Развитие материальной культуры населения Среднего Поднепровья в первой половине I тысячелетия н.э.

За последние годы представления об историко-культурном процессе в Восточной Европе в I тысячелетии н. э. значительно изменились. Господствовавшая продолжительное время периодизация, предполагавшая смену зарубинецкой культуры черняховской, уступила место новой, что связано с открытием нового типа памятников, получивших название позднезарубинецких. Они известны в настоящее время на Среднем Днепре, Десне, Южном Буге, в Южной Белоруссии, в основном на территории, ранее занятой классическими зарубинецкими древностями. Относясь к различным хронологическим периодам, эти памятники в течение почти всей первой половины I тысячелетия н. э. сохраняют определенные черты сходства с зарубинецкой культурой. Однако в целом вопрос о характере их взаимосвязей – временных и генетических – остается невыясненным. Если для ареала в целом выделены уже все основные звенья в развитии материальной культуры первых трех четвертей I тысячелетия н. э., то для отдельных районов и периодов еще остаются существенные пробелы. Для Среднего Поднепровья очень остро стоит вопрос о характере культуры первой четверти I тысячелетия. Много неясных вопросов имеется и в облике культуры во второй четверти I тысячелетия н. э., когда этот район становится зоной пограничья двух историко-культурных группировок черняховской и киевского типа, представляющих здесь две различные линии развития. Выяснение характерных черт культуры данного этапа представляется особенно важным прежде всего в плане изучения общих проблем этногенеза восточных славян.

В данной статье мы остановимся на некоторых вопросах, связанных с характером историко-культурного развития Среднего Поднепровья в первой четверти I тысячелетия н. э., а также рассмотрим ряд особенностей в развитии культуры последующего этапа – киевского типа, позволяющих раскрыть автохтонный характер этого явления, его связи с культурой местного населения, предшествующей зарубинецкой эпохи.

Поскольку подобные вопросы обсуждаются уже не впервые, мы видим свою непосредственную задачу в привлечении новых фактов, ставших известными в последнее время или пересмотренных с новых позиций, а также систематизации имеющегося материала, ограничиваясь ссылками на литературу в вопросах, уже получивших то или иное освещение в литературе.

Источниковедческая база для изучения данного периода ограничена прежде всего территориальной распыленностью памятников и неполнотой комплексов для отдельных районов и периодов. Так, первая четверть I тысячелетия н. э. (начальный период постзарубинецкого этапа) представлена полноценными комплексами на Десне (Почеп) и Южном Буге (Марьяновка-Рахны), что, несомненно, уже дает право судить об основных характерных чертах в развитии культуры этого периода. Но для Среднего Поднепровья картина остается недостаточно ясной. Отсюда происходят многочисленные находки различных предметов из металла, хронологически связанных с данным периодом, римских монет, привозной керамики и т. п., но все еще неизвестны полноценные комплексы и памятники. Поэтому и в оценке данного периода возникли крайне противоположные точки зрения. Наиболее остро стоит вопрос о роли зарубинецкой культуры в дальнейшем развитии населения Среднего Поднепровья. Здесь можно выделить два основных направления, связанных с признанием или непризнанием этой роли и преемственности между культурами последовательных хронологических этапов. Внутри каждого направления имеются и дополнительные различия. Однако для краткости мы остановимся на крайних – как наиболее противоречивых – вариантах.

Пожалуй, наиболее распространенной в настоящее время следует считать точку зрения, согласно которой историко-культурный процесс в Среднем Поднепровье протекал с периодическими разрывами на протяжении первой половины I тысячелетия н. э. Сторонники этой позиции отводят решающую роль внешним факторам в формировании материальной культуры данного периода, отрицая тем самым автохтонную линию историко-культурного развития.

Надо сказать, что еще с середины 50-х годов существует гипотеза о поступательном, эволюционном характере развития материальной культуры в Среднем Поднепровье от рубежа до третьей четверти I тысячелетия н. э. на основе зарубинецкой культуры, позднейшими модификациями которой являются как памятники первых столетий нашей эры, так и киевский тип, названные позднезарубинецкими.

Обе гипотезы являются попытками реконструкции историко-культурного процесса на основании некоторых фрагментарных данных. Поэтому немаловажно выяснить методический подход к источникам, послужившим основанием для этих гипотетических построений. В первом случае со всей очевидностью использован факт отсутствия полноценных памятников времени первой четверти I тысячелетия н. э., на наш взгляд, имеющий весьма преходящее значение. Этот факт сам по себе не может быть однозначным и служить основанием для решения вопроса о степени заселенности территории. В то же время сторонниками данной гипотезы не учитываются многочисленные, хотя и разрозненные, данные о материальной культуре рассматриваемого периода. Следовательно, такая попытка реконструкции лишена самых необходимых обоснований.

