Перстни с геральдическими эмблемами из Киевского клада

В 1903 г. 4 июня в Киеве при строительных работах был обнаружен клад¹. Найден он был на территории, занятой некогда княжеским, «отнем», Дмитриевским монастырем, построенным сыном Ярослава Мудрого Изяславом в честь его патрона св. Дмитрия. Древнейший его храм, церковь Дмитрия, была создана около 1060 г. при Изяславе, два других выстроили его сыновья: Ярополк – церковь Петра (1085-1087 гг.), Святополк – церковь Михаила (1108-1113 гг.)².

После разгрома Киева в 1240 г. большинство каменных построек осталось лежать в руинах, в памяти жителей часто не сохранялись и их названия. В XVI в. исчезло и название Дмитриевского монастыря, а продолжавший действовать на его месте монастырь стал называться Михайловским Златоверхим по названию главного храма – церкви Михаила, уцелевшей после 1240 г.³

В XVIII в. при постройке новых монастырских стан строители наткнулись на руины «более нежели одной церкви»⁴, т. е. остатки древнейшего Дмитриевского монастыря. Вероятно, с последними днями существования этого монастыря и связан клад, найденный 4 июня 1903 г. Клад помещался в обычном для XII-XIII вв. глиняном горшке с одной ручкой⁵. Высота горшка немногим превышала 30 см. диаметр в самой широкой части достигал 27 см. В этом небольшом вместилище оказались вещи самого разного назначения: женские украшения, нашивные бляшки, пуговицы, части одежды и, по существовавшему поверью, для гарантии сохранности — железный замок⁶. Всего там было около 300 предметов (291 целых и несколько фрагментированных), в основном женские украшения.

Не анализируя состава клада, отметим только, что, помимо времени его зарытия, он говорит о поспешности его «паковки». Об этом свидетельствуют золотые и позолоченные пуговки, которые отрывались вместе с тканью, около 200 оборванных с одежд бляшек с эмалью и стеклянными вставками, 36 предметов, нанизанных на пучок нитей, брошенных в сосуд вперемешку с остальными украшениями — колтами, обручами, гривнами.

Важно особо отметить, что в кладе все вещи светские, ни одна из них не связана с христианским культом. Они скоплены мирянином, весьма склонным к так осуждаемому церковью «сребролюбию». Возникает вопрос: как они оказались на территории монастыря? Стоит вспомнить рассказ Печерского Патерика о судьбах двух богатых людей Еразме и Арефе⁷. Первый пришел в монастырь, «имея богатство много», т. е. он принес его с собой. В чем оно заключалось — неизвестно, но известно, что он истратил его на «церковную потребу», сделав, в частности, оклады на иконы. Другой, Арефа, тоже пришел с большим «богатством», которое держал в «келии своей».

Случаи, конечно, типичные. Вероятно, и клад, найденный в 1903 г. на бывшей территории Дмитриевского монастыря, был остатком «богатства» такого же происхождения. Оно пришло вместе с человеком «из мира» и было свидетельством накопления «в миру».

Накапливались вещи клада длительно. Об этом говорит, помимо разнообразия самих вещей, разновременность некоторых из них. Так, гривна, витая из трех пар дротов, витые браслеты и перстень, колты с каймой разного характера относятся к уборам, создававшимся в разное время⁸. Из этого следует, что вещи клада принадлежали нескольким владельцам.

Выразительнее всего говорят о разных владельцах попавшие в клад перстни. Их девять, и все они разные. Один — с круглым щитком, один — с составным и семь — с шестиугольным. Отметим сразу преобладание последних и отсутствие перстней в форме квадрифолия. Перстни с квад-рифолийным щитком — самая поздняя разновидность древнерусских перстней, они типичны для XIII в., а увлечение идеей квадрифолия в разных областях прикладного искусства относится уже ко временам Московской Руси⁹.

Есть разница и в изготовлении перстней. Перстни с круглым и составным щитками литые, с шестиугольным — тисненые. В этом тоже правомерно усматривать хронологический момент. Литье — простейший, но наименее экономный прием в работе с драгоценным материалом. Им пользовались на ранних этапах ювелирного дела¹⁰. К нему возвращались при первоначальном освоении производства того или иного ассортимента изделий, потом искали более экономный способ.

С перстнями на Руси происходило именно так. Тиснение получает распространение с XII в., как и многие другие приемы, удешевлявшие и ускорявшие производственный процесс¹¹. Два литых и семь тисненых перстней из клада 1903 г. указывают на длительность накопления попавших в клад сокровищ. Возможно вещи, попавшие в него, принадлежали нескольким лицам.

Все перстни клада украшены гравировкой с чернью. На перстне с составным щитком элементы растительного орнамента сочетаются с геометрическими, на перстне с круглым щитком и на двух перстнях с шестиугольными щитками растительный орнамент занимает помещенный в центре прямоугольный медальон и оставшееся кругом него пространство. Только на одном перстне подобная композиция дополнена княжеским знаком, помещенным в центре, в ромбе. Растительные элементы — половинки кринов размещены в углах прямоугольного медальона. Интересно, что на поле, обрамляющем прямоугольный медальон, орнамента нет, но есть шесть четких точек. Они размещены по две вверху и по бокам медальона, а внизу их нет. Подчеркнем, что по соображениям эстетического плана для полной завершенности общей композиции такие две точки надо было изобразить и в оставшемся пустым пространстве под медальоном со знаком (рис. 1, ).

