Исторический костюм :

Монгольский костюм и оружие в XIII-XIV веках: традиции имперской культуры

  автор: SHARIK  |  22-июня-2012  | 41 758 просмотров  |  Пока нет комментариев
загрузка...

 

Задача настоящей статьи – дать общий очерк таких определяющих элементов единого стиля жизни монголов ХIII-XIV вв., как костюм и вооружение, введя в научный обиход новые материалы и выводы, которые бы дополнили и уточнили материалы прежних наших работ на данную тематику (Горелик. 1983; Горелик, 1987), поэтому нам придется по необходимости привести здесь некоторые общие выводы упомянутых работ.

Обзор литературных и изобразительеных источников о монголах

Но прежде всего надо оговорить, чей костюм и вооружение нас интересуют, поскольку сам термин «монголы» претерпел на протяжении одного только XIII в. разительные изменения.

В XI-ХІІ вв. монголами называлась небольшая группа племен севера центральной и частично Восточной Монголии. Когда Чингисхан был объявлен кааном (каганом), это название прилагалось уже ко всем монголоязычным и монголизирующимся тюркским племенам Центральной Азии, обозначая государственный этнос. Однако, практически в процессе его сложения завоевательная политика Чингисхана и его преемников привела к созданию гигантской полиэтнической империи, в которой представители монгольского государственного этноса (не говоря уже о членах раннемонгольских племен) составляли абсолютное меньшинство.

Тем не менее, судя по источникам, складывался некий имперский «суперэтнос», который тоже носил название «монголы». Как писал Рашид ад-Дин: «...не столь давно получили имя монголов... кераиты, найманы, онгуты, тангуты. меркиты, киргизы» (Рашид ад-Дин, 1952, с. 77) (т е. племена уровня государственного монгольского этноса), «...ныне дошло до того, что монголами называют народы Китая и Джурджэ, нангясов, уйгуров, кипчаков, туркмен, карлуков, калачей, всех пленных и таджикские народности, которые выросли в среде монголов. И эта совокупность народов для своего величия и достоинства признает полезным называть себя монголами» (Там же. с. 103) (народы и племена уровня имперского «суперэтноса»).

Империя Чингизидов стала распадаться в 60-х гг. XIII в. - сразу вслед за достижением максимального масштаба, но процесс сложения имперского «суперэтноса» тогда еще продолжался. Во время создания Рашид ад-Дииом его труда (начало XIV в.) монгольский суперэтнос, судя по его словам, еще существовал. Тем не менее распад был не за горами, и после 30-х гг. XIV в. его можно считать состоявшимся. Все же мы не считаем возможным назвать монголами на имперском уровне весь описанный Рашид ад-Дином конгломерат племен и народов. Можно полагать, что «имперскими монголами» можно называть людей монгольского, тюркского и тангутского происхождения, входивших в социально высокие слои монгольской администрации, прежде всего военной; разумеется, входивших в монгольскую и тюркскую племенную систему (так и не сломленную реформами Чингиз-хана); людей, имевших базовым языком монгольский или тюркский и владевших обоими; людей, воспринявших прическу и костюм монголов. И надо полагать, что таких людей в первой половине XIV в. было уже немало, во всяком случае они уже далеко не были абсолютным меньшинством.

И даже если «земля брала свое», как писал ал-Омари о кыпчаках, ассимилировавших лингвистически и физически монголов (Тизенугаузен. 1884, с. 235), и монголы переходили на другой, обычно тюркский, язык, как то было в Золотой Орде, Иране, Чжагатайском улусе, то новая, складывавшаяся и сложившаяся система монгольской имперской культуры делала «монголом» или «татарином» бывшего кыпчака, карлука, тангута или кыргыза.

Характерно, что общеимперская культура особенно ярко проявлялась в области репрезентативной культуры, куда входили такие отличительные, визуально сразу воспринимаемые признаки его носителя, как одежда, прическа, комплекс вооружения, украшения и систем декора всех описанных категорий «внешней культуры». Критерием же того, насколько сложившейся была культура, в данном случае империи чингизидов, служит распространение на всей гигантской территории – от Маньчжурии до Молдавии – единой системы всех перечисленных выше признаков, и особенно таких этно- и культурно маркирующих, как костюм с его декором и всеми элементами, прическа, и в меньшей мере – оружие, особенно наступательное.

Прежде чем описывать и анализировать интересующие нас элементы материально, культуры, следует сказать об источниках. К настоящему времени это очень широкий круг обильного материала, распадающегося на три категории: вещественные, т.е. подлинные костюмы и предметы вооружения, их отдельные детали и остатки, происходящие из раскопок и хранящиеся в музейных коллекциях; изобразительные и письменные источники.

Что касается археологических источников, то в настоящее время накопился значительный материал: остатки и даже целиком сохранившиеся образцы одежды, обнаруженные на территории современных России, КНР (Гробница династии Юань, 1982; Китайская Внутренняя Монголия, 1984, № 107) и Казахстана (Максимова А.Г., 1965; Агапов П., Кадырбаев М., 1979, с. 124, 3, 4, с. 125, 5, 6), причем до нас дошли полные комплекты совершенно целых одежд. Гораздо чаще сохраняется металлический набор поясов, украшения. То же можно сказать и о многочисленных находках оружия, хотя и с ним сложностей больше: железо сохраняется хуже благородных металлов и бронзы, а стремительность распространения, частота заимствования типов и предметов вооружения создают трудности в выделении собственно монгольского комплекса (на имперском уровне). Тем не менее находки последних лет археологических комплексов – захоронений с оружием и монетами позволили уточнить и этот вопрос.