В основу второй гипотезы положен метод восстановления недостающих звеньев по стадиально схожим явлениям. Привлекаются материалы Южного Побужья для реконструкции наиболее раннего этапа (комплекс Марьяновки – для I в. н. э.), а также широко используются так называемые случайные находки для реконструкции хронологически целостных комплексов (комплекс II – начала III в. восстановлен по отдельным находкам из района Переяслав-Хмельницкого).

Реконструктивный метод на основе фрагментарных данных (все «случайные» находки случайны только с точки зрения условий нахождения, но их связь с данной территорией закономерна, и их можно рассматривать как фрагменты целостных комплексов) и синхростадиальных параллелей для решения поставленной задачи является достаточно объективным. Этот метод не закрывает пути для поисков и расширения круга подобных источников и, следовательно, создает предпосылки для расширения и той базы, на которой эта гипотеза возникла.

Рис. 1. А. Картосхема распространения находок первой четверти I тысячелетия н. э на Среднем Поднепровье: а – фибулы; б – амфоры и их фрагменты; в – краснолаковая посуда; г – металлическая посуда; д – бронзовые статуэтки; е – вещевой клад; ж – пряжка; з – монетные находки; и – монетные находки на территории Киева. 1 – Киев; 2 – Ржищев; 5 – Великий Букрин; 4 – Зарубинцы; 5 – Гридцинцы; 6 – Степанцы; 7 – Кононча; 8 – Хмельна; 9 – Пастырское; 10 – Сахновка; 11 – Москаленки; 12 – Пекари; 13 – Чернобыль; 14 – Андреевка; 15 – Гореничи; 15а – Черногородка; 16 – Белогородка; 17 – Козин; 18 – Великая Снетинка; 19 – Васильков; 20 – Великая Бугаевка; 21 – Старые Безрадичи; 22 – Обухов; 23 – Козиевка; 24 – Григоровка (Обуховский р-н); 25 – Мытнпца; 26 – Стайки; 26а – Ходоров; 27 – Трахтемиров; 28 – Малый Букрин; 29 – Медведовка; 30 – Пиевцы; 31 – Панкрачи; 32 – Веремье; 33 – Зикрачи; 34 – Дудари; 35 – Тростянец; 36 – Селшце; 36а – Бобрица; 37 – Канев; 37а – Яблунив; 38 – Масловка; 39 – Росава; 40 – Потапцы; 41 – Бересняги; 42 – Межиричи; 43 – Пустовиты; 44 – Тептиевка; 45 – Богуслав; 46 – Шарки; 47 – Ромашки; 48 – Узин; 48а – Кишинцы; 49 – Мазепинцы; 50 – Пустоваровка; 51 – Городище Пустоваровское; 52 – Самгородок; 53 – Тетиев; 54 – Пилппча; 55 – Шкаровка; 56 – Бирюки; 57 – Насташка; 58 – Синява; 59 – Чернин; 60 – Кирданы; 61 – Ковшеватое; 62 – Орловец; 63 – Келеберда; 64 – Липлява; 65 – Трубайловка; 66 – Зоря; 67 – Семиполки; 68 – Жукин; Б. Памятники с культурным слоем первой четверти I тысячелетия н. э. на Среднем Поднепровье: а – местонахождения, подвергавшиеся раскопкам; 6 – местонахождения на территории Киева; в – местонахождения, известные по разведочным метариалам; г – сероглиняная посуда; д – шпора; е – могильник. 1 – Грини; 2 – Лютеж; 3 – Киев (Киселевка, Оболонь); 4 – Гвоздов; 5 – Великие Дмнтровичи; 6 – Старые Безрадичи; 7 – Новые Безрадичи; 8 – Таценки; 9 – Обухов, уроч. Козаров Шпиль; 10 – Триполье; уроч. Девич-Гора; 11 – Жуковцы; 12 – Рудяки; 13 – Волчков; 14 – Пасишна; 15 – Селище; 16 – Коржи; 17 – Бучаки; уроч. Бабина Гора; 18 – Бортничи

Авторам статьи пришлось столкнуться с вопросом о древностях первой четверти непосредственно в ходе работы по изучению и картографированию памятников I тысячелетия и. э. в бассейне р. Стугны. Как показали полевые наблюдения, почти на всех известных здесь пойменных и мысовых памятниках около сел Таценки, Новые Безрадичи, Великие Дмитровичи в культурном слое наряду с зарубинецким материалом выступают позднезарубинецкие материалы первой четверти I тысячелетия н. э., а также материалы киевского типа. Подобное сочетание зарубинец-ких и позднезарубинецких черт характерно и для многих других памятников Среднего Поднепровья, что неоднократно отмечалось в литературе.

