме того, упоминаются в дневнике В.И. Бидзиля и зафиксированные на чертеже два наконечники стрел, которые лежали между костей погребенного, которые, впрочем, не сохранились. Ни в полевом описании, ни в отчете о них отсутствуют какие-либо упоминания, их внешний вид остался неопределенным. Такая же участь постигла и железный подток, который лежал поперек тазовых костей, но рассыпался при расчистке [Лесков, 1968/15, л. 28].
ПОГРЕБАЛЬНИЙ ІНВЕНТАРЬ
Железный проушный однолезвийный топор изогнутого профиля (рис. 3, 1). Длина изделия – 17 см, ширина в центральной части – 4 см, диаметр втулки – около 2 см.
Аналогичные изделия известны из степных захоронений. Прежде всего стоит вспомнить находку из Красного Подола, кург. 2, пог. 1. Топор изогнутого профиля, с узким коротким лезвием и широким, относительно массивным, обухом. Находился сбоку от похороненного воина, над щитом и защитными доспехами. Исследователь этого необычного захоронения датировал его по находкам гераклейских клейменных амфор и чернолакового канфара второй – третьей четвертью IV в. до н. э. [Полин, 1984, с. 118]. впоследствии, на основании дальнейшего исследования амфорных клейм сооружения гробницы были отнесены автором ко времени около 380 г. до н. э. [Полин, 2014, с. 252].
С кург. 108, пог. 3 могильника Мамай-Гора происходит топор, имеющий форму изогнутого прямоугольника, с лезвием и обухом одинаковой ширины. Провух ромбический с круглой втулкой, кроме того в проухе прослежено конусообразный деревянный клин для фиксации древка [Андрух, 2001, с. 167]. Судя по единичным находкам стрел, данное захоронение тоже относится к IV в. до н. э.
Еще одна подобная находка известна с кург. 62 курганной группы Широкое II. Обнаруженный здесь грацильный топор имеет изогнутый профиль. В проухе зафиксировано железный фиксирующий клин. Вместе с топором найдено меч с овальным набалдашником и 17 трехгранных наконечников стрел, которые указывают на погребении в пределах IV в. до н. э. [Черненко, Бунятян, 1977, с. 80].
Подобный слабо изогнутый клевец (?) Найдено в пох. 13 могильника Скельки, который, судя по составу cагайдачного набора, где преобладали трехгранные наконечники стрел, датируется IV в. до н. э. [Попандопуло, 2011 г., стр. 36].
Похожий топор происходит с почвенного пог. 3 некрополя Калос Лимен. Хотя автор считает его обоюдоострым, учитывая состояние сохранности она вполне вероятно может иметь форму, аналогичную вышеупомянутых образцов [Кутайсов, 2011 г., стр. 38]. К сожалению, сопутствующих, надежно датирующих, материала не обнаружено.
Железный наконечник копья зафиксировано в обломках (рис. 3, 2). Сохранились фрагменты острия и втулки. Длина острия – 6 см, втулки - 11,5 см. Судя по ним, копье было остролистный формы вытянутого треугольника, ромбического в сечении. втулка с разомкнутым продольным швом, с валиком по нижнему краю. Подобные изделия достаточно типичны и характерны погребениям V-IV вв. до н. э. [Мелюкова, 1964, с. 40-42; Савченко, 2004, с. 167-169].
Кроме обломков копья, в захоронении зафиксировано еще две подобные фрагментированные втулки с валиком на устье, которые, вероятно, остались от наконечников дротиков (рис. 3, 3). высота их сохранившейся части соответственно 8 и 7,5 см, диаметр основания – 3 см.
Удила петельчастые зафиксировано в юго-западном углу могилы, справа от головы погребенного. изготовлены из прямого, круглого в сечении стержня с загнутыми в петлю концами (рис. 3, 4). Диаметр петель составляет около 2 см, длина каждого звена – 9 см. Данные изделия имели широчайшее распространение на протяжении всего средне- и позднескифского времени [Могилов, 2008, с. 120 и далее].