С письменными источниками дело обстоит более или менее благополучно: мы имеем обстоятельные и достаточно подробные описания очевидцев: европейцев – Дж. Плано Карпини, Г. Рубрука, М. Поло, а также китайских авторов. К сожалению, пока нет перевода разделов «Юань ши» (официальной истории Юань - монгольской династии Китая), трактующих о костюмах и вооружении. Огромная ценность этих текстов очевидна. Наконец, прекрасную (хотя и не систематическую) информацию дает собственно монгольский памятник – «Сокровенное сказание».

Обратимся к изобразительным источникам. Костюм и вооружение монголов нашли широкое отражение в китайской станковой и настенной живописи, монгольской монументальной скульптуре, иранской миниатюре. Это основные массивы памятников. Менее объемны (хотя и не менее информативны) китайская погребальная пластика – настенные рельефы и скультурки «сопровождающих», китайская гравюра, восточно – туркестанская настенная живопись храмов, иранская керамика, восточнокавказские каменные рельефы, ближневосточный инкрустированный металл. Однако не из всех памятников с определенностью явствует, что тут мы имеем изображение монголов.

Совершенно определенно монголы изображены в погребениях монгольской знати Китая (Табл. II, 4, 9) (Каталог..., 1955, ч. I, Табл. 95; Сян Чуньсуп, Ван Цзяньго. 1982; Фэн Юнцзянь, Хань Баосин, 1985, в виде донаторов на фресках пещеры № 134 в Дуньхуане, о чем говорят подписи (Настенные росписи..., 1956, Табл. 16), на официальных портретах юаньских императоров и императриц, хранящиеся в музее Тугун в Тайбее в произведениях китайской станковой живописи, в большинстве случаев изображающих монголов, в том числе и ханов, во время охоты (Табл. I: 1-3, 7, 8, 12; IV: 1-10) и, наконец, открытая в последнее время монументальная монгольская скульптура (Баяр Д., 1985; Он же , 1985; Викторова Л., 1985). Это – большой и надежный эталонный материал, тем более ценный, что для китайской живописи характерен тщательный натурализм в передаче реалий, который диктовался жанром гробничной росписи и «жанрово-официальной», «жанрово-этнографической» или «официозно-парадной портретной» живописи. Такая же тщательность в передаче реалий характерна и для монгольской монументальной скульптуры, унаследовавшей это свойство из всей традиции степной монументальной пластики.

Столь же точны в передаче реалий настенные росписи буддийских пещерных монастырей и храмов в Восточном Туркистане и в Дуньхуане: на них заказчики-донаторы должны были быть узнаваемы, а репрезентативно-маркирующую роль в средневековом искусстве играет отнюдь не индивидуальность лица, а прическа, костюм, аксессуары. Эту же роль играли и надписи, сопровождающие изображения.

Особую категорию составляют памятники иранской миниатюрной живописи. Для нас особую ценность представляют миниатюры, выполненные в придворных мастерских ильханов – монгольских правителей Ирана и Ирака в их столицах - Тебризе и Багдаде в конце XIII -первой трети XIV вв. На них широко представлены костюм и вооружение монголов, обычно резко отличающиеся от реалий местных, мусульманских. Причем монгольские реалии используются при изображении любых сюжетов, кроме сюжетов из «священной истории», изображающих истории из жизни пророков, особенно «последнего и истинного» – Мухаммеда. В этих случаях персонажи всегда облачены в передневосточный костюм домонгольской поры.

Самый важный в данном случае результат, полученный автором в его предыдущих работах (Горелик М.В., 1972; Gorelik М., 1979; Горелик М.В., 1982; Горелик М.В., 1987) – вычленение из массива изображений на иранских миниатюрах персонажей в монгольских костюмах и оружии, и корректировка иранских изобразительных памятников с китайскими и центральноазиатскими, особенно с «эталонными» изображениями монголов. В данной статье мы попробуем расширить круг корреляций за счет изображений более поздних – второй половины XIV -первой трети XV вв., а также за счет изображений немонголов, облаченных в монгольский костюм или его элементы. Здесь же отметим наиболее яркие заимствования в костюме и вооружении монголов из культур других народов.

На оружии мы здесь остановимся коротко, так как вооружение сравнительно подробно исследовано нами в других работах. Здесь мы осветим комплекс личного вооружения монгольского воина по данным изобразительных источников.

Защитное вооружение монголов

Защитное вооружение монголов представлено панцирями, щитами, шлемами. Наручи и поножи, надо полагать, заимствованы в Китае, Восточном Туркестане и Средней Азии, усвоены монголами и принесены ими на запад, в Европу.

Монгольские панцири имели два основных покроя: «корсет-кираса» – нагрудная и наспинная части соединяются застежками на боках и лямками на плечах, к лямкам могут прикрепляться прямоугольные лопастевидные оплечья, к подолу – лопастевидные прямоугольные надбедренники (Табл. I; 1, 5); «кафтан» или «халат» – со сплошным осевым разрезом спереди, и осевым же разрезом от подола до крестца сзади, с оплечьями-лопастями в форме прямоугольника или вырезного листа (Табл. I; 2, 4, 6). Панцири покроя «кафтан» или «халат» были длинными – до колен или середины голени, либо короткие – до середины бедренной кости.

Панцири изготовлялись из твердых – железа, стали, реже бронзы, а также из толстой твердой кожи, и мягких — мягкой кожи, войлока, толстой ткани, прокладок из волоса и шерсти, - материалов.