Однако до последнего времени их не удавалось дифференцировать и выделить позднезарубинецкий материал в виде самостоятельных комплексов или. слоя. Это обстоятельство позволяет пам подробнее остановиться на анализе одного двухслойного памятника, материалы которого могут внести существенные дополнения в решение интересующего нас вопроса. Речь идет о памятнике, расположенном на мысу коренного берега Стугны при ее впадении в Дпепр, в уроч. Девич-Гора, у с. Триполье. Здесь на верхней площадке мыса были открыты зарубипецкие погребения, перекрытые культурным слоем.

Вопрос о происхождении, культурной принадлежности и хронологии верхнего слоя Девич-Горы очень интересен, но, к сожалению, оказался весьма запутанным в литературе. В наиболее полной его публикации верхний слой определен как древнерусский, что является явным заблуждением. Еще при первом обследовании этого памятника П. А. Раппопортом было отмечено полное отсутствие на нем древнерусского материала. Это подтвердилось и в ходе неоднократных обследований, проведенных здесь в 70-х годах экспедицией Киевского пединститута. Не обнаружены древнерусские материалы и в коллекциях из Девич-Горы, хранящиеся в фондах Института археологии АН УССР. В сводке зарубпнецких памятников, приведенной в монографии Е. В. Максимова, вообще отсутствуют сведения о верхнем слое Девич-Горы. Между тем дополнительные работы, проведенные здесь по изучению стратиграфии памятника, подтвердили наличие культурного слоя, перекрывающего зарубпнецкие погребения. С ним связано единственное открытое на верхней площадке мыса сооружение – глинобитная печь своеобразной конструкциии, которая интерпретируется как жертвенник. Это позднейшее сооружение разрушило одно из зарубинецких погребений. Поэтому многочисленные фрагменты керамики, найденные в слое над погребениями, стратиграфически можно связывать с этим сооружением. Многие находки из слоя сильно пережжены и деформированы, что свидетельствует о пребывании их в огне уже во фрагментарном состоянии. В этом отношении верхний слой Девич-Горы по своему характеру напоминает «тризновый» слой Черняховских могильников, что может рассматриваться как дополнительный аргумент в пользу культового характера памятника.

Что касается хронологии верхнего слоя, то здесь мы вынуждены прибегнуть к данным стратиграфии и сравнительно-типологического анализа керамического комплекса. Позднейшие погребения зарубинецкого могильника на Девич-Горе могут быть отнесены к I в. н. э., о чем свидетельствуют находки из погребений: проволочная фибула с подвязным приемником и бронзовая игла с ушком, ближайшие аналогии которым дает Почепское селище. Следовательно, образование слоя могло быть связано с самым концом I в. или, что вероятнее, рубежом I и II вв. н. э. Эти данные позволяют уточнить анализ керамического комплекса из верхнего слоя памятника. Он включает в основном грубостенную керамику – фрагменты горшков с ребристым туловом, раструбообразной шейкой и узким дном, украшенных по венчику вдавлениями и насечками: лощеные лепные миски с ребристым туловом; плоские глиняные диски. Несколько фрагментов принадлежат серолощеным гончарным мискам с прямым или загнутым внутрь венчиком.

Полные аналоги описанным выше типам керамики известны в позднезарубинецких комплексах Южного Побужья и Десны, что позволяет судить хотя бы в общих чертах о хронологическом диапазоне верхнего слоя и относить его в целом к первой четверти I тысячелетия н. э., надеясь, что со временем новые данные позволят уточнить граничные даты.

Очевидно, теперь более ясным становится наличие подобного типа керамики не только на ближайших к Девич-Горе пунктах по р. Стугне в Таценках, Новых Безрадичах, Великих Дмитровичах, но и на других пунктах (сейчас их известно уже более 20, рис. 1 Б), так же, как и значительного числа «случайных» находок – изделий из металла, привозной керамики и т. п., зафиксированных более чем на 70 пунктах Среднего Поднепровья (рис. 1, А). Обратившись к карте находок, можно убедиться, что их равномерное и достаточно частое расположение вряд ли можно считать случайным.

Рис. 2. Датирующие находки первой четверти I тысячелетия н. э. с территории Среднего Поднепровья: а – датировка по А. К. Амброзу (фибулы), К. Годлевскому (шпора), Т. Н. Кнппович (краснолаковая чашка), М. И. Вязьмитиной (сероглпняпая мисочка), М. Б. Щукпну (пряжка); б – предполагаемые датировки. Фибулы: 1 – Грищинцы; 2 – Ржищев; 3 – Рудяки; 4, 8 – Кононча; 5 – Степанцы; 6 – Зарубппцы; 7 – Лютеж; 9 – Пастырское; 10 – Таценки. Пряжка: 11 – Корчеватое. Шпора: 12 – Новые Безрадичи. Краснолаковая чашка: 13 – Грини. Сероглиняная миска: 14 – Триполье, уроч. Девич-Гора

Уже неоднократно отмечалась связь этих отдельных находок с культурным слоем, содержавшим лепную керамику позднезарубинецкого типа. С культурным слоем (или погребениями) позднезарубинецкого типа связапа почепская фпбула в Коржах, глазчатые в Таценках и Лютеже, причерноморские – в Таценках, поздние сильнопрофилированные в Пасишной и Рудяках, вендская в погребении из Бортничей.

