Монгольское нашествие, как известно, отложило «свой» отпечаток на все стороны жизни народов, ставших его жертвами. Не были исключением и народы Европы. Однако некоторое время спустя, покоренная Русь и оказавшиеся в опасной близости от завоевателей народы юго-востока Балтии, Венгрии, Нижнего Подунавья стали внимательно присматриваться к оружию монголов.
Нам уже приходилось писать о том влиянии, которое монгольский панцирь из мягкого материала (к которому изнутри приклепаны железные пластины), названный нами "усиленный хатангу дегель”, оказал на генезис и развитие европейского доспеха типа coat of plates (Горелик М.В., 1983, с.255). Из последнего, как известно, развился классический цельнокованый рыцарский доспех Европы XV-XVII вв. Достаточное внимание нами было уделено и монгольским лукам (Горелик М.В., 1979, с.90; 1990, с.156-157; 2002, с.30).
Проблемы взаимовлияния Орды и Руси, Орды и Восточной Европы в военном деле давно интересуют многих исследователей. Некоторые вопросы нашли подробное освещение в ряде работ, включая недавно вышедшую нашу (Горелик М.В., 2002, с.25-27). В данной статье мы рассмотрим лишь два аспекта оружейных взаимосвязей между монголами и Европой, недостаточно освещенных в предыдущих работах. Первая ее часть посвящена одной группе шлемов, найденных на территории Центральной Европы, вторая - уникальному образцу клинкового оружия, обнаруженном в хорошо датированном богатом захоронении золотоордынского латника в нижнем течении Южного Буга.
Монгольские шлемы из северных и южных регионов Центральной Европы
На севере и юге Центральной Европы при разных обстоятельствах найдено несколько шлемов, интерпретация которых вызвала целый ряд вопросов, и, прежде всего, выяснение места их изготовления. Часть из них составляет серии, что весьма важно для истории культуры регионов, где они были изготовлены и найдены.
В I-й четверти XX в. ус.Плоскоев 13км от Тирасполя (западное пограничье Золотой Орды) И.Я. Стемпковским в одном из раскопанных курганов было обнаружено погребение, хорошо датирующееся серебряными монетами золотоордынского хана Токты (1290-1312 гг.) и золотой монетой византийского императора Иоанна II Комнина (1118-1143 гг.). В погребении был найден комплект оружия: копье, топорик, наконечники стрел, кольчуга и шлем (Гошкевич В.И.,1930, с.109, рис.10).
Шлем (рис.1, 1) представляет собой сложное изделие, в виде невысокой сферической тульи, составленной из четырех секторов, соединенных по линии наложения вертикально расположенными полосками с парой заклепок на каждой; в местах заклепок полоски расширяются треугольными выступами. Сверху приклепано навершие в виде низкого конуса со шпилем, увенчанным бипирамидальным завершением. Околыш шлема – широкий, расширяющийся книзу, склепан из 12-13 подпрямоугольных пластин. Спереди к околышу приклепан козырек длиной 16 см и горизонтальная узкая налобная пластина. К нижнему краю шлема с боков и сзади приклепана полоса металла, верхний край которой мелко и часто насечен зубилом, а нижний нарублен прямоугольниками с пазами между ними; прямоугольники свернуты в трубки, в которые вставлялся прут, продевавшийся, в свою очередь, через кольца верхнего ряда кольчужного плетения бармицы. Данный шлем замечателен тем, что имеет почти все признаки, характерные для монгольских шлемов: шпиль, козырек, наборный околыш, мелкая насечка краев (Горелик М.В., 1987, с.188-192, рис.10, 2, 5, 8, 10, 32; рис.11, 8, 14; 2002, с.75, 7, 8, 9, 13,17-19, Peers C.J., 1992, с.6). Сочетание их в одном предмете делает его одним из эталонных образцов монгольских шлемов вообще.
В Историческом музее южноболгарского г.Казанлыка хранится замечательный шлем, найденный в Ясеново (р-н г.Стара Загора) (рис.1, 3). Авторы публикации коллекций музея датировали его IX-X вв. (Гетов Л., Цанова Г., 1967, № 110); английский же исследователь Д. Николль сначала датировал его XII-XIII вв., связав его происхождение с балканскими номадами или Византией (Niсоllе D., 1988а, с.40), позднее ограничил его происхождение последней, а в датировке вернулся к мнению болгарских авторов (Niсоllе D., 1996, с.76-77).
Шлемы из Ясеново и Плоского конструктивно и типологически близки. Разница состоит лишь в некоторых деталях: отсутствии навершия у первого из них; околыш у шлема из Плоского свернут из одной широкой полосы металла с одним клепаным швом, а не собран из склепанных пластин; вместо козырька у последнего – чуть отогнутый наружу край. Кроме того, на ясеновском шлеме присутствует яркий золотоордынский ремесленный признак – мелкая частая насечка вдоль краев узких вертикальных полос, перекрывающих стыки секторов тульи, а также на нижней стороне трубчатых петель-держателей бармицы – на нижнем ободе околыша. Самой же примечательной деталью ясеновского шлема является личина на лобной части околыша, где очень грубо, примитивно с изнанки выколочены асимметричные брови, переходящие в линию "носа”, и два столь же асимметричных глаза. Эта личина мешает исследователям правильно интерпретировать предмет, хотя, на наш взгляд, из-за полного непрофессионализма работы, на самом деле, она мало что может сказать о какой-либо традиции.