Броня панцирей из твердых материалов делалась двумя основными методами — ламеллярным и ламинарным.

Ламеллярная броня представляет собой набор небольших пластинок с системой отверстий, через которые продергиваются ремешки, соединяющие пластинки в ленты, а ленты в крупные детали панциря (Табл. I; 1,2, 5-7).

Ламинарная же броня представляет собой длинные, горизонтально расположенные полосы, соединенные ремешками в крупные детали доспеха. Нередко в монгольских панцирях ламинарные и ламеллярные полосы располагались попеременно, либо, чаще, ламинарные полосы служили каймами на подоле и наплечьях ламеллярных доспехов (Табл. I; 5-7). Все разновидности панцирей из твердых материалов по монгольски назывались «хуяг». Интересен еще один вид панциря, в котором сочетались твердые и мягкие материалы (Табл. I; 3): он представлял собой «хатангу дегель», к мягкой основе которого приклепаны и пришиты с изнанки крупные прямоугольные пластины металла или твердой толстой кожи, так что на наружно поверхности панциря были видны только головки заклепок. Доспех этот был изобретен в Китае в качестве нарядного панциря телохранителей императора в эпоху Тан, был усвоен в Центральной Азии и принесен монголами на Запад, в Европу, где его называли – в Западной Европе – «бригандина», в Германии – «як», на Руси – «куяк».

И «хуяг», и «хатангу дегель» были известны в Центральной, Северной и Восточной Азии, в частности, на территории Монголии задолго до эпохи Чингиз-хана, и монголы унаследовали старую и развитую местную традицию.

Шлемы монголов были чрезвычайно разнообразны. Но основными «монгольскими», т.е. центральноазиатскими, восточноазиатскими и собственно монгольскими, признаками были навершия в виде толстых загнутых назад конусов или в виде длинных штырей, колечко, венчающее навершие. козырьки, налобные пластины, часто с трезубым верхним краем или с вогнутым верхним краем, науши и своеобразные забрала из перекрещенных железных прутов.

Деталью монгольского доспеха часто являются защитные ожерелья из расписной кожи (Табл. I: 2, 4, 5). Подобные ожерелья были популярны от Китая до Ближнего Востока еще в предмонгольское время.

Щиты монголов были в подавляющем большинстве круглыми, небольшими. Делались они из прутьев, гибких и длинных, уложенных по спирали и соединенных разноцветными шерстяными или шелковыми нитями, образовывающими узор; монгольское название для щита – «халха» как раз и связано с глаголом «халхасун» – сплетать из прутьев. Кроме того, они делались из досок, обтянутых расписной твердой толстой кожей (Табл. I: 1, 4). И наружная, и внутренняя поверхность щитов расписывалась характерным монгольским орнаментом, известным по археологическим находкам монгольского прикладного искусства, в частности резьбе по кости. Щиты усиливались круглыми выпуклыми металлическими умбонами с крестообразной накладкой (Табл. 1: I, 4), а также сегментами железа, расположенными крестообразно (Табл. I: 2). Ручка щита представляла собой две мягкие петли, расположенные рядом так, что их обе держали кистью руки.

Кроме круглых, монголы использовали большие станковые прямоугольные щиты из прутьев, жердей, досок – «чапары», из которых делали полевые передвижные укрепления, или применяли при осаде городов.

Явным заимствованием являются каплевидные щиты в руках монгольских воинов (Табл. 1: 6). В XII–1-й половине XIII вв. щиты этой формы были распространены от Египта и Англии до Руси и Ирана. Представленный на миниатюре щит больше всего схож со щитами, изображенными на одной английской миниатюре середины XII в. (Ornamenta..., p. 220, В 32) и на рельефе, изображающем Св. Георгия на Георгиевском соборе в Юрьеве-Польском, около 1234 г. (Кирпичников, 1971, Табл. VIII). Интересно, что в монгольском щите европейский геральдический лев заменен привычным для монголов тигром. Тем не менее источник заимствования определить не так просто, так как и каплевидные щиты, и геральдические хищники на них известны и на Переднем Востоке – у воинов государств крестоносцев, в сельджукидской Малой Азии, да и в самом Иране или киликийской Армении.

Если защитное вооружение, особенно панцири\шлемы, использовалось монголами в очень широком масштабе, как об этом свидетельствуют письменные источники (Горелик М.В., 1987, с 170-171) и иранские миниатюры, на которых практически все воины в сценах сражений показаны вооруженными в доспехи (что, конечно, является образным преувеличением, но в какой-то мере отражает и действительную ситуацию), то конский доспех применялся гораздо реже, для защиты коней лишь знатных воинов.

Конский доспех монголов, состоящий из маски, двухчастного нашсйника, нагрудника, двух боковин и накрупника, изготовлявшихся из железа или твердой толстой кожи ламеллярным или ламинарным способом, был продолжением, развитием давней центрально- и восточноазиатской традиции. На Переднем и Среднем Востоке монголы заимствовали конские панцири в виде попон из кольчуги или многослойной ткани или войлока, иногда усиленных металлическими бляхами (Горелик М.В., 1987, Рис. 13).