Е. В. Максимов отмечал, что находки римских монет I – начала III в. н. э. в Среднем Поднепровье ни в одном случае не связаны с поселениями Черняховского типа. Сейчас мы можем отметить, что в нескольких пунктах находок монет стали известны поселения с поздне-зарубинецкой керамикой (Новые Безрадичи. Киев, Обухов и др., рис. 1, А, Б).

Обращает на себя внимание значительная концентрация подобного рода находок – изделий из металла (украшепий, посуды), монет на территории Киева, где, как известно, выявлено «гнездо» зарубинецких поселений. Если рассмотреть состав этого комплекса находок I – начала III в. н. э. из Среднего Поднепровья, то следует отметить, что он вполне отвечает комплексам хорошо исследованных позднезарубинецких памятников Южного Побужья и Подесенья. Для него характерны находки провинциально-римских фибул (с выемчатой эмалью, различные варианты сильнопрофилированных) и глазчатые фибулы; некоторые типы светлоглиняных и красноглиняных амфор (с двуствольной ручкой, узкодонных и т. д.), краснолаковая посуда, позднеантичная гончарная серолощеная керамика, монеты I-III вв. н. э. и другие вещи, образцы которых приведены нами (рис. 2 и 3, 14-27).

Рис. 3. Сравнительная таблица форм керамики первой половины I тысячелетия из памятников Среднего Поднепровья I – керамика зарубинецкой культуры. 1, 2, 4-11 – Корчеватовский могильник; 3 – пос. Шучинка; 12 – Зарубинецкий могильник; 13 – пос. Оболонь, Луг 4. II – керамика первой четверти I тысячелетия н. э. 14-16, 19-21, 22 – Грини; 17, 18, 20, 23 – Триполье, уроч. Девич-Гора; 24, 27 – Таценки; 25, 26 – Новые Безрадичи. III – керамика киевского типа III в. н. э. 28-34, 36-38, 44, 45 – Обухов III; 35, 39, 40, 46 – Назаровичи. IV – керамика киевского типа IV-V вв. н. э. 47, 50—54 – Новые Безрадичи; 48, 49, 51, 53, 55г 56, 58, 61 – Обухов II; 52-57, 59, 60 – Обухов III

В отношении хронологии следует отметить, что приведенный средне-днепровский комплекс охватывает полностью всю первую четверть I тысячелетия н, э. (рис. 2) и, вероятно, содержит и «связующие» элементы с более ранними и более поздними комплексами, которые можно будет выделить в ходе дальнейших исследований. Особенно хорошо определяют хронологический диапазон многочисленные находки римских монет, среди которых есть клады, содержащие монеты I-II вв., отдельные находки монет как II, так и II -начала III в.

Следовательно, если стадиально-сравнительный подход к явлениям культуры данного этапа позволяет ответить на вопрос о возможном характере комплекса материальной культуры первой четверти I тысячелетия н. э. в Среднем Поднестровье, то анализ конкретных материалов позволяет воспроизвести основные черты этого комплекса. Уже сейчас можно отметить следующие особенности в развитии культуры первой четверти I тысячелетия н. э. Прежде всего сохранившаяся связь со старыми местами обитания (как в пойме, так и на мысах, о чем свидетельствуют памятники Постугнянья). Вероятно, появляются и новые места заселения (где культурный слой с находками первой четверти играет самостоятельную роль), об их наличии свидетельствует верхний слой Девич-Горы, а также комплекса из Гриней и, возможно, Лютежа.

Керамический комплекс сохраняет многие черты классической зару-бинецкой керамики в основных пропорциях кухонной посуды, тары, но наиболее распространенным становится тип горшка с раструбообразным горлом и орнаментированным венчиком, появляются новые для этих мест типы обработки поверхности – расчесы (реже – штриховка), комбинированная (с рустом) поверхность.

Особенно ярко эволюция проявилась в формах лощеных мисок, среди которых преобладают разные типы острореберных сосудов. Характерной чертой является наличие дисков без закраин. Наконец, довольно постоянно, хотя и в небольших количествах, встречается краснолаковая и другие виды привозной керамики. Из привозных вещей известны украшения и предметы домашнего обихода из цветных металлов. Характерны различные типы провинциально-римских фибул (сильнопрофилированные, ранние типы подвязных, фибулы-броши и т. п.), глазчатые фибулы, пряжки, шпоры, подвески и другие предметы из металла. Одной из наиболее примечательных черт этого комплекса, возможно, отличающих его от культуры северных территорий, является большое количество северопричерноморских провинциально римских вещей, в том числе и римских монет.

