О некоторых типах средневековых шлемов, с территории Северного Кавказа

В специальной литературе история эволюции защитного доспеха, впрочем, как и иных категорий воинской экипировки средневековых воинов, изучена недостаточно. Во многом подобная ситуация может быть объяснена тем, что эта проблема редко привлекает к себе внимание. С другой стороны, решению проблемы сильно мешает стойкая убежденность многих авторов в том, что устанавливаемая ими предварительная этнокультурная составляющая местных археологических комплексом обязательно должна определять и этнокультурные истоки тех или иных категорий воинского снаряжения, находимого в этих комплексах. Существуют и иные факторы, в значительной мере запутывающие исследователей и, как следствие, не способствующие активизации познания истории военного дела.

В предлагаемой публикации мы остановимся лишь на отдельных типах, боевых наголовий эпохи средневековья, к настоящему времени выявленных на Северном Кавказе, историческая интерпретация которых, однако, в силу целого ряда обстоятельств еще далека от окончательного решения.

Шлем из погребения кочевника у с. Новотерское в Чечне

Интересующий нас шлем происходит из сильно разрушенного позднекочевнического захоронения из частично поврежденного кургана в окрестностях с. Новотерское (Наурский район современной Чечни), Остатки погребального инвентаря из захоронения были собраны у местных жителей и опубликованы Д. Ю. Чахкиевым. По мнению публикатора этого выразительного набора воинской экипирован, разрушеное захоронение могло принадлежать половецкому «воину-всаднику середины XIII века».

После выхода в свет указанной публикации новотерский комплекс привлек к себе внимание и других специалистов. М. В. Горелик, ознакомившись с материалами, Вскоре вновь опубликовал этот же шлем и отдельные пластины от защитного доспеха. В отличие от Д. Ю. Чахкиева, М. В. Горелик предложил иной вариант реконструкции этого же боевого наголовья (Рис. 1: 2), которое, по его мнению, первоначально, имело и вырезы для глаз, а сам шлем из с. Новотерского М. В. Гореликом был отнесен к числу типично монгольских шлемов. Пластинки от защитного доспеха из новотерского комплекса тем же иеследопателем были определены как пластинки от типичного монгольского доспеха типа хатангу-дегель.. Тем самым новотерский погребальный комплекс получил некоторые основания для того, что его можно было рассматривать как захоронение одного из представителей кочевническо-всаднической знати Золотой Орды, скорее всего, центральноазиатского и («монгольского») происхождения.

Вскоре после выхода в свет указанной публикации Д. Ю. Чахкиепа материалы из-под с. Новотерское, благодаря любезному содействию ее автора, оказались и нашем распоряжении. В ходе знакомства с остатками погребального инвентаря данного комплекса мы расчистили от патины бронзовую «пластинку» навершия шлема. В результате оказалось: «пластинка» на шлеме имела фигурные очертания, была составлена из 4 литых сегментов, при помощи заклепок крепившимися к шлему (Рис. 2: 3), декорирована и являлась остатками навершия, слабо возвышавшегося над шлемом. 

Рис 1. Шлемы золотоордынской эпохи. 1. Шлем, обнаруженый неподалеку от с. Новотерское (Чечня) и его графическа реконструкция выполненная Д. Ю. Чахкиевым. 2. Графическая реконструкция этого шлема выполненная М. В. Гореликом 3. Фотография этого шлема.

Бронзовое навершие шлема

В ходе расчистки «пластинки» на вершине шлема от патины оказалось, что она представляла собою основание бронзового навершия, венчавшего боевое наголовье и была составлена из четырех фигурных секторов. Каждый такой сектор вдоль внешнего периметра декорирован выпуклыми «точками», обрамленными двумя мелко вырезанными линиями. В центре навершия – сквозное отверстие, оконтуреное двумя поясками рельефных точек (Рис. 2: 3). Пространство между ними 8 мм мелко заглубленного желобка. Снизу пластинки было хорошо заметно, что в указанное отверстие проходила припаянная трубочка для плюмажа, выходило сквозь него наверх. Трубочка обломана; заметны следы припая снизу.

Внутри каждого из фигурных секторов располагались слабо рельефные изображения «птицы»: по одной фигурке в каждом секторе, размещены головами друг к другу.