Центральноазиатский монгольский конский доспех лег в основу развития конского доспеха практически на всем Востоке. В Центральной и Западной Европе, где конские доспехи предневосточного образца использовались уже незадолго до монгольских завоевателей, развитие конского доспеха пошло своеобразным путем, на основе и предневосточных, и центральноазиатских принципов. Но само резкое усиление, утяжеление конского (как и человеческого) доспеха в Европе было следствием «знакомства» с монгольским доспехом. На Руси, где конский доспех не применялся до XVII в., монгольский конский доспех вызвал попытку его точного воспроизведения и применения в дружине Даниила Галицкого (Хрестоматия ..., 1973, с. 1.67). После этого конский доспех в русских источниках до XVII в. более не встречается.

Лук и стрелы

Наступательное вооружение монголов состояло из лука со стрелами, копий, мечей и сабель, боевых ножей, топоров, булав и кистеней.

Излюбленным оружием монголов было оружие дальнего боя – лук со стрелами. Судя по изображениям, у монголов бытовало два основных типов луков (оба были сложносоставными рефлексирующими): «восточноазиатско-центральноазиатского» типа, с прямой рукоятью, округлыми выступающими плечами, длинными прямыми или чуть изогнутыми рогами, болылемерные – 120-150 см. длиной (Табл. I: 4; II : 3, 12; III: 10, 26, 30), и «ближневосточного» - более короткие – 80-100 см. длиной, со слабо или совсем не выступающими, очень крутыми и округлыми плечами и довольно короткими рогами, слабо или сильно изогнутыми (Табл. I: 8, 9; II: 8; III: 9). На изображениях нередко тщательно показаны костяные и роговые накладки на рукоятках и рогах, находящие точное соответствие в археологическом материале, берестяная оюіейка плечей, слоистость кибити. Лук носился в налучье, носимом с левой стороны.

На изображениях налучья показаны сделанными чаще всего из мягкой кожи, обычно черного цвета, украшенными вышитыми каймами и узорами – роговидными монгольскими и китаизированными – цветами, драконами, животными (Табл. I: 4, 9; II: 1); на китайских изображениях монгольские налучья бывают украшены полукругами и полурозетками (Табл. II: 3, 8), на них же мы видим налучья, сшитые из шкуры (Табл. II: 12).

Стрелы монголов на иранских миниатюрах показаны с ромбическими (Табл. I: 9) и особенно часто с кунжутолистными наконечниками (Табл. III: 26). Последние особенно характерны для археологического материала монгольской поры в Евразии.

Монголы употребляли два типа колчанов: первый тип – колчан в виде длинного, расширяющегося книзу узкого пенала полуовального сечения, с «щекой» у устья, обрамленной сверху и с боков бортиками, и крышкой спереди обычно с округлым веерообразным верхом, так что этот тип колчана полностью закрывал стрелы. Они располагались в нем оперением вниз, сам колчан подвешивался справа в диагональном положении устьем вверх вперед (Табл. I; 1-3, 7,9; II: 1).

Второй тип колчана представлял собой плоский прямоугольник с двумя более или менее выраженными боковыми выступами – у устья и где-то в середине: в них делались отверстия для продевания ремней подвески; на передней стенке делалось «окошко-карман» для стрел специального назначения (Табл. I: 8; III: 10, 14; IV: 1, 9). К верхнему углу колчана второго типа часто прикреплялся длинный хвост кошачьего хищника, служивший разделителем стрел, которые в колчане этого типа помещались оперением вверх, причем древки были открыты примерно на половину длины, а сам колчан подвешивался справа в диагональном положении устьем вверх назад. Колчаны первого типа делались, судя по изображениям и находкам, чаще всего из бересты, на деревянном или железном каркасе. Иногда бересту покрывали или заменяли кожей. Колчан обычно украшался пластинами резной кости и имел костяные петли для подвески (Табл. I: 1-3, 7, 9), причем и форма, и размещение, и чисто монгольский характер орнаментации (Табл. I: 1, 7, 9) - все совпадает с археологическими материалами, прекрасно собранными и обработанными И.В. Малиновской (Малиновская. 1974). К сожалению, она не обратилась к изобразительным источникам, которые полностью подтверждают ее основные выводы - этнокультурную принадлежность и датировку. Имеются ошибки и в реконструкции колчана.

Тем более странным представляется отнесение к древнерусским домонгольским памятникам колчанов с костяными узорными накладками, имеющее место в итоговой работе «Древняя Русь. Город, замок, село», из серии «Археология СССР», выпушенной в Москве в 1985 г. (Табл. 132, 10). В этом нельзя обвинить покойного автора реконструкции, замечательного исследователя, подлинного первооткрывателя А.Ф Медведева, который выполнил ее до 1966 г. (Медведев, 1966. табл. 1, 9) и отнюдь не относил к памятникам Руси. Сомнительная «честь» переноса данной группы принадлежит здравствующему соавтору А.ф. Медведева по разделу – А.Н. Кирпичникову. Мы не можем предполагать невежество в данном вопросе, т.е. незнакомство с неопровержимыми выводами Н.В. Малиновской (тем более что они были повторены в первом томе той же серии, что и «Древняя Русь» (см. Степи Евразии..., с. 231, Рис. 99)), у специалиста такого класса, как А.Н. Кирпичников. Несомненно, это сознательная фальсификация материала, ведущая либо к дискредитации А.Ф. Медведева как специалиста, либо к отрыву от явно и ярко ненавидимой А.Н. Кирпичниковым монгольской культуры одного из ее элементов. При этом мы нисколько не сомневаемся в применении на Руси системы костяного оформления колчанов как домонгольского общеевразийского типа, как и собственно монгольского, о чем говорят не только находки остатков привозных из Орды колчанов (Малиновская, 1974, № 77, 78, 81, 82), но и находка в Минске резных обкладок явно русского производства, в которых в тщательно воспроизведенную систему монгольской орнаментации был введен западный мотив пары людей в лодке, имеющей вид двупротомного чудовища (Малиновская, 1974, № 79). (Мы понимаем всю опасность критики А.Н. Кирпичникова, поскольку этот исследователь рассматривает критику своих научных просчетов как «нигилистическое отношение к боевому прошлому Руси» и следование «недоброй памяти» концепциям евразийцев, самозвано присвоив себе чин радетеля за славу этого прошлого, прикрываясь которым отвечает на критику выпадами в жанре политического доноса в «лучших» традициях 1949-1953 гг. (Кирпичников, 1984, с. 233, 234, 243). Можно лишь посоветовать ему считаться с историческими реалиями, подобно подлинным радетелям за Русь – Даниилу Галицкому и Александру Невскому, а не прибегать к фальсификациям и подлогам, памятуя, что подобные методы бутафорского «патриотизма» приносят не славу, а позор изучаемой теме).