Без учета всех данных и исследования характера культуры первой четверти I тысячелетия н. э., очевидно, трудно судить о памятниках киевского типа. На территории Среднего Поднепровья в настоящее время их зафиксировано около 50 (рис. 4). Проблемы, связанные с изучением данного этапа, разумеется, сложны. И решение их невозможно без учета движения населения, миграций и других внешних факторов, влиявших на формирование историко-культурного типа памятников I-III вв. н. э. Но было бы ошибочно не учитывать в первую очередь роль внутренних факторов. Это и заставляет нас обратиться к рассмотрению трех аспектов в развитии культуры на постзарубинецком этапе: топографии памятников, домостроительству и керамическому комплексу.

Чтобы полнее раскрыть характер заселения Среднего Поднепровья в первой половине I тысячелетия н. о., следует указать на то обстоятельство, что в районе поречья Стугны (где было проведено сплошное обследование территории), славянские памятники второй половины I тысячелетия и. э. занимают довольно обширные пространства, располагаясь па плато коренного берега, вблизи черноземных массивов, пригодных для полового земледелия – и удаления от берега реки.

Рис. 4. Памятники киевского типа на Среднем Поднепровье: а – поселения, исследовавшиеся раскопками; б – поселении па территории г. Киева; в – местонахождения, известные по разведкам; г – могильники. 1 – Иванков; 2 – Новая Гребля; 3 – Андреевка; 4 – Макаров; 5 – Назаровичи; 6 – Ирпель; 7 – Игнатовка; 8 – Мостище; 9 – Яблуковка; 10 – Черногородка; 11 – Сосновка; 12 – Бышев; 13 – Фастов; 14 – Белгородка; 15 – Лютеж; 16 – Киев (Подол, Китаево, Никольская Слободка); 17 – Глеваха; 18 – Ходосовка; 19 – Здоровка; 20 – Заречье; 21 – Старые Безрадичи; 22 – Новые Безрадичи; 23 – Большая Салтановка; 24 – Застугня; 25 – Васильков 1а; 26 – Обухов; 27 – Красное I; 28 – Щербанивка; 29 – Стайки; 30 – Черняхов; 31 – Гребени; 32 – Ходоров; 33 – Великий Букрин; 34 – Григоровка; 35 – Канев; 36 – Пекари; 37 – Бабичи; 38 – Прохоровка; 39 – Келеберда; 40 – Решитка 41 – Липлява; 42 – Вьюнище; 43 – Кийлов; 44 – Вишеныш; 45 – Гнедин; 46 – Бортничи; 47 – Погребы; 48 – Волошиновка; 49 – Хлопков.

Топография зарубинецких памятников в общих чертах описана, что дает нам право считать основными типами рельефа, используемого в за-рубииецкое время, мысовые участки корепиого берега и пойменные участки в долинах малых притоков Днепра.

В поречье Стугны зарубинецкие памятники известны на мысах (Девич-Гора, Великие Дмигровичи) и в пойме (Таценки). Местонахождения следующего периода первой четверти топографически связаны с аналогичными рельефными условиями. На Стугне культурный слой с находками первой четверти встречается или в условиях поймы (Тацепки), или па мысах (Великие Дмитровичи, Девич-Гора, Обухов – Козаров Шпиль). В некоторых случаях эти находки связаны с более древними местами поселений зарубинецкого времени (Великие Дмитровичи), в других – это новые места заселения (Обухов – Козаров Шпиль, Новые Безрадичи).

Наличие материалов первой четверти I тысячелетия н. э. известно и на других поселениях зарубипецкой культуры Среднего Поднепровья. Наибольшие изменения коснулись зарубинецких могильников. Этот факт требует специального исследования, так как некоторые данные (наличие поздних погребепий на Корчеватском могильнике) говорят о том, что, возможно, они перестали функционировать не одновременно.

Возвращаясь к Постугнянью, отметим, что многие из этих мест продолжают использоваться и на следующем этапе – во второй четверти I тысячелетия, о чем свидетельствуют обнаруженные в Новых Безрадичах, Великих Дмитровичах и Казаровом Шпиле материалы киевского типа. Вместе с тем следует отметить, что, хотя для киевского этапа заселение поймы и использование в отдельных случаях береговых возвышенностей сохраняют свое значение, главной чертой этого периода является все же переход на плато, заселение склонов балок в удалении от береговой линии. Именно такие памятники, расположенные в условиях, идентичных черняховским, обнаружены под Обуховым (Обухов – II, Обухов III, Обухов VII).

