Так как клинковое оружие является одной из наиболее репрезентативных категорий вооружения, оно издавна привлекает внимание исследователей. Особое место в работах отводится случайным находкам, ввиду их особого исторического контекста. На основании распространения находок скифского оружия были намечены маршруты походов на территорию Средней Европы, Закавказья, Поднестровья, Поднепровья и Лесостепного Подонья. Опыт анализа случайных находок побуждает продолжить работу в заданном направлении. С этой точки зрения экземпляры с Днепровского Левобережья начали рассматриваться лишь недавно. Следует Бабенко, посвященную так называемым кинжалам с Т-образной рукоятью. Значительную часть материалов составили случайные находки. Их распространение исследователь связал с событиями, прослеженными на Трахтемировском городище. Учитывая сложившееся противоречие в намеченных особенностях локализации разных категорий памятников, мы попытаемся связать известные на данный момент случайные находки скифского клинкового оружия с социально-политической ситуацией того времени.

Рассматривается возможность применения в бою римских шлемов с масками, которые определяются большинством исследователей как парадные или предназначенные для использования в ходе командных кавалерийских состязаний (hippika gymnasia). На основе иконографических источников и данных экспериментальной археологии делается вывод о возможности использования в бою шлемов с масками, по крайней мере изготовленных в I в. н.э.

Среди находок древнеримского вооружения большую группу составляют встречающиеся археологам шлемы с антропоморфными масками. Споры об их назначении ведутся уже давно. Эту дискуссию открыл еще родоначальник римской военной археологии Л. Линденшмит, считавший их боевыми. Противоположной точки зрения придерживался его оппонент в этом вопросе О. Бенндорф, который приписывал их к части погребального инвентаря. По его мнению, маски могли быть погребальными, так как некоторые из них были найдены в могилах. Вследствие этого исследователь провел аналогию с другими масками, погребальное предназначение которых не вызывает сомнений. Тем не менее большая часть найденных на сегодняшний момент римских шле- мов с масками никоим образом не связана с погребениями. Их находят в контексте вотивных приношений (зарытыми в землю или в недрах вод), а также на территории военных лагерей легионов и вспомогательных войск. В этом случае об их погребальном назначении говорить не приходится. Следовательно, каково же было их предназначение?

Рады представить вам большой скандиавский боевой нож сакс, чаще называемый Скрамасакс. В качестве образца была выбрана находка велилепного ножа с элементами ножен из раскопок в Бирке, под номером (погребение Bj581), Швеция, 10 век НЭ. Хранится в Шведском историческом музее в Стогольме. Рукоять - покрытие из кудрявой березы с латунными тыльником и кольцом для темляка. Ножны из толстой дубленной кожи с латунными креплениями и латунными заклепками. Ступенчатые оправки установлены на верхнем креплении с луженой бронзовой подложкой. Три точки подвеса, как в оригинале. Клинок боевого ножа выполнил, из стали O2, очень талантливый мастер Джордж Эцелл.

Первые находки трапециевидных привесок с «трезубом» относятся к последнему тридцатилетию XIX в. и вот уже на протяжении более чем ста лет ученые спорят о том, что олицетворяют изображенные на них символы. Большинство исследователей отмечают схожесть композиций со знаками на княжеских сребряниках XI в., из чего делают выводы о принадлежности изделий особо уполномоченным князей. Данная версия имеет ряд слабых сторон, главными из которых являются следующие. Во-первых, существует много других предметов со сходной символикой и нахождение ее на них с этой точки зрения не всегда объяснимо, учитывая то, что часть их происходит со скандинавских территорий и имеет единовременные, а порой и более ранние датировки, нежели вышеуказанные монеты. В качестве яркого примера этого могут служить найденные в Швеции элементы поясного и сумочного наборов X в., о которых указывает в своей работе С.С. Ширинский (12). Во-вторых, существует большая группа орнаментированных подобным образом привесок из захоронений ливов, идущих в комплексе с наборами амулетов (См. рисунок-застаку). Данный факт ставит под сомнение гипотезу о подражании княжеского символа, предполагая сакральный, магический смысл изображений.

Фибула – металлическое приспособление для застегивания одежды, дополнительно служит украшением, возможно: оберегом.
Период употребления большинства этих застежек для одежды III - нач. V век н. э. до вторжения гуннов. Найдены на юге и западе Украины по ареалу Черняховской археологической культуры. Что примечательно коллекционер разместил фото фибул на фоне линейки и фото на весах, что даёт возмоность узнать точный вес и размеры предметов. Находки представлены: арбалетоподобными, T-образными, P-бразными (их еще называют коленчатыми), двупластинчатые и зооморфные фибулы. Есть еще и так называемая «Чудовищные» фибулы (№11, №14 и №34), выделяющиеся яркими позолоченными дисками. Есть и нетипичная фибула с двумя иглами. Из общей канвы позднеримского времени немного выпадают: фибула №26 характерная больше для I-II века н.э. и шестипалая антропоморфная фибула №31, подобные которой известны у франков с V века н. э.

В статье рассматриваются материалы из погребения хазарского времени, обнаруженного на территории г.Мариуполя, в котором находился сосуд с прочерченными на поверхности знаками (крест и фигура, напоминающая семисвечник). Указанные знаки несли охранную функцию и были прочерчены гончаром, который, наиболее вероятно, был язычником. По мнению авторов, сосуд из погребения, обнаруженного на территории Мариуполя, является ценным свидетельством, отражающим сложный процесс распространения в VIII-IX вв. на территории Хазарии монотеистических верований. Основным объектом деятельности проповедников стало население городов. В среде кочевого населения и жителей поселений, находящихся на окраинах каганата язычество задержалось еще на многие столетия, иногда выступая в своем чистом виде, а иногда приобретая причудливые формы, граничащие с двоеверием.

Значение вспомогательных исторических дисциплин, в частности сфрагистики, для изучения социального и политического аспектов истории древней Руси в настоящее время общепризнано. Вместе с тем в течение ряда десятилетий в отечественной науке интерес к сфрагистическим материалам был сильно ослаблен. Среди немногочисленных исследователей, продолжавших традиции изучения сфрагистического материала, следует отметить Б. А. Рыбакова, чьи яркие статьи во многом способствовали возрождению данного направления в науке1. Большое значение для разработки специальных вопросов сфрагистики, а также тесно связанной с ними проблемы атрибуции древнерусских юридических знаков, посредством которых выражалось право собственности, имеет также известная статья исследователя «Знаки собственности в княжеском хозяйстве Киевской Руси X-XII вв.»2

В 1903 г. 4 июня в Киеве при строительных работах был обнаружен клад. Найден он был на территории, занятой некогда княжеским, «отнем», Дмитриевским монастырем, построенным сыном Ярослава Мудрого Изяславом в честь его патрона св. Дмитрия. Древнейший его храм, церковь Дмитрия, была создана около 1060 г. при Изяславе, два других выстроили его сыновья: Ярополк – церковь Петра (1085-1087 гг.), Святополк – церковь Михаила (1108-1113 гг.).

После разгрома Киева в 1240 г. большинство каменных построек осталось лежать в руинах, в памяти жителей часто не сохранялись и их названия. В XVI в. исчезло и название Дмитриевского монастыря, а продолжавший действовать на его месте монастырь стал называться Михайловским Златоверхим по названию главного храма – церкви Михаила, уцелевшей после 1240 г.