Колчаны второго типа украшались вышивкой, аппликацией, металлическими и костяными накладками. Узоры – растительный, «чешуя», драконы – в общем сходны с оформлением налучий.

И колчан, и налучье крепились к саадачному поясу, который, по евразийской традиции, еще с середины I тысячелетия н.э. имел застежку в виде крючка. Эта система застегивания саадочного пояса была угадана А.А. Гавриловой (Гаврилова, 1965. с. 39), о ее наличии повторено В.И. Распоповой (Распопова, 1980, с. 74), но до сих пор подавляющее большинство исследователей полагает, что крючки цеплялись за дно колчана, а ремень, к которому они были прикреплены, другим концом крепился к поясу. А ведь и музейные саадки России, Польши, Венгрии, Турции XV-XVIII вв., и этнографические башкирские, казахские и монгольские саадаки XVIII-ХIХ вв. все имеют застежки-крючки (имеющиеся в них рамчатые, с иглой, пряжки соединяют две части ремня и служат для регулирования его общей длины).

Монгольское оружие ближнего боя

В качестве основного оружия ближнего боя монголов изобразительные источники дают сабли, мечи и булавы.

Сабли (Табл. I, 3, 6, 9; II, 2, 8; III, 9) показаны различной кривизны – от почти прямых до ощутимо, но не сильно изогнутых; клинок может иметь небольшую, но заметную елмань, на клинке очень часто показан своеобразный «манжет под рукоятью» (Табл. I, 3). Подобная деталь типична для подлинных клинков центральноазиатской традиции IX - XIV вв. (в Восточной Европе и Казахстане эта традиция прерывалась с XI по XIII вв.), но интересно, что в подлинных клинках «язык» «манжета» лежит на лезвии, а на изображениях – на обухе.

Перекрестья у сабель показаны ромбическими, в виде плоского овала, крестообразными, в виде горизонтального стержня с ромбическим огнивом. Навершия – в виде цилиндриков; часто в них имелись отверстия или кольца для продевания темляка, снабженного кистью. Ножны показаны с навершиями плоскоцилиндрической формы и обоймами с кольцами для подвески. Обоймы были либо узкими, нередко двойными, с двойными или одинарными язычками на одной из сторон, либо широкими, украшенными узором, также часто расширенными на одной стороне. В целом, все элементы сабель, изображенных на памятниках искусства, находят подтверждение в современном им археологическом материале.

Кроме сабель, монголы использовали и мечи. Правда, на иранских миниатюрах мечи изображены почти всегда в руках персонажей в мусульманской, ближневосточной одежде, т.е. как местное оружие. Мечи имеют дисковидное или сердцевидное навершие и перекрестие с концами, загнутыми вверх или вниз и расплющенными. Тем не менее использование мечей именно монголами подтверждается и археологически, – в т.ч. в Каракоруме обломка меча, и изобразительно. Важно еще и то, что заимствованные у испано-арабского оружия перекрестия с оттянутыми вниз и расплющенными концами стали исключительно характерным признаком монгольского клинкового оружия, судя по находкам на территории Золотой Орды. Клинковое оружие подвешивалось к специальному поясу (Табл. III: 9). который застегивался на рамчатую, с иглой, пряжку.

Судя опять-таки по изображениям, не менее, а, пожалуй, более популярным, чем клинковое, были у монголов булавы (Табл. I: 4, 5, 7; III : 16). На изображениях это почти всегда шестопер с трапециевидным, треугольным, полукруглым или прямоугольным пером, часто фигурно вырезанным по краю. Частые находки наверший булав в воинских погребениях и на поселениях территории Золотой Орды подтверждают наличие шестоперов, отраженных в миниатюрах форм, но добавляют к ним и другие формы – в виде шестерни, зубчатой шайбы, многогранника и шара.

Булавы, кроме боевых функций, обладали у монголов функцией почетного оружия – им вооружены ханы и их телохранители, командиры – на памятниках изобразительного искусства (Напр., Табл. I: 10; III: 16). Булавы и кистени находят в погребениях золотоордынской знати (Шалобудов, 1982, Табл. 1,17; Шалобудов, Мухопад, Андросов, 1983, рис. 3, 19; Федоров-Давыдов, 1966, с. 32, 254) даже самых высоких рангов, как погребенный в кургане у с. Таганча в Поросье, в погребении которого лежала булава-скипетр, обложенная сплошь серебром (Пятышева, 1964, с. 17, 39, Табл. XIII). Традицию особого отношения к булаве монголы восприняли у своих предшественников – киданей.

