На сегодняшний день военное дело оседлых племен Северо-Западного Кавказа эпохи Средневековья раскрыто достаточно слабо. Еще хуже освещено их защитное вооружение, несмотря на ряд вышедших за последнее время работ (Стрельченко, 1960; Каминский, 1986; Нагоев, 1986 и др.). Одним из основных видов личной защиты воина испокон веков являлся щит. Данная работа посвящена серии находок остатков щитов в могильниках СевероЗападного Кавказа золотоордынского времени.
Впервые эти щиты были описаны более 40 лет назад М.Л. Стрельченко в его статье «Вооружение адыгейских племен в X-XV веках (По материалам Убинского могильника)» (Стрельченко, 1960, с. 155, рис. 6 б). Такого же типа щиты упоминает Ю.Н. Воронов в своей работе «Древности Сочи и его окрестностей» (Воронов, 1979, с. 106, рис. 61, 3). Наконец следует отметить недавно вышедшую работу М.В. Горелика «Армии монголо-татар X-XIV вв.» (Горелик, 2002, рис. 7, B и D). Пожалуй, на этом список научных публикаций по рассматриваемому типу вооружения исчерпывается.
Между тем при изучении данной проблемы выявилось, что основная масса находок щитов не опубликована и что их количество на сегодняшний день в несколько раз больше, чем это представлялось ранее. Как минимум один щит находится в Геленджикском музее. Он выставлен в экспозиции, в средневековом отделе. Еще один щит происходит из погребения на ул. Днестровской в г. Новороссийске (Новороссийский краеведческий музей).
Три щита происходят из материалов Убинского могильника, хранящегося в фондах Краснодарского музея-заповедника (далее – КГИАМЗ) (КМ-2807/830 и 2807 А-976-977). Один из них выставлен в экспозиции КГИАМЗ и опубликован в работе М.Л. Стрельченко «Вооружение адыгейских племен в X-XV вв. (Стрельченко, 1960, с. 155, рис. 6 б). Этот щит был заново перерисован (рис. 1). Второй щит (пикет № 213) до его реконструкции находился в очень плохом состоянии (рис. 2). Третий щит сохранился лишь в небольших деталях и в плохом состоянии, что не позволило его зарисовать, но по изученным деталям, безусловно, он относится к тому же типу щитов, которые рассматриваются в данной работе.
Остатки 7 щитов найдены в погребениях № 87, 110, 114, 118 (рис. 3), 131 (рис. 4), 139 и 189 Казазовского 1 могильника (КМ 5100/5676; КМ 5100/2960-2966; КМ 8037). Кроме того еще один щит найден в погребении II могильника Казазово 3 (рис. 5), находящегося рядом с Гатлукаевским городищем (Тарабанов, 1989, ил. 357 и 358). Один щит происходит из могильника у поселка Хаджох в Адыгее1. Остатки минимум двух щитов обнаружены в могильнике Варданэ в Сочинском районе (Воронов, 1979, с. 106, рис. 61, 3). Еще один щит происходит из кургана 4 могильника Медовеевка 1 недалеко от Красной Поляны2.
Наконец, еще один щит известен далеко за пределами Северо-Западного Кавказа, в погребении 69 Яблоновского могильника в Поросье, недалеко от современного г. Юрьева (Орлов, Моця, Покас, 1985, рис. 13, 14).
- Выражаю искреннюю признательность А.А. Сазонову за это сообщение.
- Любезно благодарю Д.Э. Василиненко за предоставленный им материал раскопок за 2003 г.
Таким образом, сегодня известно не менее 18 находок остатков щитов, принадлежащих одному типу.
Естественно, здесь учтены, скорее всего, не все известные находки, так как по ряду причин часть материала осталась недоступной автору. Тем не менее было учтено достаточное количество находок, чтобы определить тип этого вида защитного вооружения. К сожалению, часть щитов дошла до нас в плохой сохранности и о принадлежности их к определенному типу можно судить лишь по небольшим фрагментам металлической обивки, если они находят аналогии у щитов, сохранившихся лучше.
В целом все щиты изготовлены по одинаковой схеме. Основу составляли деревянные дощечки, подогнанные друг к другу и для большей прочности обтянутые кожей или войлоком. Остатки дерева сохранились на многих металлических деталях (например, гвоздях-заклепках). К сожалению, не удалось установить породу дерева, можно лишь предполагать, что это был дуб или ясень. С внешней стороны, в центре, щит усиливался круглым железным умбоном из слегка выпукловогнутой пластины с характерными зубцами по краям. Сохранившиеся умбоны имеют разные диаметры. Размеры умбонов из Убинского могильника и из погребения 118 Казазовского могильника равны 17 см в диаметре. Умбон из Казазовского 3-го могильника в поперечнике достигает 16 см (Тарабанов, 1988, ил. 357). Диаметр умбона из погребения 189 «З» Казазовского 1-го могильника равен 15,7 см (КМ-5100/5676). Умбон из могильника Варданэ – всего 15 см в диаметре (Воронов, 1979, рис. 61, 3). Диаметр умбона из кургана 4-го могильника Медовеевка – 15,5 см. Такой же размер умбона и у щита в Геленджикском музее.