Эти изображения как фигурки «птиц» определяются условно. Головы птиц обозначены в виде двух, вписанных одна в другую, концентрических окружностей. «Клюв» трактован схематично: от головы вниз отходит двойная S-видная либо доработанная после отливки, при помощи мелкой гравировки. Ниже головы, заметно расширяясь книзу, обозначена шея птицы. Слабо выпуклая ее поверхность доработана косой штриховкой. Под шеей, в виде округлой выпуклости, обозначено туловище. По внешнему периметру «туловища» — мелкие, слаборельефные округлости. В центре «туловища» - мелкая розетка из шести круглых шариков положенных по кругу. В центре этого скопления еще один точно такой же шар возвышающийся над остальными.

Выше «туловища» и в сторону от него при помощи двойной гравированной линии обозначено отставленное в сторону крыло и возвышающаяся над ним шеей комбинация из трех полуокружностей, напоминающих растительный орнамент. Крыло заштриховано.

Под крылом «птицы», обозначен хвост. Верх и низ хвоста были обведены двойнымы  линииями, пространство заштриховано косыми линиями. Хвост отделен от туловища двумя поясками подпрямоугольной формы. Один из них с мелким, овальной формы углублением в центре; второй декорирован мелкими «зернышками».

 Под туловищем хорошо проработана слабо-рельефная лапа с большим когтем. Все слабо рельефные детали фигурки хищной «птицы» — со следами позолоты.

Мы не случайно так подробно остановились на описании декора этой пластинки бронзового навершия, поскольку близкие навершия уже публиковались в специальной литературе, однако этнокультурный генезис таких наверший, впрочем, как и генезис самих шлемов, определялись по-разному. 

Рис. 2. Навершия шлемов 1 - на шлеме из под Энгельса (по Е. К. Максимову) 2 - из Нового Сарая (по М. Д. Полубояриновой) 3 - Прорисовка новотерского навершия.

Железный ободок на нижнем крае шлема.

Как справедливо описывал эту деталь наголовья Д. Ю. Чахкиев, она опоясывала нижний край шлема. Отличительной ее особенностью являлось то, что пластинки была сложена вдвое и П-образно, с двух сторон охватывая нижний край корпуса шлема (Рис. 3: 1). По внешней поверхности этого ободка проходили три параллельные и вдавленные линии. В месте сгиба П-образной пластинки (по нижнему её краю), равномерно были расположены вырезы аркообразной формы (Рис. 3:1). На реконструкции шлема в варианте М. В. Горелика эти же вырезы расположены слишком широко один от другого.

Подобная конструкция предназначалась для того, чтобы в эти вырезы, перпендикулярно полоске, вставлялись вертикально располагавшиеся кольца бармицы. С лицевой стороны шлема, вдоль сгиба пластинки, под краем нижней оконечности  корпуса шлема, вероятнее всего, продевалась железная проволока, одновременно продевавшаяся и через кольца бармицы, вставленные в вырезы. Тем самым обеспечивалось крепление бармицы со шлемом.

Лицевая сторона шлема.

Судить о ней сложно. Однако, если учитывать форму сохранившейся части пластинки для крепления бармицы, следует обратить внимание на плавно изгибающийся вверх конец этого фрагмента, что, вероятно, и послужило основанием для М. В. Горелика предположить существование у шлема выреза для глаз (Рис. 1: 2). Если судить по еще двум мелким фрагментам от шлема, которые имелись и комплексе, то эти фрагменты могли быть частью наносника. Последний насколько можно судить по фрагментам, были идентичны другому крупному фрагменту наносника золотоордынской эпохи (Рис. 3: 2), случайно обнаруженному на территории Северо-Западного Прикаспия. Близкий по форме наносник был и на шлеме из погребения № 1 Келийского могильника в высокогорной Ингушетии. Верхний край наносника прямой и обломанный, что позволяет нам предполагать о возможном его креплении прямо к корпусу шлема.

Кроме того, среди мелких обломков шлема заметно выделялись несколько железных пластинок со слабым изгибом, шириной не более 0,7 см. Обломаны по длине; верхние и нижние края их ровные. Заманчиво эти фрагменты сопоставить с остатками накладных «бровей». Один из указанных фрагментов имел следы округлого стерженька-заклепки, вероятно, при помощи таких наклепок, «брови» крепились к корпусу шлема.