Оружием «второго (после лука и стрел) удара» в бою служило копье. На иранских миниатюрах начала XIV в. атака конных копейщиков показана часто. Копье конные латники, вооруженные к тому же саадаком, а также саблей (Табл. I: 1-3), держат чаще всего по восточному – двумя руками, но в отдельных случаях они держат его, как европейские конные латники — одной рукой, зажав локтем под мышкой. На миниатюрах показано ношение копья – за правым плечом, при помощи двух петель – длинной для руки и короткой, внизу, для ступни (Табл. 1: 3). Точно так носили копья и в XX в. кавалеристы.

Как видим, даже общий и достаточно беглый обзор монгольского вооружения показывает, что оно было весьма разнообразным, совершенным для своего времени и массовым, базировалось на центрально и восточноазиатских традициях, усваивая и элементы традиций Среднего и Ближнего Востока, Восточной и Центральной Европы, но в еще большей мере влияя на эти традиции.

Мужской монгольский костюм

Обратимся к костюму, сначала к мужскому. Первым, основным видом одежды монголов был халат длиной до середины голени, с косым запахом слева направо с длинными, сужающимися книзу, либо очень короткими широкими рукавами (Табл. I: 8, 9; II : 4-7, 9-11, 14, 15; III; 1-3, 10, 11, 13, 14, 16, 19, 28). Стан его кроился из четырех вертикальных полотнищ со швами по оси груди и спины, и надставки – правой полы. Полотнища сшивались и под проймами рукавов, но не вовсю длину, оставляя длинные разрезы по бокам. На правой поле и правом боку пришивались завязки (Табл. III: 3, 13).

Вторым видом верхней одежды был кафтан, столь же длинный, с осевым сплошным вертикальным разрезом на груди, с квадратным или 8-угольным вырезом ворота; рукава такие же, как и у халата, но чаще все же короткие (Табл. II: 10; III: 26, 27; IV: 6, 7).

Третий вид верхней одежды монголов представлял собой халат с длинными, сужающимися книзу рукавами, той же длины, что и предыдущие виды одежды, отличающийся круглым, под горло, воротом и правым запахом, причем верхняя пола шла не от левой ключицы на право под мышку, а от правой ключицы – туда же (Табл. II: 1; IV: 9).

При ношении короткорукавной верхней одежды под нее надевалась длиннорукавная верхняя одежда того же или иного вида.

По происхождению первый вид монгольской мужской одежды был центральноазиатским, степным, второй вид, кажется, не имеет аналогий в Центральной Азии и Китае, но его квадратный вырез ворота, скорее всего, заимствование из чжурчжэньского костюма (Воробьев, 1963, ил.VI, 2; VIII, 1). Наконец, третий вид известен в степи еще с середины I тысячелетия н.э. и с этого времени был освоен также китайцами, киданями, чжурчжэнями.

Все три вида верхней одежды монголов могли быть как летними - т.е. шиться из тонких тканей, кожи или войлока, так и зимними, меховыми; из последних наиболее характерны овчинные тулупы (Табл. II: 1; Ш: 27) и дохи-шубы мехом наружу (Табл. II: 2, 3; IV : 7).

В холодную и ветреную погоду монголами носились два вида утеплительных деталей: пелерина и поясничный утеплитель.

Пелерина из меха (мехом наружу или внутрь) (Табл. II: 2, 3) имела вид четырехлопастной розетки с отверстием для головы в середине, с меховой оторочкой вокруг него и лентами, свисающими из-под каждой лопасти, или круглой коротенькой шали, завязывающейся у горла. Изображения ее крайне (на монголах) редки.

Зато поясничный утеплитель – бельдек – был в центральноазиатских степях вещью весьма популярной еще в I тысячелетии н.э., когда его восприняли и китайцы. Известны монгольские поясничные утеплители как по находкам реальных вещей, так и по многочисленным изображениям (Табл. II, 2, 10, 12; IV, 6, 9).

Утеплители делались из войлока, ткани, меха. Все они имеют вид более или менее широкого корсета, нередко с двумя лопастями спереди, спускающимися на бедра. Поскольку утеплители одевались поверх всей одежды, они делались наиболее нарядной частью костюма, покрывались красивой тканью, мехом, вышивкой и аппликациями. Держались они на корпусе при помощи пояса, но их наиболее широкие варианты имели спереди пуговицы, а иногда и плечевые лямки.

Заменителем утеплителя была утеплительная часть, которая устраивалась в верхней монгольской одежде: в районе поясницы халат или кафтан обкладывали шерстью или ватой, накладывали второй слой ткани и это место простегивали горизонтальными строчками. Если прокладка находилась с изнанки, то снаружи видны были только строчки и толщинки, если же прокладку клали снаружи, то поверх нашивали ткань другого цвета и рисунка (Табл. III, 9,11).

Отметим две интересные особенности монгольской верхней одежды: рукава с вертикальными прорезями в верхней части и отрезной несколько ниже талии и заложенный складками подол. Первая особенность либо традиционная часть монгольского костюма (Табл. II, 2, 3; III, 26), либо ближневосточное заимствование. Вторая особенность зафиксирована как на изображениях (Табл. II: 8, 11), так и находкой реального халата в погребении монгольского чиновника в Китае (Гробница династии Юань..., Табл. 2, 4). Появление этой детали в монгольском костюме прослеживается весьма явственно: она известна в Европе не позднее XI в. (Hamman. 1959, Авв. 258), а в середине XIII в. отрезной кафтан из лучшего византийского шелка был положен в могилу одного из последних кипчакских ханов, жившего уже под монгольской властью в Нижнем Поднепровье (Отрощенко. Рассамакин, 1986, с. 32, рис. 3).