Рис. 1. Щит из Убинского могильника, перерисованный с оригинала и опубликованный М.Л. Стрельченко | Рис. 2. Щит из Убинского могильника из разрушенного погребения пикета 213 |
Как видно из приведенных данных, диаметры умбонов варьируются в пределах 15-17 см. Такая разница в диаметрах скорее всего объясняется кустарным изготовлением щитов в целом и умбонов, в частности, а также возможно несколько разновременным их изготовлением. Но это лишь предположения. Вероятно, близки им по размерам умбоны и других щитов, по ряду причин оставшихся неизмеренными (например, из-за плохой сохранности). Поверх умбона, через его центр крепились две фигурные полоски длиной 25 см (рис. 1 и 3), расположенные по отношению друг к другу под прямым углом и образующие крест с равными ветвями. Центральная часть этих полосок представляла собой пластину шириной 1.5 см и длиной от 6 см у щита из могильника Варданэ, до 7,5 см, как в погребении 118 Казазовского 1-го могильника, и до 9 см, как у щита из Убинского могильника (рис. 1). Далее эта пластина переходила в плоский в сечении прут длиной 4-4,5 см (Убинский могильник), 5-5,5 см (погребении 118, Казазово 1, Варданэ), который заканчивался небольшим листовидным расширением. Расширения имеют в диаметре 2-2,5 см - в ширину и 2,5-3 см - в длину (рис. 1, 4), либо круглые 2,5 х 2.5 см.
В центре крестовины, образованной двумя пластинами, расположено сквозное отверстие, в котором находится заклепка с выпуклой шляпкой. В центре концевых округлых расширений также имеется по одному отверстию, в которых сохранились заклепки с выпуклыми шляпками с внешней стороны и заканчивающихся неподвижными плоскими кольцами-петлями с внутренней стороны щита.
Таким образом, на концах металлического «креста» с внутренней стороны щита всегда имелось четыре петли, по одной на каждом. Такое расположение не является случайным (рис. 1, 3). Можно с полной вероятностью утверждать, что данные петли служили местом крепления ремней, с помощью которых щит держали в руке.
Вторая характерная деталь щита – внешний обод металлической оковки. Он шел по внешнему краю, вероятно, в 5-10 мм от края деревянной части щита, примерно так, как это изображено на реконструкции у М.В. Горелика (Горелик, 2002, рис. 7, D). Этот обод представлял собой четырехгранный прут в сечении толщиной 3-4 мм. Примерно через каждые 11-12 см он имел прямоугольные пластинчатые расширения - раскованные части прута для того, чтобы в них можно было сделать отверстия для металлического гвоздя. Расширения были длиной 1,5 см и шириной 1 см. Гвозди имели шляпки, как и у заклепок на концах ветвей «креста» умбона, только изнутри заканчивались не петлями, а расплющивались и загибались, чтобы гвоздь не выскочил обратно. По всему периметру внешнего обода выковывалось около 12 таких прямоугольных расширений, с помощью которых обивка крепилась к основе гвоздями.
Помимо внешнего обода-прута на некоторых щитах сохранилась и внутренняя обивка-обод. Он обычно проходил под концами лучей «креста» (щиты из Геленджикского музея и из погребения 118 могильника Казазово 1). Так же, как и внешняя линия обивки, внутренняя представляла собой прут, только более плоский в сечении, имеющий не 12, а 8 расширений, причем 4 из которых крепились под концами лучей «креста» умбона и так же, как и последние, имели округлую форму и в целом близкие размеры. Остальные 4 расширения, расположенные между округлыми, имели прямоугольную форму, аналогичную формам пластинчатых расширений внешней обивки. В каждой из них также имелись отверстия для гвоздей-заклепок, аналогичных использовавшимся для крепления внешней обивки. Несколько по другому расположена внутренняя оковка щита из кургана 4 могильника Медовеевка 1. Она проходила примерно на полсантиметра выше концов лучей «креста». Благодаря находкам деталей таких щитов в погребениях Казазовского 3-го и некоторых других, нам удалось реконструировать несколько щитов, различающихся по форме, бытовавших в средневековое время на Северо-Западном Кавказе. Они подразделяются на 3 варианта:
А. Щиты округлой формы. Такие щиты происходят из погребений района Геленджика, и из погребения II могильника Казазово 3 (Тарабанов, 1988, ил. 351, 357 и 358).