Бармица

На фрагментах шлема из-под Новотерского бармицы не было обнаружено, но  Ю. Чахкиев вполне справедливо предполагал возможным ее изначальное существование, в связи с чем мы обратим внимание на еще одну находку из того же комплекса. В описании инвентаря из Новотерского Д. Ю. Чахкиев указывает на крупные и мелкие фрагменты «кольчужной сетки» (Рис. 3: 3) из спекшихся железных колец. Этот фрагмент по своей конфигурации имеет форму окружности и как бы свернут  в полудугу. По мнению исследователя, все эти кольчатые фрагменты являлись остатками редко встречающегося «кольчато-чешуйчатого» оборонительного доспеха. Внимательное рассмотрение этих деталей доспеха показало: фрагмент кольчужной сетки по внешнему диаметру практически совпадает с диаметром нижнего края шлема. Это дает нам все основания утверждать: опубликованный Д. Ю, Чахкиевым фрагмент кольчужной сетки являлся бармицей, а не частью кольчато-чешуйчатого оборонительного доспеха. Судя по конфигурации коррозированных остатков бармицы, ее общая длина (высота) была не менее 30 см. В погребении бармица оказалась на шлеме. Поскольку шлем, вероятно, стоял вертикально, кольчьчужная сетка бармицы оказалась сложенной (подогнутой) в 2-4 слоя. 

Рис. 3. Детали шлемов 1- фрагмент новотерского шлема с ободком и вырезом для бармицы 2 - фрагмент наносника с территории Северо-Западного прикаспия 3 - фрагмент кольчужной бармицы из новотерского могильника.

Об этнокультурной атрибуции Новотерского захоронения.

Приведенные уточнения дают нам все основания высказаться и по вопросу о происхождении интересующего нас шлема. В первую очередь следует обратить внимание на описывавшееся выше бронзовое навершие шлема. Насколько нам известно, оно - далеко не единственное. Мы располагаем информацией (с разной степенью полноты), как минимум, о трех шлемах с подобными навершиями (включая и новотерскую находку) и о навершии без шлема.

Первый шлем был отмечен в позднекочевническом захоронении близ города Энгельса в Саратовском Заволжье.

Во втором случае было случайно обнаружено лишь навершие с территории золотоордынского города - Нового Сарая.

Третий шлем с тождественным навершием в 1987 г. был раскопан М. Б. Мужухоевым в Келийском могильнике в высокогорной Ингушетии. К величайшему сожалению, этот образец до сих пор не опубликован; он представляет собой Кольчужный корпус («чулок»), закрывавший голову и лицо, с двумя подпрямоугольными вырезами для глаз. Сверху шлем венчался точно таким же навершием, как и шлемы новотерский, из-под Энгельса и Нового Сарая.

Е. К. Максимов, публикуя шлем из-под Энгельса, отнес его ко времени с XII по XIII вв., сблизив его со шлемами с территории Руси. Он полагал, что «трудно сказать, попали ли эти предметы вооружения к кочевникам в результате торговли древней Русью или военных столкновений с ней, но они, наряду с находками в причерноморских районах, позволяют говорить о влиянии древнерусских оружейников на своих восточных соседей - кочевников южнорусских степей»,

Г. А. Федоров-Давыдов так же датировал шлем из-под Энгельса. М. Д. Полубояринова, приняв эту датировку, поставила опубликованное ею бронзовое навершие из Нового Сарая в прямую связь с пребыванием там либо русских пленников, либо воинов. По всей видимости, датировку необходимо скорректировать, поскольку навершие Келийского могильника в высокогорной Ингушетии датируется по нумизматике золотоордынской эпохой. XIII-XIV вв. следует датировать шлем с таким же навершием из Новотерского погребения в Чечне.

Более того, сравнивая изображения птиц на всех известных нам образцах, мы вынуждены констатировать: при близкой иконографии новотерской «птицы», декор навиершия отличается от декора других. Вполне вероятно, что отличия объясняются  плохой сохранностью. Однако есть основания полагать, что Новотерское навершие могло являться местной копией рассмотренных выше наверший шлемов.