Ткани для мужской верхней одежды монголы предпочитали однотонные или с некрупным узором, в монотонном ритме рассеянным по фону. Основным способом украшения были вышивка, в том числе и жемчугом (Табл. II: 15), и аппликация. Декор концентрировался по зонам, вписываясь в квадрат на груди (Табл. 11: 14, 15; ІП: 10; IV : 6, 7), в круг, трапецию на плечах и предплечьях, широкую полосу вдоль внешней стороны рукава (Табл. II: 14; IV : 19), горизонтальную полосу под коленями (Табл. III: 18) и четырехлепестковую розетку вокруг ворота (Табл. III: 18). Элементами узора вышивок одежд были «китайские облака», лотосы, лиственный узор, драконы, животные, птицы. Самым частым мотивом вышитого квадрата на груди было копытное животное среди деревьев. Все эти мотивы — китайско-чжурчжэньского происхождения, за исключением нескольких монгольских растительно-«роговидных» узоров. Но само расположение, применение мотивов, композиция и идея были чисто монгольскими, кроме четырехлепестковой розетки — традиционного украшения в Центральной Азии еще в I тыс. н.э. (Горелик, 1979, с.54, 55).

Редким, заимствованным на мусульманском Востоке украшением костюма были узорные широкие горизонтальные полосы на предплечьях (Табл. III, 2,9) умонголов Ирана в середине XIV в.

Становятся модными отложные широкие меховые воротники на тулупах и теплых кафтанах с прямым осевым разрезом, треугольниками, спускающимися вниз (Табл. III, 26, 27). Такие же, но только округлые воротники были характерны и для монголов в Китае, которые носили их с той же одеждой (Табл. IV, 6, 7) и немного раньше по времени, так что эту моду можно считать заимствованием иранских монголов у китайских.

Под верхней одеждой носили распашные рубахи правозапашные либо с круглым воротом (Табл. II: 15, III: 1, 27, IV: 7). Очень широкие штаны с низким шагом практически всегда прикрыты верхней одеждой.

Очень разнообразны головные уборы монголов. К собственно монгольским, причем ранним, следует отнести низкую круглую войлочную шапку с узким козырьком и длинным широким, нередко с вырезанным краем, назатыльником, двумя прямоугольными лоскутками, свешивающимися на виски (Табл. II: 1-3, 6, 8, 16); макушка ее украшалась кистью или плюмажем из перьев, особенно пышным у монголов Ирана; фетровую, плотную шляпу с округлой, чуть приостренной на макушке тульей и более или менее широкими круглыми полями, чуть приопущенными (Табл. II: 4, 9, 11): часто такая шляпа, которую носила обычно знать, имела трапециевидный назатыльник и украшения в виде чеканного навершия, украшенного камнями и свисающей назад длинной кистью; вариант вышеописанного убора, отличающийся низкой цилиндрической тульей и плоским верхом, украшенным нередко небольшим остроконечным навершием (Табл. III: 1); круглые матерчатые шапочки, стеганные, сшитые из околыша и клиньев тульи, с шариком на макушке (Табл. III: 8): носили ее «интеллигенты» – писцы, ученые. Остальные разновидности уборов, представляющих собой разные типы колпаков с полями, разрезанными или цельными, с ровными или с вырезанным краем в виде четырех низких зубцов, образуемых четырьмя вогнутостями – относятся к домонгольской центральноазиатской традиции. Поля шапок обшивались мехом, сукном и бархатом, узорным шелком, на них вышивались геометрические узоры, звездочки, драконы, растительные побеги. Заимствованной, видимо, у чжурчженей надо считать зимнюю шапку с округлой тульей и четырьмя меховыми лопастями козырька, наушников и назатыльника (Табл. IV, 6, 7) (Воробьев, 1983, с. 29).

С 30-х гг. XIV в. монгольские головные уборы претерпевают изменения в плане увеличения объема тульи, придания ей яйцеобразной формы, более частого применения простежки, увеличения размеров и пышности наверший (Табл. III: 12, 14, 16, 22, 23, 28, 29). В это же время, скорее всего в связи с исламизацией. монголы Ирана стали носить по два головных убора (Табл. III: 12, 17, 19,22), причем нижним была, вероятнее всего, шапочка «интеллигентов», превратившаяся со временем в тюбетейку. Около середины XIV в. в Иране и Китае монголы стали оторачивать зимние шапки мехом так, что его полосы были широки по бокам и сходились на нет над лбом (Табл. III: 26; IV: 8) (В этом можно усмотреть возрождение татарской моды). Монгольские шапки часто имели подбородный шнур или ремешок, нередко унизанный бусинами (Табл. II: 5, 8; III: 3,19; V: 16, 19, 20).

На иранских миниатюрах нередки персонажи в монгольской одежде и чалмах. Для ранних памятников это, скорее всего, отражение костюмов местной, мусульманской администрации на монгольской службе. Для более поздних памятников — это уже отражение одеяний и монголов-мусульман.