Начавшееся на киевском этапе освоение плато завершается в славянскую эпоху. Во второй половине I тысячелетия здесь заметно увеличивается концентрация поселений на плато, их общее количество и размеры.

Таким образом, изменения топографических условий, прослеженные на памятниках Постуганья, отражают переход в течение первой половины I тысячелетия к более широкому и разнообразному использованию местпого ландшафта, приближение поселений к черноземам, пригодным для полевого земледелия. Именно в этом и следует видеть принципиально новые исторические условия, которые могли повлиять на изменение топографии поселений и могильников на постзарубинецком этапе. Такой подход, как представляется, открывает новые возможности для исследования роли внутренних факторов (развитие хозяйства, рост населения) в развитии культуры и более верного соотнесения их с влиянием внешних факторов. Роль внутренних факторов в формировании культур постзарубинецкого этапа позволяет полнее раскрыть сравнительное изучение домостроительства и керамики киевского типа с соответствующим материалом предшествующих периодов. Эти элементы культуры не остаются неизменными, но сохраняют преемственность в большей степени, чем другие.

Характеристика домостроительства на киевском этапе, приведенная в работе В. Н. Даниленко, как признает сам автор, не является исчерпывающей ввиду «относительно небольшого количества материала». Трудно согласиться с утверждением, что основные особенности отопительных сооружений и конструкций киевских яшлтц «с этнографической точки зрения... принадлежат к явлениям северной лесной зоны», а в черноземном ареале Среднего Поднепровья такие сооружения не имеют достаточно близких аналогий. Возможно, названные особенности отражают прежде всего связь домостроительства с географической средой, обусловившей также наличие тех или иных строительных материалов. И все же находки наземных построек киевского типа с глинобитно-каркасной конструкцией на Обухове II не только указывают на связь с Лесостепью, но и позволяют искать прототипы в этой же географической зоне.

В нашем распоряжении имеется два десятка жилищ киевского типа, исследованных на шести поселениях Среднего Поднепровья. На табл. 1 можно познакомиться с основными, зафиксированными для жилищ Среднего Подпепровья данными о размерах, внутренней планировке, деталях интерьера и строительном материале.

Как видно из этой таблицы, наиболее стабильным признаком киевских жилищ остается внутренняя планировка, независимо от типа конструкции сооружения. Отметим, что в специальной литературе по истории восточноевропейских жилищ указывается, что при этнографическом анализе ведущим началом следует считать тип интерьера, внутренней организации постройки.

Как видно, все исследованные жилища относятся к разряду однокамерных, с размерами 10-16 м² при длине стен 3-4 м. Ориентированы постройки, как правило, по оси север-юг, углами или стенами. Внутренняя организация помещения обусловлена расположением отопительного сооружения – очага (или печи) в северном углу помещения, что, по-видимому, определило и положение входа – с южной стороны жилища (рис. 5, 5). Очаги и печи – глинобитные (иногда использовались фрагменты керамики и некоторые породы местного камня для укрепления пода). Печи, врезанные в лёсс, представлены пока единичной находкой ва поселении в Белгородке.

Использование разных типов конструкций связано с разными географическими зонами: все срубы открыты на пойменных поселениях северной части Киевской обл. и связаны с полесским типом ландшафта (дюны, боровые террасы). Каркасно-глинобитные постройки, обнаруженные на поселении Обухов II, топографически связаны с плато черноземной зоны. В конструктивном отношении они могут быть сопоставимы с черняховскимн глинобитными жилищами, но отличаются от них особенностями планировки.

Отмеченные на киевском этапе типы конструкций и внутренней планировки имеют местные корни. Еще в зарубинецкое время на территории Среднего Поднепровья известны преимущественно каркасно-глинобитные жилища с очагом (или без него) и, как правило, слегка углубленные в землю (0,3-0,5 м), однокамерные, прямоугольные, ориентированные стенами или углами по сторонам света, с длиной стен от 3 до 5 м; с очагом (или без него). Очаг (с бортиком) глинобитный, иногда в его конструкции использовался и камень (рис. 5, 2). Для внутренней планировки зарубинецких жилищ характерно нестабильное положение очага (в центре, у стены или в углу помещения) (рис. 5, 1).

Что касается срубных жилищ, то основным их ареалом в зарубинецкую эпоху были не только полесские районы, по и северная часть Среднего Поднепровья (Оболонь, Великие Дмитровичи). Срубные углубленные однокамерные жилища небольших размеров известны и на позднезарубинед ком этапе первой четверти I тысячелетия н.э. в северной части Среднего Поднепровья (Лютеж, Грини; рис. 5, 3). Правда, обнаружено их пока очень мало, а в южных районах они не известны совсем. Однако жлища из Лютежа и Гриней сохраняют все черты зарубинецкого полесского домостроительства и позволяют частично воссоздать недостающее звено в общей цепи развития домостроительства в постзарубинецкое время.

