Лунница – один из самых распространенных амулетов-оберегов, существовавших на протяжении многих эпох и составлявших часть женского убора. При всем разнообразии форм и техники исполнения неизменным остается их общее сходство с Луной, олицетворяющее лунный культ, плодородие и женское начало.
Производство лунниц уходит своими корнями вглубь тысячелетий. Первые трехрогие лунницы известны уже в памятниках бронзового века. В античный период появляются золотые серповидные лунницы, украшенные сканным декором. В позднеримское время форма полумесяца широко распространена у народов Европы и Передней Азии. С территории Восточной Европы происходят ранние черняховские лунницы. Эмалевые лунницы характерны для поднепровских ерриторий и принадлежат киевской культуре.
Славянские привески и амулеты XI-XIII веков. Очередным подтверждением того, что обереги носились в связках, стала находка, сделанная в районе города Торжка Тверской области – пишет портал Культурология.
(Таблица, № 1). На бронзовой проволоке были подвешены два звериных клыка и два бронзовых оберега: зооморфное существо (рысь?), тело которого украшено циркульным орнаментом, и ложечка. С определенной долей уверенности можно утверждать, что данный набор оберегов принадлежал охотнику, так как три из них символизировали защиту от «лютого зверя», а ложечка олицетворяла сытость, успех на охоте.
Рассмотрев по возможности полно находки «мартыновских фигурок», я не устояла перед соблазном сделать попытку хотя бы наметить пути к тому, чтобы восстановить первоначальную композицию, в которую входили некоторые из них, и показать ее вероятные источники. Фигурки из Мартыновского клада и из коллекции Платонова обнаружены в Среднем Поднепровье, находка из Игумнова по свидетельству находчика — в Среднем Поочье. Именно материалы этих комплексов позволяют говорить об устойчивом наборе «человечек в окружении зверей». Клады Среднего Поднепровья I хронологической группы, к которым относятся Мартыновский клад и комплекс из коллекции Платонова (Щеглова 1990), датируются серединой VII в. (Гавритухин, Обломский 1996: 95). До этого времени на рассматриваемой территории не зафиксировано изображений людей или животных ни в мелкой пластике, ни на керамике, ни в каких-либо других формах, за исключением двух находок шаблонов для изготовления литых или тисненых человеческих фигурок, правда, гораздо меньшего размера, чем мартыновские и другого типа. Одна из них сделана в Мощенке на севере Черниговской области (Кат. III: 1), другая — в Днепровском Надпорожье (Кат. III: 3). Часто их помещают в один ряд с «мартыновскими человечками» (Гавритухин 2004: рис. 3; Скиба, в печати: таб. IX), но при этом рассматривают в контексте древностей поздне- и постгуннского времени (Гавритухин 2004: 210-211).
Эта работа готовилась и писалась непросто, материалы накапливались долго, а выводы претерпевали изменения, неожиданные для самого автора. Хочу искренне поблагодарить моих друзей и коллег А.И. Айбабина и Э.А. Хайрединову (Симферополь), И.Р. Ахмедова, И.О. Гавритухина и А.В. Григорьева (Москва), М.М. Казанского (Кан), М.Е. Леваду (Киев), А.Е. Мусина (Санкт-Петербург), Н. Чаусидиса (Скопье), Б.Ш. Шмоневского (Краков), щедро открывших для меня свои личные библиотеки и заставивших обратить внимание на материалы, которые впоследствии заняли ключевое место в работе. Также я должна выразить глубокую признательность профессору Л.С. Клейну, труды которого, посвященные изучению славянского язычества, побудили меня набраться храбрости и обратиться к новой для себя теме, а его курс лекций по истории мировой археологии — осознанно выбрать метод исследования.