Обувью монголам служили сапоги, которые почти всегда показаны с длинными, довольно мягкими, расширяющимися вверх голенищами, с боковыми швами, пришитой головкой и пяткой и часто с союзкой в виде пришитой галошки, иногда столь низкой, что ее можно принять за толстую подошву. В редких случаях шов на голенищах был спереди (Табл. IV: 1). Очень мягкие и широкие голенища перевязывались у щиколотки (Табл. II: 8). Часто верхний край голенища спереди имел высокий выступ, к которому пришивались ремешки или тесьма; с их помощью сапоги привязывались к поясу штанов (Табл. III: 25). Это очень старая и широко распространенная традиция евразийских степей, идущая от тех времен, когда обувью служили чулкообразные ноговицы.

Одним из основных показателей социального и имущественного положения мужчины-монгола служил его пояс. Мы уже касались конструкции поясов в связи с их функцией портупеи для саадака или сабли. Их декору посвящены фундаментальные работы М.Г. Крамаровского. Мы затронем лишь основные признаки монгольских поясов, их отличия. Заключались эти отличия в структуре оформления и элементах декора и имеют, как теперь ясно, чжурчжэньское происхождение (Конькова, с. 76-78; Рис. 19). Если до сих пор металлический набор пояса был ритмически довольно однообразен, то в монгольских поясах имелись ярко выделенные акценты – две или три крупные бляхи — пронизи; обычно с петлями на нижнем крае, служащие для подвески того или иного предмета (Табл. I: 13; III: 9,13,18; IV: 7; V: 15,17-22). Тем не менее часто применялись и пояса с однообразным ритмом металлического набора. Узоры на бляхах и пряжках монгольских поясов можно сгруппировать в несколько типов: растительный, центральноазиатский (Табл. V: 18,19), геометрический евразийский (Табл. V: 21), животно-растительный, китайско-чжурчжэньского происхождения (Табл. V: 16, 17, 20, 23), растительно-геометрический монгольский (Табл. V: 15, 22). Кырызскими по происхождению (но восходящими к уйгурской традиции) (Степи Евразии..., Рис. 30, 50; 74, 49) можно считать очень популярные у монголов поясные бляшки в виде горизонтально вытянутого квадрифолия, нередко с камнем в центре (Табл. II : 8, 11; IV: 6, 6). В памятниках искусства Ирана отражены и пояса, в рядовых бляхах декора которых прослеживаются западные, европейские влияния (Табл. III: 13). Очень часто, причем в любой обстановке - и обычной, и торжественной, монголы — вплоть до ханов, носили костюм без пояса (Табл. II: 7, 14, 15; III: 1 - 3,28).

Женский монгольский костюм

Женский костюм монголов подробно описан нами в соответствующей работе, поэтому здесь мы рассмотрим в основном новые материалы.

Верхние одежды замужних монголок обычно представляли собой неподпоясанный очень широкий и длинный халат, с длинными широкими рукавами, с косым запахом слева направо, отличающийся от основного вида мужской одежды именно шириной, длиной, а также отсутствием разреза от пояса до подола на левом боку. Но на одной из турфанских фресок XIII в. монголку, замужнюю, в «боке»(бохтог), в халате с короткими рукавами (Табл. V: 1). А на картине неизвестного китайского художника начала X в., изображающей зимнюю перекочевку монголов, мы видим зимний наряд монголки (Табл. V : 2): халат подпоясан, нижняя часть лица закрыта белым платком, на головной – «национально-монгольский» убор – бохтог (европейцы называли его «бока», китайцы – «гугу» или «гугугуань») надет войлочный или фетровый, в общем, толстый и плотный чехол с черным козырьком и несколькими завязками сзади, а покрывало, прикрепленное сзади к круглой шапочке, составлявшей основу бохгога не свисает, как обычно (см. Табл. V: 1) назад и не наброшено на плечи, а сколото под горлом, так что монгольская матрона предстает тщательно укутанной, закрытой прежде всего от ветра.

Наряд монгольских девушек, в полном согласии с письменными источниками, практически не отличается от мужского (Табл. V: 3-6). Головной девичий убор монголок представлен головным платком или шарфом, сложенным в лету и обернутым вокруг головы. Концы могут подтыкаться в образовавшийся тюрбанчик или свисать сзади. На фреске из Восточного Туркестана лента показана узкой, а широкий шарф укреплен вдоль теменного шва – спереди продет под ленту и закручен, сзади свисает вниз (Табл. V: 3). Излюбленные украшения женщин и девушек – жемчужные гирлянды в виде височных подвесок, жемчут на серьгах. Волосы у замужних женщин практически не видны, прически же девушек представляют собой две косы сзади, шиньон на макушке или косы, уложенные кольцами за ушами. Последний элемент был также основным элементом и мужской прически, в сочетании с бритой макушкой и пробритыми местами над бровями, челкой и прядями волос на висках (Табл. I: 8, 9; II: 1-6, 8, 16; III: 1, 5, 7, 8, 18. 22, 26-28; IV: 1, 2; V: 8, 10, 13, 16, 22). Эго специфически монгольская мужская прическа. Но монгольские мужчины носили волосы и заплетенными в одну длинную косу, как у чжурчжэней (Воробьев. 1983, с. 91) или в две короткие, как у большинства скотоводов Центральной Азии.

загрузка...
  Голосов: 8
 

Вы просматриваете сайт Swordmaster как незарегистрированный пользователь. Возможность комментирования новостей и общение на форуме ограничено. Если всего-лишь нашли ошибку и хотите указать о ней — выделите её и нажмите Ctrl+Enter. Для того чтобы пользоваться полным функционалом сайта и форума, рекомендуем .

Информация
Посетители, находящиеся в группе Прохожие, не могут оставлять комментарии к данной публикации.