Теперь о знаке рассматриваемого перстня. Он уже был предметом исследования. Б. А. Рыбаков справедливо отметил, что знак не укладывается в ту систему знаков, основой которых является двузубец, но, несмотря на его уникальность, не отрицал связи его с багровидными княжескими знаками¹².

В настоящее время общепризнано, что древнерусские княжеские знаки в виде двузубца прямоугольных очертаний связаны с потомками Мстислава Великого, а знаки колоколовидной формы — с потомством Юрия Долгорукого¹³. Происхождение от колоколовидных знаков Юрьевичей знаков в виде багра несомненно не только по соображениям исторического порядка¹⁴, но и с точки зрения развития самого знака. Известно, что деление тамги пополам — простейший способ получения производного знака в различных знаковых системах¹⁵.

Знак на киевском перстне из клада 1903 г. типологически близок, хотя и не идентичен знаку Всеволода Юрьевича, внука Всеволода Большое гнездо. Это справедливо и в тех случаях, если принять начертание знака Всеволода Юрьевича, предложенное Б. А. Рыбаковым¹⁶, и если согласиться с А. А. Молчановым, значительно упростившим этот знак¹⁷. Основа его и в том и в другом случае одна — вертикальная черта с отрогом справа. Отметим только, что в знаке Всеволода Юрьевича, по Б. А. Рыбакову, присутствуют точки — отпятныши, что характерно и для нашего перстня.

Кроме того, в кладе 1903 г. есть перстень, лишенный какого-либо декора, но снабженный четким княжеским знаком совсем другої! конфигурации (рис. 1,2). Это двузубец, целиком вписывающийся в систему знаков потомков Мстислава Великого. В частности, он близок знаку праправнука Мстислава Великого Романа Мстиславича (умер в 1205 г.), но сложнее его¹⁸.

В этой статье автор не ставит своей задачей идентификацию знаков на перстнях киевского клада 1903 г., давно известных исследователям, специально занимавшимся княжескими знаками. Все данные о них приведены лишь с той целью, чтобы подчеркнуть, что в одном кладе оказались перстни с личными знаками представителей двух разных ветвей княжеского дома: потомков сыновей Владимира Мономаха — Мстислава Великого и Юрия Долгорукого.

Итак, в киевском кладе 1903 г. два перстня, несомненно, были не только украшениями, но и знаками собственности. Причем на одном из них знак собственности совмещался с композицией растительного характера. Возникает вопрос, не могли ли композиции чисто декоративного характера приобретать значение родовой или семейной тамги и тогда, когда сам знак отсутствует?

Такой вопрос возникает при рассмотрении трех последних перстней из киевского клада. Они совершенно разные по художественным достоинствам (рис. 1,3-5). Два из них принадлежали, судя по диаметрам дужки, разным лицам, от третьего сохранился только щиток. Все три перстня объединяет устойчивое сохранение орнаментального сюжета, наводящее на мысль о возможном эмблематическом его значении. Рассмотрим эти перстни подробнее.

Первый, от которого сохранились щиток и начало дужки (рис. 1, 5), безусловно, самый совершенный по исполнению. На его шестиугольном щитке тонкой гравировкой изображены два изящных крина, сопоставленных основаниями. Каждый крин заканчивается маленьким ромбом с точкой посредине. Соединяясь, крины как бы переходят в пучок тонких линий, перевязанных в двух местах. В центре маленькими штришками показаны радиально расходящиеся лучи. Четкости продуманного рисунка способствует заполненный чернью фон, обведенный бордюром с частым штрихом. Боковые грани покрыты тоже штриховкой. Композицию, изображенную на щитке, можно считать розеткой с прекрасно выраженной зеркальной симметрией.

От второго перстня сохранился только щиток (рис. 1,4). Он несколько обломан по краям, но композиция легко восстанавливается. Она та же: два крина, сопоставленных основаниями. Изображены они тоже на черненом фоне, но он занимает значительно меньше места, да и чернь сохранилась хуже.

Третий перстень представляет собой дальнейшую схематизацию того же сюжета (рис. 1,5). Расшифровка его орнаментации была бы затруднительна, если бы два первых перстня не дошли до нас. При сопоставлении с ними становится ясно, что его орнаментация представляет собой крайнюю схематизацию того же сюжета. Мастер явно не владел техникой чернения больших плоскостей, не владел он и искусством гравировки, поэтому геометризация заданного сюжета могла оказаться вынужденной. Но сюжет был все же задан. Поэтому разница индивидуального почерка исполнявших все три перстня мастеров не мешает его узнать.