Таким образом, при всей недостаточности сведений можно считать, что на протяжении всей первой половины I тысячелетия н.э. в Среднем Поднепровье сохраняются основные черты зарубинецкого домостроительства с двумя типами жилищ: срубным и каркасно-глинобитным, но однотипной планировкой. На киевском этапе более стабильным становится положение очага (в северном углу), но вместе с тем более частыми становятся случаи ориентации по сторонам света. Следует отметить, что уже на этом этапе, возможно, появляется и новый тип отопительного сооружения – печь, вырезанная в лёссе, известная затем в раннеславянское время.

Рис. 5. Планы жилищ первой половины I тысячелетия п. э. и их зарубинецкие прототипы: а – очаг; б – глиняная обмазка; в – глинобитный пол; г – остатки сгоревшего сруба; д – ямы; е – скопления керамики. Жилища: 1 – Казаровичи уроч. Горка; 2 – Пилипенкова Гора; 5 – Грипи; 4 – Новые Безрадичи; 5 – Обухов II

В литературе уже неоднократно высказывалась мысль о зарубинец-ких корнях керамического комплекса киевского типа. Но существует и другая точка зрения – о близости последнего к керамике верхнеднепровских памятников типа Колочин – верхний слой Тушемли. Как нам представляется, эти полярные точки зрения были высказаны еще в то время, когда комплекс киевского типа не был описан с достаточной полнотой и, по сути, не была сделана систематизация материала. В этих условиях основное внимание обращалось на отдельные особенности комплекса киевского типа «тюльпановидные» и один из вариантов ребристых сосудов, которые и стали основным предметом обсуждения.

В настоящее время коллекция керамики киевского типа значительно возросла, что дает основания для более детальной классификации и систематизации. При общей невыработанности терминологии для описания лепной керамики киевского типа мы позволим себе по ходу изложения остановиться на раскрытии некоторых, наиболее типичных черт отдельных групп и типов сосудов, не вдаваясь детально в вопросы классификации. Для керамического комплекса киевского типа (рис. 3, 28-61) ведущими являются две группы сосудов: ребристые (до 60% от общего числа тарной и кухонной посуды) и с округлым туловом (до 30%).

Особенностью группы острореберных сосудов является наличие двух типов высокоплечих (плечо около 2/3 высоты) и биконических (плеча на 1/2 высоты) (рис. 3, 34-43, 51, 55-57). Для них характерно наличие выделенной прямой или отогнутой наружу шейки. В меньшей степени представлены сосуды с невыделенной шейкой (до 5%), которые по недоразумению принимаются иногда за ведущий тип киевской керамики.

В группе сосудов с округлым туловом также выделяется ряд типов (по расположению перегиба), среди которых следует обратить особое внимание на широкогорлые, с высокими плечиками сосуды с выделенной суженной шейкой и относительно узким дном. (В этой группе варьирует соотношение наибольшего диаметра и диаметра шейки; рис. 3, 28-33.) Такие типы характерны как для тарной, так и для кухонной керамики.

Особую группу сосудов составляют слабопрофилированные (цилиндроконические) сосуды (до 10%) (рис. 3, 52-54). Столовая керамика представлена лощеными и нелощеными острореберными мисками и кубками (рис. 3, 58-60). Распространены также плоские диски с утолщением по краю (рис. 3, 61). Таковы в целом характерные черты керамики киевского типа.

Хронологические рамки этого комплекса, согласно В. Н. Даннленког соответствуют киевскому этапу позднезарубинецкой культуры, в рамках которого сейчас уже можно выделить более ранние комплексы с датирующими находками III в. (Новые Безрадичи, жилище № 5 с железным гребнем; здесь же жилище № 4 с бронзовой пряжкой, имеющей граненую полукруглую рамку; могильник в с. Назаровичи, погр. 14, где найдена двухчленная подвязная фибула (1 вариант по Амброзу). Характерной чертой для керамики этих комплексов является еще полное отсутствие цилиндро-конических («колочинских») и некоторых типов биконической посуды (приземистые небольшие горшки с невыделенной шейкой). Несколько различается пропорциями и группа острореберных сосудов – на этом этапе они более узкогорлые и вытянуты. Словом, для этого периода в целом керамический комплекс киевского типа еще не сложился.

Лишь в позднейших памятниках, которые можно датировать в основном IV в. (черняховские импорты, развитые эмали типа Н. Безрадичей, овальные пряжки и поздние варианты подвязных фибул), складывается полностью керамический комплекс киевского типа; по всей вероятности, на этом этапе в нем появляются и «колочинские» элементы в виде ци-линдроконических и некоторых видов биконических сосудов: несколько меняются пропорции биконических сосудов, которые становятся более широкогорлыми и менее вытянутыми. В этих комплексах еще встречаются лощеные миски (рис. 3, 47-61). Примером такого комплекса является керамика из жилища № 2 на Обухове II.