Б. Щиты прямоугольной формы. Один такой щит происходит из Унакозовского могильника. Кроме того, по форме изгиба внешней обивки (прута) к этому варианту, по-видимому, относятся и два щита из Убинского могильника (КМ 2807/830 и КМ 2807, А-976-977) (рис. 1, 2).
В. Щит восьмигранной формы (рис. 3). Пока достоверно известна одна находка этого варианта, происходящая из погребения 118 Казазовского 1-го могильника.
Для некоторых щитов удалось определить и их общие размеры. В частности, по зафиксированным остаткам внешних деталей щита из погребения II могильника Казазово 3 его диаметр составил примерно 55-60 см (Тарабанов, 1989, ил. 351 и 357). Близкий ему, приблизительно 60 см диаметром, щит хранится в Геленджикском музее. Известны размеры прямоугольного щита из Унакозовского могильника – 40 х 60 см. Очень хорошо сохранился щит из кургана 4 могильника Медовеевка 1. Его диаметр (по ободу) - более 70 см. Таким образом, средний размер щитов составлял примерно 60-70 см.
Теперь следует остановиться на том, каким образом подобные щиты держали и как ими управляли в бою? Ранее упоминались четыре петли, выступающие с внутренней стороны щита, которые являлись частью заклепок, проходивших через концы лучей «креста». Дело в том, что петли располагались по диагонали по отношению к прямой оси «луча» «креста» на умбоне и в то же время параллельно друг другу. Таким образом, «крест» находился не в классическом виде (прямого креста), а виде косого креста, или точнее буквы Х, где лучи находились под прямым углом друг другу. К этим петлям, параллельно друг другу, крепились два ремня в несколько ослабленном состоянии, достаточном для того, чтобы было возможно сжать их в ладони одной руки, приведя в натянутое состояние. Воин с помощью одной руки мог четко контролировать все поле щита в четырех точках крепления ремней. Этому способствовал и сравнительно небольшой диаметр таких щитов. Такой способ держания щита известен с глубокой древности. Его применение, например, можно видеть у воинов, изображенных на гребне из кургана Солоха IV в. до н.э. (Манцевич, 1962). Сжимает два ремня щита в одной руке и воин, изображенный на древнерусском каменном рельефе XI в. из Киевского исторического музея (Кирпичников, 1971, рис. 30). Такой же способ крепления ремней к внутренней стороне щита для его удержания одной рукой отчетливо виден на иранских миниатюрах XIV в., изображающих монгольских воинов (Горелик, 2002, с. 69, рис. 1 и 3; с. 70, рис. 3; с. 71, рис. 2, 11 и 13; с. 72, рис. 2, 3 и 10; с. 73, рис. 15). Очевидно также держит в одной руке два собранных ремня адыгский (черкесский) воин XVII в. на рисунке А. Олеария (Аствацатурян, 1995, рис. 8).
Во всех приведенных случаях изображен небольшой и относительно легкий щит, что соответствует размерам описанных щитов. Таким образом, данный способ крепления ремней щита является довольно древним и «интернациональным», так как был довольно практичен и удобен в бою для небольшого и мобильного щита. В походе при помощи этих же ремней щит можно было надеть на локоть либо прикрепить к седлу.
Хронология бытования этого вида защитного вооружения определяется прежде всего погребальным инвентарем захоронений, где были найдены такие щиты. М.Л. Стрельченко датирует погребения из Убинского могильника XIII-XV вв. (Стрельченко, 1960, с. 155). Такая широкая датировка в принципе естественна, если учесть, что в 1950-е гг., когда писалась его работа, хронология адыгских древностей была разработана очень слабо. Ю.Н. Воронов на основе сопроводительного инвентаря относит погребения могильника Варданэ, где были найдены щиты, к XIII-XIV вв. (Воронов, 1979, с. 106). Этим же временем датирует такого же типа щиты и М.В. Горелик (Горелик, с. 23 и 24, рис. 7).
Анализ состава вооружения для погребений XV-XVII вв. позволяет установить, что набор оружия вполне стандартен, это сабля и стрелы либо одно из двух видов наступательного оружия. Такой набор вооружения встречен во всех воинских погребениях этого времени. Ни в одном из них ни разу не было встречено защитное вооружение. Таковы комплексы курганных могильников Ленинохабльского, Шенджийского, Белореченского, 4-го могильника у сел. Чегем II, Лечинкайского, Шалушкинского (Тарабанов, 1984, с. 165; Носкова, 1991; Левашева, 1953; Нагоев, 1987).