Так же широко датируется пара железных псалиев, вид которых реконструируется достаточно условно (рис. 3, 6). Судя по сохранившимся обломками, они S-образной формы с двумя отверстиями и утолщениями на концах, позволяет также отнести их к V-IV вв. до н. э. [Могилов, 2008, с. 37].
Пару бронзовых круглых полусферических бляшек диаметром 3,3 и 3,4 см найдено неподалеку удил. На внутренней стороне изделий фиксируются остатки от потерянных литых петель (рис. 3, 7). Данные предметы также являются типичными экземплярами, широко распространенными в V-IV вв. до н. э. [Могилов, 2008, с. 41].
Вместе с удилами зафиксировано подпружную железную пряжку, которая «приросла» к стержню (рис. 3, 5). Пряжка прямоугольной формы с выступом-фиксатором, который служил для крепления ремней. На фоне многочисленных функционально похожих кольцеобразных изделий, у аналогий для этого экземпляра является более узким, чем для других деталей узды. Подобные пряжки встречены в достаточно ограниченном количестве [Могилов, 2008, с. 62, 63].
Аналогии этому изделию можно условно разделить на две группы. Наверное, самые ранние аналогичные пряжки известны из лесостепи. в частности, с кург. 7, пог. 1 Перещепинского могильника происходит пряжка, формой подобная трапеции с вогнутыми углами. согласно особенностям отделки золотой пластинки, коплекс относится к последней четверти V - первой четверти IV в. до н. э. Другой выразительный комплекс с этого могильника – кург. 12, по набору узды датировано первой половиной IV в. до н. э. [Махортых, 2012, с. 153, 154].
Еще одно лесостепное воинское захоронение, где зафиксировано прямоугольную пряжку – кург. 2 возле с. Малая Рогозянка, который, согласно античного импорту, датировано началом IV в. до н. э. [Бан-Дуровски, Буйнов, 2000, с. 73].
Другая группа пидпрямокутних пряжек относится ко второй половине IV в. до н. э. и фиксируется в аристократических степных курганах. Прежде всего нужно вспомнить Толстую Могилу. Пряжки были встречены в лошадиной могиле № 2 и их дата, как и остального рядового инвентаря, укладывается в рамки середины - третьей четверти IV в. до н. э. [Мозолевский, 1979, с. 40, 228, 229].
Другая аналогия известна с лошадиной могилы Мелитопольского кургана, вуздечного набора лошади № 1. Данный комплекс также относится к третьей четверти IV в. до н. э., хотя авторы считают несколько позже по Толстую Могилу [Тереножкин, Мозолевский, 1988, с. 137, 149].
Конское захоронение Водяной Могилы, где два коня были похоронены вместе с конюхом, также содержало аналогичную прямоугольную пряжку с выступлением. Так же по античной керамикой этот комплекс относится к третьей четверти IV в. до н. э. [Мозолевский, Полин, 2005, с. 90, 356, 357].
В кург. 487 у с. Капитановка комплект узды в целом датировано концом IV в. до н. э. по характерным особенностям нахрапника [Фиалко, 1996, с. 96]. Уточняет позицию находка Гераклейского амфоры, принадлежащей этому же времени [Монахов, 1999, с. 434-438]. Поэтому исследователи и относят данное захоронение к концу IV в. до н. э. [Алексеев, 2006, с. 50].
Предложенные аналогии деталей конской узды, а также их датировки согласуются с хронологической позиции амфорных материала с тризны.
Бронзовое дискообразное зеркало (рис. 3, 8), найденное в грабительскому лазу, тоже бесспорно принадлежало этом погребенному. согласно сохранившимся фрагментам, его диаметр составляет 14 см. На одном из фрагментов прослеживается пара отверстий для крепления рукояти. Аналогичные изделия встречаем среди многих захоронений позднескифского времени. Среди них можно назвать кург. 8 курганной группы Обильные Могилы [Болтрик, Фиалко, с. 150], кург. 69, пог. 1 могильника Широкое ИИ [Яерненко, Бунятян, с. 85].