Дальнейшее развитие керамического комплекса в Поднепровье, как можно видеть по составу керамики из комплексов, датированных наиболее поздними вещами (например, жилище № 3 из Ходосовки-Дибровы, где найдена фибула конца IV-V вв. с высоким приемником и др.), идет по пути уменьшения многообразия форм. Здесь основной тип посуды представлен, с одной стороны, приземистым биконическим горшком (типа Пеньковки – Молочарни), с другой стороны, – горшком с округлым бочком, суженным горлом и высокими плечиками (типа Сахновки – Гончарихи). Возможно, со временем удастся создать более четкие представления о характере эволюции киевского керамического комплекса, но уже сейчас можно утверждать, что «колочинские» элементы играют в нем, во-первых, незначительную роль и, во-вторых, появляются в то время, когда киевский историко-культурный тип уже сложился. Поэтому вопрос о хронологическом соотношении киевского типа – Колочина и верхнеднепровских памятников, безусловно, требует пересмотра.

Совершенно другое направление связей обнаруживают наиболее массовые группы керамики – острореберные и с округлым туловом. Как уже отмечалось выше, острореберные сосуды являются ведущей формой в керамическом комплексе второй четверта І тысячелетия н. з. на Среднем Поднепровье. Прототипы их восходят к керамическому комплексу зарубинецкой культуры, где составляют одну пз групп керамики, представленную в Среднем Поднепровье, но наиболее широко зтот тип развивается в первой четверти І тисячелетия н. з. (рис. З, З; 4, 17-18). Следует указать также и на один возможний прототип биконических сосудов Среднего Поднепровья, восходящий к керамике нижнеднепровских городищ.

Рис. 6. График пропорций сосудов с округлым туловым киевского типа первой четверти I тысячелетия н. э. и зарубинецких па Среднем Поднепровье. Н» : Н – соотношение высоты наибольшего расширения тулова и общей высоты сосуда; Дз: Дг – соотношение диаметра наибольшего расширения тулова и диаметра шейки. 1 – сосуды киевского типа; 2 – сосуды первой четверти I тысячелетия п. э.; 3 – сосуды зару-бинецкой культуры; 4 – пределы пропорций сосудов пражского типа (по И. П. Русановой);

Прямые прототипы округлобоких сосудов киевского типа также имеются в зарубинецком и позднезарубинецком керамических комплексах (рис. 3, 1, 2, 14-16). Эта группа совершенно чужда северным и северо-западным культурам.

Изучение количественных параметров сосудов с округлым туловом всех трех периодов показывает эволюцию основных пропорций в направлении сужения диаметра шейки по отношению к наибольшему расширению и увеличению диаметра днища. В этом отношении показательно, что округлобокие сосуды киевского типа составляют промежуточное звено между зарубинецкими и пражскими (рис. 6).

Что касается форм чернолощеных киевских мисок, то они являются наиболее ярким примером эволюции соответствующей группы зарубинец-кой керамики (рис. 3, 6-11, 20-26, 44-46, 58-60). Подробнее на этом вопросе можно не останавливаться, сославшись на периоднзацпонную типологическую схему, приведенную в работе В. Н. Даниленко. Типично зарубинецким элементом являются диски, продолжающие бытовать в комплексе киевского типа (рис. 3, 13, 27, 61). Приведенный выше анализ позволяет судить о решающей роли традиционных зарубинецких элементов в формировании керамического комплекса киевского типа, что можно продемонстрировать в виде схемы, представленной на рис. 7.

Рис. 7. Эволюция основных типов тарной и кухонной посуды первой половины I тысячелетия н. э. из памятников Среднего Поднепровья и их зарубинецкие прототипы

Таким образом, прослеженные выше изменения топографических условий, домостроительства и керамического комплекса в течение первой половины I тысячелетия н. э. подтверждают эволюционный характер развития важнейших этнографических черт материальной культуры населения Среднего Поднепровья, не исключая вместе с тем возможности вторжений и миграций, что зафиксировано в письменных источниках. Демографические и этногенетические процессы на данной территории имели свои специфические особенности, проявившиеся в автохтонной линии развития, от зарубинецкой культуры, через позднезарубинецкне памятники, среди которых киевский тип служит связующим звеном с раннеславянской культурой второй половины I тысячелетия н. э.

Источник:

Н. М. Кравченко, Е. Л. Гороховский. О некоторых особенностях развития материальной культуры населения Среднего Поднепровья в первой половине I тысячелетия н.э. // Советская Археология. 1979. №2.