Лунница – один из самых распространенных амулетов-оберегов, существовавших на протяжении многих эпох и составлявших часть женского убора. При всем разнообразии форм и техники исполнения неизменным остается их общее сходство с Луной, олицетворяющее лунный культ, плодородие и женское начало.
Производство лунниц уходит своими корнями вглубь тысячелетий. Первые трехрогие лунницы известны уже в памятниках бронзового века. В античный период появляются золотые серповидные лунницы, украшенные сканным декором. В позднеримское время форма полумесяца широко распространена у народов Европы и Передней Азии. С территории Восточной Европы происходят ранние черняховские лунницы. Эмалевые лунницы характерны для поднепровских ерриторий и принадлежат киевской культуре.
Рисунки-реконструкции Олега Федорова выделяются на фоне исторических работ других художников прежде всего за счет достоверности мельчайших деталей. Реконструкции Фёдорова основаны на актуальных археологических и научных данных, многие работы созданы для крупнейших музеев в сотрудничестве с ведущими учеными и специалистами. Подборка рисунков с портала Культурология на тему древнерусского женского ювелирного головного убора дает нам возможность увидеть, как могли выглядеть наши пра-пра-(50 раз пра)-бабушки почти тысячу лет назад.
Славянские привески и амулеты XI-XIII веков. Очередным подтверждением того, что обереги носились в связках, стала находка, сделанная в районе города Торжка Тверской области – пишет портал Культурология.
(Таблица, № 1). На бронзовой проволоке были подвешены два звериных клыка и два бронзовых оберега: зооморфное существо (рысь?), тело которого украшено циркульным орнаментом, и ложечка. С определенной долей уверенности можно утверждать, что данный набор оберегов принадлежал охотнику, так как три из них символизировали защиту от «лютого зверя», а ложечка олицетворяла сытость, успех на охоте.
В конце IV - начале V в. н.э. в степях Восточной Европы происходит
резкая смена археологических культур, в значительной степени связанная с
вторжением с востока на эти территории новых орд кочевников. С 376 г.
римляне обращают внимание на пришедший воинственный народ — гуннов,
только что разгромивших готское объединение (черняховскуюю культуру —
«державу Германариха») и способствовавших распаду Боспорского царства.
Значительная часть готов и связанных с ними племен подчинились
пришельцам, многие — бежали на запад. В конце IV в. гунны совершили
походы в Предкавказье, вторглись в Закавказье и дошли до Сирии. Тогда же
они появились на Дунае. К 420-430-м гг. оформляется огромная держава
гуннов с центром на Среднем Дунае, подчинившая многие народы от
Центральной Европы до Поволжья и частично объединившая их в рамках
некоей культурной общности. Образовавшийся союз состоял из разноэтничных
племен и народов—самих гуннов (видимо, тюркоязычных), ираноязычных
сарматов и алан, германских племен — готов, гепидов и др.
Лесная зона Восточной Европы с глубокой древности была заселена двумя значительными этноязыковыми массивами племен — балтами и финно-уграми. Занимаемая ими территория простиралась от берегов Балтийского моря до Уральских гор и от Среднего Прикамья до Среднего Поволжья. В основе формирования балтских и финских племен эпохи позднего железного века лежат более ранние археологические культуры: днепро-двинская, дьяковская, городецкая, ананьинская, пьяноборская, культура штрихованной керамики и некоторые другие. В позднем железном веке балтские племена заселяли часть юго-восточной Прибалтики, включавшую большую часть бассейнов рек Немана и Западной Двины (Даугавы) и частично Верхнего Днепра. Балтские племена подразделяются на восточные (лето-литовские), западные (пруссы, ятвяги и др.), а также близкие им судя по данным топонимии, — «днепровские». Более северные и северо-восточные территории от побережья Балтийского моря и Ботнического залива до нижнего и среднего течения р. Обь (Сибирь) принадлежали различным финно-угорским племенам. Среди финских племен Восточной Европы выделяют три группы: прибалтийско-финскую (западно-финскую), поволжскую и прикамскую (пермскую).
Становление и ранняя история славян не могут быть изучены и поняты в
отрыве от процессов формирования и развития других этнических групп
Европы. Начальная история праславян, не совсем еще ясная, тесно
переплетается с историей кельтов и германцев, скифо-сарматов,
финно-угров и балтов. Поэтому проблема происхождения восточных славян
обычно рассматривается на материалах нескольких археологических культур
начала I тыс. до н.э. — первой половины I тыс. н.э., памятники которых
оставлены населением, обитавшим на территории современных России,
Польши, Украины, Белоруссии и Молдовы.
Рассмотрев по возможности полно находки «мартыновских фигурок», я не устояла перед соблазном сделать попытку хотя бы наметить пути к тому, чтобы восстановить первоначальную композицию, в которую входили некоторые из них, и показать ее вероятные источники. Фигурки из Мартыновского клада и из коллекции Платонова обнаружены в Среднем Поднепровье, находка из Игумнова по свидетельству находчика — в Среднем Поочье. Именно материалы этих комплексов позволяют говорить об устойчивом наборе «человечек в окружении зверей». Клады Среднего Поднепровья I хронологической группы, к которым относятся Мартыновский клад и комплекс из коллекции Платонова (Щеглова 1990), датируются серединой VII в. (Гавритухин, Обломский 1996: 95). До этого времени на рассматриваемой территории не зафиксировано изображений людей или животных ни в мелкой пластике, ни на керамике, ни в каких-либо других формах, за исключением двух находок шаблонов для изготовления литых или тисненых человеческих фигурок, правда, гораздо меньшего размера, чем мартыновские и другого типа. Одна из них сделана в Мощенке на севере Черниговской области (Кат. III: 1), другая — в Днепровском Надпорожье (Кат. III: 3). Часто их помещают в один ряд с «мартыновскими человечками» (Гавритухин 2004: рис. 3; Скиба, в печати: таб. IX), но при этом рассматривают в контексте древностей поздне- и постгуннского времени (Гавритухин 2004: 210-211).
Эта работа готовилась и писалась непросто, материалы накапливались долго, а выводы
претерпевали изменения, неожиданные для самого автора. Хочу искренне
поблагодарить моих друзей и коллег А.И. Айбабина и Э.А. Хайрединову
(Симферополь), И.Р. Ахмедова, И.О. Гавритухина и А.В. Григорьева
(Москва), М.М. Казанского (Кан), М.Е. Леваду (Киев), А.Е. Мусина
(Санкт-Петербург), Н. Чаусидиса (Скопье), Б.Ш. Шмоневского (Краков),
щедро открывших для меня свои личные библиотеки и заставивших обратить
внимание на материалы, которые впоследствии заняли ключевое место в
работе. Также я должна выразить глубокую признательность профессору Л.С.
Клейну, труды которого, посвященные изучению славянского язычества,
побудили меня набраться храбрости и обратиться к новой для себя теме, а
его курс лекций по истории мировой археологии — осознанно выбрать метод
исследования.