Костяная цельная рукоять ножа (рис. 3, 9) длиной 9 см. Имеет плоскую форму, шестиугольная в сечении. с одной стороны сохранился паз для крепления клинка. Подобные ножи широко распространенные в позднескифских памятниках. В частности, они были встречены в уже упоминавшихся захоронениях Толстой Могилы, Водяной Могилы и Мамай-горы.
Лепной горшок (рис. 3, 10). Сохранился лишь фрагмент тулова черного цвета, слабообожженого, с подлощеной поверхностью и выделенным плечиком. Высота – 13 см, диаметр дна – 10 см. С оглядкой на фрагментарность сосуды, можно предполагать, что она принадлежит к первому типу лепных горшков по Н.А. Гаврилюк и находит аналогии в кург. 3, пох. 3 у Перечадовки [Гаврилюк, 1980, с. 19].
В захоронении зафиксировано также несколько железных предметов неизвестного назначения: фрагмент железной скобки из круглой в сечении проволоки диаметром 0,7 см (рис. 3, 11) и неопределенное железный изделие (северо-западный угол могилы), которое, судя по изображению на чертеже, имело форму изогнутой пополам пластинки размером около 5 х 8 см.
КУРГАН № 28
Диаметром 14 м (рис. 4) исследованы под руководством Я.И. Болдина. На момент работы был полностью распахан и фиксировался на местности только с материковым выбросом и вспахано обломками известняка из заклада захоронений. Под ним расчищено два погребения скифского времени.
 |
 |
| Рис. 4. План кургана 28 | Рис. 5. Курган 28 захоронение 1, план и пересечения |
ЗАХОРОНЕНИЕ 1 (рис. 5)
Построен в центральной части кургана. На глубине 0,6 м зафиксирован заклад, составленный из обломков ракушняка разного размера. Скопление камней имело овальную форму, вытянутую по линии запад-восток размером 2,6 х 1,9 м. В южном секторе открыто заваленную камнями входную яму катакомбы. Яма подпрямоугольной формы, вытянутая по линии юго-запад-северо-восток, размерами 2,94 х 0,5-0,6 м. На глубине двух метров находилась ступенька высотой 0,3 м, поэтому общая глубина входной ямы составляла 2,3 м.
Погребальная камера касающаяся входной ямы с северо-западной стороны. Овальной формы, вытянута по линии запад-восток, размерами 2,8 х 1,5 м. От входной ямы камера была отгорожена каменной закладкой, состоящий из каменных глыб, поставленных на ребро и прислоненный к устью камеры.
Данная гробница относится к первому типу катакомб по В.С. Ольховскому. Это наиболее распространенный тип, который включает почти половину от общего числа классифицированных катакомб VI-IV вв. до н. э. [Ольховский, 1991, с. 27, 35, 37].
В могиле зафиксировано одиночное погребение мужчины, лежащего вдоль северной стены головой на юго-запад. У председателя, в юго-западном углу стоял горшок, в северо-западном — кости барана, среди которых лежал железный нож.
ПОГРЕБАЛЬНЫЙ ИНВЕНТАРЬ
Железный проушный топор изогнутого профиля (рис. 6, 1) располагалась вблизи правой голени похороненного, внутренней частью к его правой руки. Длина сохранившейся части изделия – 7,7, ширина в центральной части – 3,5, диаметр втулки – около 1,5 см.
Ранее это изделие оставалось вне поля зрения исследователей из-за того, что в тексте отчета оно было названо набалдашником меча [Лесков и др., 1968/15, с. 61]. Очевидно, это случилось потому, что от него сохранилась лишь незначительная часть. впрочем, в полевом описании (кург. 28 № 173) и полевом дневнике Я.И. Болдина [Лесков и др., 1968/15, л. 63] данный экземпляр однозначно назван топором. На это указывают также следы древесного тлена в проухе, что исключает возможность интерпретировать это изделие как деталь меча.