Стоит обратить внимание на еще один аспект. Д. Ю. Чахкиев, публикуя ново-горские материалы, склонялся к мысли о том, что это было захоронение знатного половца. Однако в 1988 году при охранно-спасательных раскопках курганов в Наурским районе нынешней Чечни мы отыскали курган с еще заметными остатками погребальной ямы. Погребальное сооружение представляло собой простую грунтовую яму с незначительными (6-7 см) заплечиками, фрагментарно сохранившимися вдоль трех сторон. Сама яма длиной осью была вытянута не с В на 3, как утверждалось ранее, а с С на Ю. Погребальные памятники поздних кочевников вне зависимости от территории  имевшие ориентировку с С на Ю, традиционно считаются захоронениями монголов. Подобная этнокультурная атрибуция, вероятнее всего, приемлема и для разрушенного захоронения из-под с. Новотерское Наурского района бывшей Чечено-Ингушетии. Стоит обратить внимание и на то, что все три одинаковые и ми близкие навершия связаны с совершенно разными наголовьями.

О находках четырехчастных шлемов  

Интерес к данной группе боевых воинских наголовий был обозначен недавней статьей Р. Б Схатума и В. М. Дымченко. Публикуя реконструированный ими шлем из кургана № 24  Убинского (на Кубани) могильника, оба автора отметили, что данный представлен уже 7 экземплярами. Поэтому есть смысл повторить список интересующих нас находок, составленный краснодарскими авторами. Это шлемы из-под ст. Раевской на Кубани; сразу три экземпляра были открыты при исследовании Цебельдинского могильника; пятый происходит из-под Новороссийска (Краснодарский край); шестой найден в погребении в кургане № 36 Борисовского могильника под Геленджиком; седьмой - из кургана № 4 могильника Хазарова щель (Краснодарский край), восьмой – как уже отмечалось выше, в кургане № 24 Убинского могильника.

Следует согласиться с Р. Б. Схатумом и В. М. Дымченко в том, что «узкая датировка этих шлемов затруднена», хотя авторы приняли точки зрения своих предшественников, датировав шлемы из погребения 21 и 34 Цебельдинского могильни ка в пределах конца XII-XIII вв., а Убинского могильника - концом XII-XIV вв. Могильники Борисовский, Хазарова щель, Раевский оба автора не без основании датируют ХIII-ХIV вв.

Несмотря на размытость отмеченной выше датировки, нелишне обратить внимание на компактное расположение основной массы рассматриваемых шлемом м курганах Прикубанья, с этнокультурно соотносимых либо с половцами, либо с предками современных адыгов (хронология памятников которых нуждается в разработке). Кардинального уточнения требует и этнокультурная атрибуция кочевнических памятников; пока укажем на необходимость более четкой датировки, и, В первую очередь, шлема Убинского кургана.

Как представляется, шлем может быть датирован гораздо уже. Убинские захоронения и предметы вооружения относят к Х-ХIV вв. В погребении № 70 Убинского могильника Н. В. Анфимов обнаружил 7 серебряных золотоордынских монет, впоследствии определенных Г. А. Федоровым-Давыдовым (ханов Бирдибека, Кульны, Хызра, Ордумелика, Кильдибека) и датированных серединой XIV в. Монеты — возможно, от одного мониста, т.е. после их изъятия из денежного обращения они долгое время могли использоваться как украшения. По этой причине погребенйе № 70 Убинского могильника, указывающее и на относительную датировку всего некрополя, должно датироваться временем не ранее начала второй половины - конца XIV века. К предтимуровской эпохе может быть отнесен и интересующий нас шлем Убинского кургана № 24.

Что же касается остальных четырехчастных шлемов, то и здесь много неясного и требующего уточнений.