Теперь о самом сюжете. Он не представляет собой ничего исключительного. Поиски истоков его уведут нас к растительному орнаменту Византии, сложившемуся окончательно к X в.¹⁹ Поиски аналогий — к миру прикладного и монументального искусства всех стран средневековой Европы, получившей античное наследие из рук Византии. Пышный крин с плавно изгибающимися ветвями — основной элемент розеток и бордюров в разных областях искусства древней Руси²⁰. В этом смысле композиция на перстнях из киевского клада как будто неоригинальна.

Однако именно в таком варианте она встретится нам только дважды н в том же районе среднего Поднепровья. Два перстня с сопоставленными основаниями кринами на черневом фоне были найдены в кладе 1908 г. близ Чернигова, в урочище Святое озеро²¹. Композиционно крины решены несколько различно, но в одном случае очень близко изображению на одном из перстней киевского клада (рис. 1, 5, 7).

В кладе 1908 г. в урочище Святое озеро был и перстень с княжеским знаком. Это трезубец прямоугольных очертаний с плавно отогнутыми боковыми зубцами и растроенным на конце прямым центральным зубцом. Принадлежность подобных знаков черниговским князьям, потомкам Святослава Ярославича, достаточно аргументирована.

Мы дважды сталкиваемся с одцим и тем же явлением: владельцы клада, обычно являющегося семейным сокровищем, носят перстни со знаком собственности или с одной и той же орнаментальной композицией.

Но, может быть, перстни с подобным орнаментом были вообще широко распространены и находки их в кладах, как и принадлежность разным лицам одной семьи, просто дань моде? Это не так. Перстни, орнаментированные таким образом, встречены только в двух кладах — в Киевском 1903 г. и в Святозерском 1908 г. Первый зарыт, как уже говорилось, накануне батыева разгрома Киева, второй, по мнению Б. А. Рыбакова, «не ранее начала XII в.»²² Среди довольно представительной коллекции древнерусских перстней (только черненых в настоящее время известно 53) экземпляров с подобным сюжетом больше не встречено.

Само же явление — повторение одного и того же орнаментального сюжета на перстнях представителей одной семьи — мы можем отметить еще раз в недавно найденном кладе в селе Городище Деражнянско-го р-на Хмельницкой обл.²³ В этом кладе вместе с четырьмя перстнямщ на которых изображены княжеские тамги разных начертаний, были два перстня с изображением зверя с повернутой назад головой (рис. 1, 8, 9). Судя по покрытому точками (пятнами) телу, длинным ногам, закинутому за спину хвосту, это гепарды.

Автор публикации клада В. И. Якубовский полагает, что перстни с княжескими знаками принадлежали внукам или правнукам черниговского князя Олега-Михаила Святославича. Снова возникает вопрос, не были ли два перстня с гепардами вариантом еще одной разновидности знака собственности?

Исследователи княжеских знаков приходят к выводу, что к первой половине XIII в. принятая в тамгах Рюриковичей система отпятнышей исчерпала себя²⁴. Об этом свидетельствует и появление крайне усложненных знаков, и появление на орнаментальном поле со знаком-тамгой таких орнаментально необъяснимых деталей, как несимметричные точки. Они есть не только на рассмотренном выше перстне из киевского клада 1903 г. (рис. 1,1), но и на еще двух хорошо известных перстнях с княжескими знаками. Это перстень из ГИМ со знаком, принадлежащим, па мнению Б. А. Рыбакова, Святополку Изяславичу²⁵. На щитке этого перстня, помимо самого знака, несимметрично размещены пять точек (рис. 1,10). На другом перстне с княжеским знаком из Киева²⁶ в одном углу шестиугольного щитка помещена одна точка, неслучайность которой подчеркнута двумя ограждающими ее от орнаментального поля штрихами (рис. 1,11). Представляется, что эти неоправданные (орнаментально) попытки можно рассматривать как усложнения тамги без изменения ее рисунка, как своеобразные отпятныши на знаке рода, служащем для разных его представителей.

Летописными данными засвидетельствовано, что, помимо княжеских знаков собственности, на Руси были известны и знаки собственности боярских родов. Б. А. Рыбаков приводит интереснейшее свидетельство Ипатьевской летописи под 1170 г. о боярах Бориславичах, заменивших княжеское тавро-«пятно» на украденных ими у князя конях своим, боярским²⁷. Именно рядовому феодалу мог принадлежать, по мнению А. В. Чернецова, перстень с печаткой, недавно найденный в Старой Рязани²⁸. На литой печатке изображен зверь, имеющий сходство с барсом. Перстни с устойчивой орнаментальной композицией, явно принадлежавшие представителям одной семьи, могли иметь значение геральдической эмблемы.

Предложенное толкование перстней с устойчивыми орнаментальными схемами безусловно гипотетично. Оно в какой-то степени может быть оправдано желанием привлечь внимание исследователей к еще одному возможному виду знаков собственности, так плодотворно изучающихся в нашей науке уже более ста лет.

Источник: Макарова Т. И. Перстни с геральдическими эмблемами из Киевского клада // Древности славян и Руси (отв. ред.) Б. А. Тимощук. М.: Наука - 1988 г.