С оглядкой на фрагментарность описанного экземпляра, можно лишь отметить, что сохраненный обломок демонстрирует изогнутый профиль, аналогичный профилю предыдущего рассмотренного топора. Поэтому его круг аналогий также лежит среди памятников V-IV вв. до н. э. типа топора из Красного Подола.
Наконечники стрел (рис. 6, 2). По данным отчета, сагайдачный набор по захоронению насчитывал 53 наконечника согласно полевого описания (кург. 28 № 174), или 48 наконечников согласно текстовой части отчета [Лесков и др., 1968/15, с. 61]. К настоящему времени сохранилось 45 экземпляров, причем типологически они весьма разнообразны, на чем подробно не останавливались авторы отчета.
Суммарно из имеющихся наконечников стрел удается выделить пять типов.
А) Трехлопастные со скрытой втулкой и опущенными лопастями (11 экз), II отдел, 6 тип1. Возможно, три наиболее широкие экземпляры являются более ранними из числа представителей этого типа. Такие изделия появляются уже в конце VI в. до н. э., широкое распространение их приходится на вторую половину V - начало IV в. до н. э. Впрочем, более грацильный абрис подавляющего числа наконечников этого типа побуждает относить их сугубо ко второй половине V - началу IV в. до н. э. Они были зафиксированы в таких памятниках, как Стеблев, кург. 12 [Скорый, 1997, с. 87], Медвин, кург. 18 [Левченко, 2012, с. 173], Гришковка, кург. 25 пох. 2 [Гречко, Шелехань, с. 70].
Б) Трехлопастные наконечники стрел с выделенной втулкой и опущенными лопастями (23 экз.), II отдел, 8 тип. Треугольный пирамидальный контур данных экземпляров встречается нечасто, поскольку обычно указанные характеристики втулки и лопастей присущи изделиям более плавного арочного контура. Подобные наконечники были встречены в таких комплексах, как Осняги, кург. 4 [Ковпаненко, 1967, с. 106], Стеблев, кург. 12 [Скорый, 1997, с. 87], Медвин, кург. 18 [Левченко, 2012, с. 173], Гладковщина, кург. 2 [Григорьев, 1994, с. 75], Стайкин верх, кург. 3 [Ильинская, 1968, табл. VII], что указывает на возможное время их существования в рамках второй половины V в. до н. е.
В) Трехлопастные опорно-втульчастой формы с выделенной втулкой и лопастями, срезанными под острым углом (5 экз., Два из которых отнесены условно, поскольку имеют довольно сильно сточенную головку), II отдел, 7 тип. Довольно подобные описанным выше, поэтому можно лишь отметить, что они относятся к тому же горизонту.
Г) Трехлопастные с башнеобразными головкой и выделенной втулкой, украшенной Х-образными литыми метками (2 экз.). относятся к 10 типа. встречаются в захоронениях V в. до н. е .: Перещепино, кург. 3/2002 [Махортых, 2012, с. 150], Бересняги, кург. 4 [Полин, 1987, с. 31].
Д) Трёхгранные пирамидальной формы с ложками и опущенными жалами (4 экз.). Относятся к различным вариантам отдела III типа 8. встречаются в комплексах второй половины V-IV вв. до н. э. в частности, наиболее ранними являются Осняги, кург. 4 [Ковпаненко, 1967, с. 106] и Гладкивщина, кург. 2 [Григорьев, 1994, с. 75].
Суммарно, абсолютное большинство экземпляров трехлопастные, только четыре наконечники имеют трехгранную форму. При этом подавляющее число находок достаточно грацильны. Только три экземпляра демонстрируют широкое очертание с пропорцией ширины к длине 1:2,5, другие же стройные пропорции 1:3,5. Поэтому в целом рассмотренный сагайдачный набор может быть датированным в пределах V в. до н. э. Единичные находки широких трехлопастных и трехгранных наконечников стрел указывают на то, что время его комплектации можно ограничить время существования доминирующего, восьмого типа, определяет дату в пределах второй половины (возможно, третьей четверти) V в. до н. э.