Так, погребения могильника Хазарова щель, насколько о них можно судить по публикациям, вряд ли окажутся ранее золотоордынского периода. Необходимо проверить и сведения о шлеме из погребения у ст. Раевской. Не имея такой возможности не исключаю того, что именно с этим захоронением связана золотоордынекая монета Джанибека. Шлем из Цемесской бухты под Новороссийском, если он действительно четырехчастный, происходит с территории изначально подкурганного могильника м отнесенного к концу XII—XIV вв. Однако находки наконечников стрел в погребении, зеркало, костяные изделия и многое другое, по аналогиям создают впечатление о более узкой дате захоронения в пределах ордынской эпохи. Это впечатление усиливает и находка в погребении № 36 золотоордынской монеты с именем хана Токты. Исходя из этих уточнений, более узкой может быть дата и шлема Борисовского могильника, также упоминаемого Р. Б. Схатумом и В. М. Дымченко. По относительной хронологии Борисовского могильника в литературе высказывались не раз. Уместно воспроизвести наблюдения М. Г. Крамаровского. «Борисовский могильник (район Геленджика), — пишет М. Г. Крамаровский. – известен по предварительной публикации В. В. Саханев вкрыл в районе Геленджика 147 погребений, из которых 135 датировал VI-IХ вв., а 12 отнес к IХ-ХV вв. Погребальный обряд этой, последней по времени группы курганом Борисовского могильника резко отличается от обряда погребений Белореченско. По нашим наблюдениям, время поздней группы Борисовского могильника отмечается пределами второй половины XIII - начала XV века.».

Таким образом, несмотря на то, что интересующие нас четырехчастные шлемы найдены в различных погребальных комплексах, все они, скорее всего, примерно одного времени, невзирая на существующие различия в датировке. А это дает основания считать, что истоки и причины распространения таких однотипных шлемов, имевших хождение у этнокультурных групп населения Прикубанья и Причерноморья, стоит связывать с традициями военного дела Золотой Орды середины - конца XIV в.

Описывая реконструируемый шлем из кургана № 24 Убинского могильника, Р. Б. Схатум и В. М. Дымченко особо подчеркивали и тот факт, что четырехчастный швом «был выкован из четырех пластин-сегментов. Полосы соединены между собой методом сварки». Эти технологические детали позволяют обратить внимание на близость шлемов перечня Р. Б. Схатума и В. М. Дымченко еще двум боевым наголовиям из Прикубанья. Первое (Рис. 4: 3) было введено в научный оборот Ю. В. Зеленским, второе (Рис. 4: 2) было опубликовано волгоградскими коллегами. Описывая находку из погребения 1 кургана 1 могильника «Кривуша-4», они отмечали: «Шлем был составлен из четырех сваренных между собой сегментов, усиленных в верхней части четырьмя прямоугольными пластинками с клепками. Шлем венчало обломанное напершие, отделенное от основания круглым «яблоком»». Публикаторы справедливо соотнесли его с наголовьем, опубликованным Ю. В. Зеленским.

Перечисленные Р. Б. Схатумом и В. М. Дымченко наголовья не имеют вырезов для глаз, имеющихся у шлемов из погребений у с. Пролетарского и погребения 1 кургана 1 могильника «Кривуша-84». (Шлемы с вырезами для глаз, скорее всего, должны были иметь и «брови» с наносником). Нет на них и крестообразно расположенных пластинок навершия, что может быть объяснено степенью сохранности шлемов. Такие детали могли присутствовать на шлемах перечня, и во всех перечисленных случаях мы имеем один тип боевых наголовий, хотя связать их с «черкесскими» шлемами «Задонщины» маловероятно.

Среди археологических материалов с территории Северного Кавказа ныне известно несколько, новых шлемов, в атрибуции которых, тем не менее, продолжает оставаться много неясного. Следует указать на находки в нескольких подкурганных захоронениях у ст. Дмитриевской на Кубани. Введенные в научный оборот лишь недавно, некоторые из этих шлемов уже привлекли к себе внимание и анализировались специалистами на недавно прошедших конференциях. Не располагая пока публикациями с изложением этих точек зрения, укажем на некоторые параллели одному из вновь введенных в оборот шлемов.

Рис. 4. Четырехчастные шлемы из прикубанья 1 - шлем из Убинского могильника ( по Р. Б. Схатуму, В. М. Дымченко); 2 - шлем из погребения № 1 кургана 1 могильника "Кривуша-4" 3 - Шлем из кочевнического захоронения степного прикубанья ( по Ю. В. Зеленскому)

Шлем из погребения № 2 кургана 4 могильника Дмитриевская-1.