В XV в. помимо сабли и стрел в погребение иногда помещали топор, шестопер или пару стремян, как это видно на примере Белореченского могильника (Левашева, с. 181, рис.3, 23). Присутствие дополнительных предметов вооружения в погребениях отмечается редко. Автору неизвестно ни одного комплекса позднее конца XIV - начала XV в., где были найдены предметы защитного вооружения, в частности, шлемы и остатки щитов. Таким образом, на основе изменений погребального обряда и состава инвентаря средневековых могильников XV в. можно исключить как верхнюю дату, когда были найдены, интересующие нас щиты (возможно, за исключением начала -первой четверти этого столетия).
Ни разу не были найдены остатки щитов и в могильниках XI-XIII вв.: в могильниках Колосовка, Андреевская Щель, Циплиевский 1, Черноклен, Абинский 4, ранняя группа Цемдолинского могильника и др. (Дитлер, 1961, с. 150-165; Новичихин, 1993, Пьянков, 1987; Он же, 1989; Армарчук, Малышев, 1997).
Таким образом, датировка погребений со щитами, предложенная Ю.Н. Вороновым, ближе к истине. Этому не противоречит и сопроводительный материал погребений, где были найдены щиты (Тарабанов, 1989, илл.357 и 358; Воронов, 1979, с. 106, рис. 61). В погребении IV Казазовского могильника 3, которое по всему инвентарю и обряду (сабля, стрелы, положение костяка, западная ориентировка) аналогично погребению II этого же могильника, найден стеклянный сосуд, по всем признакам аналогичный сосуду, происходящему из окрестностей Дузу-кале, датированный концом XIII-XIV вв. (Миллер, 1909, рис. 33; Армарчук, 2003, табл. 102, 8). Это позволяет датировать и погребение II со щитом в пределах конца XIII-XIV вв. Как и в погребении II могильника Казазова 3, отмечено в целом аналогичное расположение щитов в кургане 4 могильника Медовеевка 1 и погребение 69 Яблоновского могильника. Во всех этих погребениях щиты располагаются на груди или ближе к животу покойного, как бы накрывая его. Сабли лежат слева от костяка, причем острием к голове, а рукоятью к ногам. Их перекрестия обычно ассиметричны (одно «плечо» длиннее другого) и обычно с ромбическими расширениями на концах и несколько загнутые в сторону лезвия. Клинки сабель проходят обычно под краем щита. Ориентировка костяков - западная или юго-западная (сезонные отклонения). Аналогичны и типичны для данных погребений кресала с язычками, длинные узкие оселки, небольшие тесла. Таким образом, данные погребения в целом аналогичны друг другу по обряду, составу и типу инвентаря. К этому же времени можно отнести с полным основанием и остальные находки щитов по указанным причинам.
В погребении II Казазовского 3-го могильника помимо щита был найден шлем, лежавший в ногах покойного. Местоположение шлема в ногах погребенного, является характерной чертой погребального обряда населения Закубанья и Северо-Восточного Причерноморья (Схатум, Дымченко, 2003, с. 33). В это время, как в половецких, так и в монгольских погребениях шлемы располагаются либо на голове погребенного, либо рядом с ней (Зеленский, 1998, с. 17; Армарчук, Сорокина, 2001, с. 198 и 203, рис. 1, 1; Ефимов, 1999, с. 97, рис. 1, 5). Следует также отметить, что в кочевнических погребениях этого времени щитов вообще не найдено (Зеленский, 1998; Армарчук, Сорокина, 2001; Ефимов, 1999 и др.). В то же время по письменным источникам (Плано Карпини, Рубрук) и средневековым иранским миниатюрам мы знаем, что монголы, безусловно, пользовались щитами. Это говорит о том, что ни у половцев, ни позднее у монголо-татар эпохи Золотой Орды не было традиции опускать вместе с умершими воинами их щиты. Следовательно, нет никаких оснований считать все перечисленные погребения со щитами или какую-то их часть кочевническими. В заключении хотелось бы отметить, что почти все известные находки концентрируется только на территории Закубанья и Черноморского побережья. Погребения с данным типом щитов располагаются на той территории, где, как известно по письменным источникам, проживали адыги. По всем признакам данные комплексы относятся к адыгской средневековой культуре. Все эти данные говорят о том, что на всей территории расселения адыгов был распространен единый тип щита, датированный в пределах последней четверти XIII - конца XIV - начала XV в. По-видимому, это говорит о повсеместном использовании данного типа щитов в защитной паноплии средневековых адыгских воинов в указанный период.
Погребение же 69 Яблоновского могильника из Поднепровья ничем (обрядом, инвентарем) не отличается от погребений, найденных на территории Закубанья и Черноморского побережья, что позволяет утверждать о его принадлежности к адыгской культуре указанного периода. Как он туда попал это уже отдельная тема.
Автор: Схатум Р.Б. Щит в комплексе вооружения оседлых племен Северо-Западного Кавказа в золотоордынский период // Материалы и исследования по археологии Кубани: Сб. науч. тр. Краснодар, 2003.