Кроме того, в захоронении было найдено еще несколько вещей, которые могут быть датированы достаточно широко, впрочем, сообразуясь с датой сагайдачного набора. Подразумеваем железный нож с горбатой спинкой (рис. 6, 3) и вток наконечника копья (рис. 6, 4).
Горшок, зафиксированный рядом с жертвенной пищей в западном секторе захоронения, к сожалению, не сохранился до наших дней. Представление о его форме можно составить из полевого описания и рисунка на чертеже. Это сосуд с прямыми венцами, отогнутыми наружу, округлым туловом с максимальным разширением в средней части и рантиком по дну. О наличии орнаментации данных нет. На донышке прослежено отпечатки ткани. Размеры горшка: высота — 12,5, диаметр венец — 9,5, диаметр донышка — 7,8 см. Таким образом, данный сосуд можно отнести ко второму типу лепных горшков по Б. Гракову [1964, с. 70], или второго типа, первого варианта по Н.А. Гаврилюку, характерного для позднескифских захоронений [Гаврилюк, 1980, с. 20-22]. Положение горшка за головой погребенного, наряду с напутственной пищей, является традиционным для скифских захоронений [Гаврилюк, 1980, с. 18].
ПОГРЕБЕНИЕ 2 (рис. 7, 1)
Синхронное первому, построенное в двух метрах к юго-западу от захоронения 1. Пятно входной ямы зафиксировано на глубине 1,4 м. Она прямоугольной формы, достаточно узкая, вытянутая по линии северо-запад – юго-восток, ее размеры — 2,7 х 0, 5, глубина — 1,9 м.
Погребальная камера трапециевидной формы сооружена под западной стеной входной ямы. Вход в камеру перекрыт вертикально поставленными глыбами известняка. Длина заведения — 2,4, высота — 0,6 м. Толщина глыб достигала 0,2-0,4 м. Длина погребальной камеры 2,7, ширина в западной части — 1,1, восточной — 0,73 м.
1 — план и сечение захоронения; 2 — наконечники стрел
Вдоль западной стены могилы, головой на север – северо-запад лежал скелет мужчины в вытянутом положении на спине. Кости грудной клетки разбросаны, череп переброшены, что указывает на ограбление захоронения. В северо-западном секторе могилы зафиксировано остатки заупокойной пищи – ребра и лопатка скота, возможно барана.
ПОГРЕБАЛЬНЫЙ ИНВЕНТАРЬ
Представлены только наконечниками стрел, хотя и в этом случае их число точно не устанавливается. В дневнике исследователя указано, что у левого бедра найден «несколько наконечников стрел» и еще один экземпляр зафиксировано во черепом похороненного [Лесков и др., 1968/15, л. 59]. В полевом описании указано общее количество 7 экземпляров (кург. 28 № 176). В тексте отчета указано, что между входом в подбой и левым бедром погребенного найдено 6 наконечников [Лесков и др., 1968/15, с. 61]. Сейчас в коллекции хранится 6 наконечников из этого комплекса. они демонстрируют определенную однородность с находками из пог. 1, поскольку представленные здесь типы (рис. 7, 2) полностью совпадают с типами, выделенными выше. Поэтому наверное целесообразным будет считать оба захоронения синхронными и датировать их второй половиной V в. до н. э.
Итак, описаны комплексы с боевыми топорами демонстрируют определенную однородность. в частности, захоронения с кург. 6 относится к первой половине IV ст. до н. э. амфорным материалом с тризны. Не противоречат этому и характерные детали конской узды. Пог. 1 под кург. 6 можно датировать второй половиной V в. до н. э. по составу сагайдачного набора. Поэтому, возможно рассмотрены комплексы принадлежали представителям двух поколений одной родственной группы населения.
Привлекает внимание положения топоров, прослеживаемое в рассмотренных захоронениях. В обоих случаях оружие располагалась, будучи обращенного древком к правой руке. Судя по этому, возможно участники ритуала прибегли к возложению оружия в «рабочем» положении.