Экземпляр происходит из погребения 2 кургана 4 Дмитриевского могильника (Рис. 5: 1). Такой же шлем с округлым утолщение на вершине, сквозным отверстием и со вставленным в него подвижным кольцом (для флажка), в свое время опубликовал Д. Ю. Чахкиев (Рис. 5: 2). Правда, тот шлем имел слабо выраженных горизонтальный козырек, отсутствующий на прикубанском, хотя из-за фрагментированности нижнего края наголовья он мог и не сохраниться.

Аналог происходит из горноингушского полуподземного склепа близ позднесредневекового с. Верхний Лейми. Д. Ю. Чахкиев относит этот шлем к золотоордынской  эпохе, основываясь на наличии в том же склепе фрагмента наруча, шестопера и сабли с перекрестием, сильно загнутым вниз. Позднее шлем рассматривался М. В. Гореликом и В. В. Дорофеевым, поставившими его в один ряд с иными, сугубо «монгольскими» шлемами. Вполне вероятно, что и шлем из погребения № 2 кургана № 4 относится к той же серии боевых воинских наголовий, имевших распространение на территории Золотой Орды и входивших в экипировку разноэтничных ее обитателей.

В качестве еще одного аналога следует привести шлем из известного Чингульского кургана.

Рассмотренные выше шлемы, несмотря на то, что в первичных публикации к ни относили к широкому хронологическому отрезку времени и к захоронениями преимущественно половецких воинов, не имеют половецкой принадлежности. Широкий территориальный разброс (Кубань-Северо-Восточный Кавказ), наличие и погребениях останков разноэтничных обитателей региона периода Золотой Орды могут свидетельствовать лишь об общем ареале распространения шлемов. Вопрос об их генетических истоках продолжает оставаться открытым.

Рис. 5. Шлемы золоордынской эпохи 1 - Прикубанье ( по Г. А. Блохину, А. Н. Дьяченко, А. С. Скрипкину) 2 - шлем из горноигушского полуподземного склепа возле с. Верхний Лейми (по Д. Ю. Чахкиеву)

Литература

Чахкиев Д. Ю. Богатое погребение воина-кочевника у сел Новотерское (Чечено-Ингушетия) // Археология и вопросы социальной истории Северного Кавказа. Грозный. 1983.
Горелик М.В. Ранний монгольский доспех (IX -  первая половина XIV век) // Археология, этнография и антропология Монголии, Новосибирск. 1987.
Виноградов В. Б., Петренко В. А., Мялковский В. А. К этнической истории северо-западного Прикаспия в 1 тысячелетии до н. э. // Археология и вопросы этнической истории Северного Кавказа. Грозный. 1979.
Максимов Е. К. Находка древнерусского шлема в Саратовском Заволжье // СА № 4 М. 1960 г.
Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М. 1966.
Полубояринова М.Д. Русские люди в Золотой Орде.
Нарожный Е.И. Восточные и западные инновации золотоордынской эпохи у населения Верхнего и Среднего Притеречья. (Археолого-историческое исследование) Автореф. дисс... к. и. н. Воронеж. 1998.
Скатум Р. Б., Дымченко В. М  Шлем из кургана № 24 Убинского могильника: атрибуция, реставрация, реконструкция // Магистериум. Вып. 1. Краснодар, 2003.
Стрельченко М. Л. Вооружение адыгейских племен в X-XV вв. (По материалам Убинского могильника) // Наш край. Вып. 1 Краснодар. 1960.
Федоров-Давыдов Г.А. Клады Джучидских монет // НЭ Т.1. М. 1960
Амарчук Е. А. Малышева А.А. Средневековый могильник в Цемесской долине // Историко-археологической альманах. Вып. 3. Армавир-М., 1997.
Крамаровский М. Г. Серебро Леванта и художественный металл Северного Причерноморья XIII-XV вв (По материалам Крыма и Кавказа // Художественные памятники и проблемы культуры Востока. Л., 1985.
Чахкиев Д.Ю. Полуподземный склеп у села Верхний Лейми (Горная Ингушетия) // Средневековые погребальные памятники Чечено-Ингушетии. Грозный. 1985.
Горелик М. В., Дорофеев В. В. Погребение золотоордынского времени у села Таборовка // Проблемы военной истории народов Востока. Вып. 2. М 1990.

Автор: © Нарожный Е. И. Военная Архелогия 2008