Следует также упомянуть о каком положении были зафиксированы топоры в родственных комплексах. Наиболее полным и сохраненным комплексом является пог. 1 кург. 2 б у с. Красный Подол. Зафиксированый здесь топор размещался на расстоянии от тела. В то время как похороненный лежал на разосланном чешуйчатом панцире, топор была возложена на втором комплекте защитного доспеха, размещенном в углу могилы [Полин, 1984, с. 108].
В пох. 43 могильника Николаевка железный топор была зафиксирован у локтя правой руки воткнутой в дно могилы [Мелюкова, 1975, с. 91].
Топор с Мамай-горы, пог. 108 лежал поперек правого предплечья. Хотя трудно понять, что имел автор в виду – только железную рабочую часть, или все изделие вместе с древком [Андрух, 2000, с. 165].
В кург. 4, пог. 2 группы Страшной Могилы топор другого типа, чем опубликованные в данной статье, лежала несколько в отдалении от похороненного на уровне его правого локтя, параллельно телу, рукояткой вниз. Причем она была возложена на древко длинного копья, который лежал наискось погребальной камеры [Тереножкин, 1973, с. 142].
Подобным образом зафиксирован топор с кург. 62 могильника Широкое, хотя в этом случае он лежал вплотную к правому плечу похороненного [черненко, Бунятян, 1977, с. 80].
В пог. 13 могильника Скельки оружие, принадлежавшее мужчине (топор и дротик), зафиксировано в углу катакомбы под поминальной едой. Автор исследований связывает это с тем, что похороненный и его инвентарь был сдвинут при подзахоронении женщины [Попандопуло, 2011 г., стр. 36]. Впрочем, поскольку скелет мужчины сдвинут под южную стенку камеры, а оружие зафиксировано в западной части, можно предполагать, что первично оно было возложено возле головы первого похороненного.
В Первой Завадской Могиле, хотя она и была довольно сильно ограблена, автор примерно реконструирует размещения тела и инвентаря. Согласно этому, найденный здесь клевец размещено справа от тела, без уточнений относительно его положения [Мозолевский, 1980, с. 99].
Поэтому мы видим, что общей чертой для большинства комплексов является возложение топоров справа от тела. Но в отличие от мечей и кинжалов, которые часто фиксируются на поясе похороненных [Ольховский, 1991, с. 59, 69, 88, 109], боевые топоры в подавляющем большинстве положены вдоль тела. Если же взглянуть на изображения топоров в антропоморфной скульптуре, можно отметить, что во всех случаях они изображены в комплексе с воинским снаряжением, передавая существующую систему крепления оружия на поясе воина [Шелехань, 2010, с. 36]. Несоответствие изображений топоров с их местом в погребальном инвентаре может объясняться вторичностью этой разновидности оружия в скифской паноплии.
В социальном измерении рассмотрены захоронения Любимовского могильника также находятся в одной плоскости. Это подкурганные захоронения с западной ориентацией, совершенные в катакомбе с каменным закладом. Приведенные черты являются одними из самых устойчивых и распространенных деталей погребальной обрядности степной Скифии IV в. до н. э. [Ольховский 1991, с. 102]. Судя по особенностей погребального обряда и комплектации погребального инвентаря, они принадлежат воинам одного слоя, вероятно, представителям слои свободных общинников. В этом отношении мужчины, погребенные под кург. 6 и 28 стоят в одном ряду с воинами с Мамай-горы [пох. 108], Широкое [кург. 62] и Скалы [пох. 13].
Таким образом, опубликованные материалы еще раз иллюстрируют процесс генезиса боевых топоров. В частности, дополнительно подтверждается распространение в V-IV вв. до н. э. изделий изогнутого профиля. Причем их отличие от раннескифского образцов прослеживается не только в морфологии. Если во времена архаики боевые топоры встречаются прежде всего в аристократических и дружинных захоронениях, то в позднескифское время они распространяются в том числе и в среде рядовых воинов.
Автор: Шелехань О.В. Поховання скіфських воїнів із сокирами з Любимівського могильника (за матеріалами Каховської експедиції) // Археологія і давня історія України, 2016, вип. 1 (18) Оригинальная украинская версия, включая библиографию, опубликована здесь.