Конструктивно и типологически близок шлему из Плоского случайно найденный при пахоте в 80 гг. XIX в. в районе Айссельбиттена (ныне Коврово) на востоке приморской зоны полуострова Сам-бия в Восточной Пруссии (ныне Калининградская обл.) шлем (Седов В.В., 1987, табл.СХХХ, 5). В связи со случайностью находки и отсутствием контекста, в наших выводах приходится исходить только из признаков самого шлема. Эти признаки: сфероконическая тулья, склепанная из четырех секторов посредством вертикальных полосок металла, наложенных поверх стыков; козырек, украшенный понизу полоской латуни с каемками из выпуклых точек. Подобное украшение очень характерно для южносибирских, кыргызских мастеров металла XIII-ХIV вв. (Кызласов И.Л., 1983, табл. XIV, 42, 43; XVII, 21; XXII, 12; XXXV, 1,10,13; XXXVII, 5,18,21, 22, 27; XXXVIII, 4). Сверху пластины тульи соединены округлым подвершием, которое увенчано граненым острием и крестообразно приклепанными латунными полосками, вдоль которых выбиты выпуклые точки, как на окантовке козырька.
Но как шлем с такими яркими монгольскими признаками мог оказаться в земле пруссов? Исторические и археологические в том числе предметы вооружения, дают картину многих и реальных, прямых и опосредованных монголо-прусских контактов. Так, В.Л. Янин показал, что очень важной опорой Александра Невского в Новгороде, теснейшим образом сотрудничавшего с монголами и непосредственно приведшего их туда, была влиятельнейшая группа боярства – прусских эмигрантов (Янин В.Л., 1974, с.92). В.И.Кулаков, начальник Балтийской археологической экспедиции, ведущей раскопки в Калининградской обл., любезно сообщил нам о недавней находке в типичном прусском дружинном погребении XIII в. останков ярко выраженного монголоида. Прямые контакты, причем, как правило, военные, имели место в 60-70 гг. XIII в., когда коалиции в составе галицко-волынских князей вместе с монголами сначала под командованием Бурундая, а позже Ногая и Тулибуги воевали в Польше и Литве (Галицко-Волынская летопись под 1251 г., 1260 г., 1276 г., 1277 г., 1281 и 1282 гг.). Даже, когда сами монголы в армиях коалиций не присутствовали, их оружие, точнее доспехи монгольского образца красовались, сияя, на дружинниках князя Даниила Галицко-Владимирского, что было отмечено Галицко-Волынской летописью еще под 1251 г. Великолепный экземпляр шлема монгольского типа, но со специфической неточностью в детали и с прекрасными таушировками золотом в восточнохристианском стиле, вышедший, как мы предположили, из придворной оружейной мастерской Даниила Галицкого (Горелик М.В., 2002, с.77, 10), был найден в кочевническом погребении "Хургишца” в Ватра Молдовичей на северо-западе румынской Молдовы (Spinei V., 1982, c.195, fig.36).
Влияние монгольского доспеха на вооружение польско-прусской Балтии оказалось столь сильным, что там к XIV в. сложился целый комплекс оборонительного вооружения, связанный происхождением с монгольскими образцами. Так, голова рыцаря, изображенного на печати Данцигской (Гданьской) комтурии Тевтонского ордена cep. XIV в., защищена шлемом отнюдь не какого-либо из европейских типов того времени, а ордынским сфероконическим, склепанным из нескольких секторов металла шлемом (Nowakowski A., 1994, fig.30) (рис.3,2). В монгольского типа ламеллярные панцири и сложно конической формы клепанные ордынские шлемы облачены рыцари на печатях герцогов Мазовецких: Тройдена (ум. в 1341 г.) и Земовита 1343 г. (Thordeman В., 1939, fig. 264, 255) (рис.3, 3, 4), причем, шлем на голове рыцаря с печати Земовита – точная копия ясеновского шлема. Уникальное горельефное изображение воинов-пруссов, сражающихся с тевтонскими братьями, которое украшает высеченную в 1300 г. капитель колонны собора в столице Тевтонского ордена – Мариенбурге (ныне Мальборк), показывает прусских латников, облаченными в остроконечные сфероконические шлемы, называвшиеся тевтонцами "прусскими” (prusche helm), и панцири с нарукавьями до локтя, "разлинованными” горизонтальными полосами (Nowakowski A., 1994, fig.35, 36) (рис.3, 1). Так всегда изображались ламинарные – из полос металла или твердой кожи или ламеллярные – из пластинок металла или твердой кожи, соединенных плетением в полосы, которые в обоих типах брони соединялись горизонтально вплетавшимися в отверстия в металле или коже тонкими ремешками или тесьмой панцири. Они были основными типами панциря у монголов, стимулировавших их изготовление на севере Центральной Европы. Такой панцирь в полном виде найден при раскопках братской могилы ополченцев о. Готланд, павших в 1361 г. в бою с датским войском под стенами г.Висбю (Thordeman В., 1939, fig.196-198).
Несомненно, именно в эту "монголо-прусскую” традицию вписываются находки еще двух шлемов с территории исторической Пруссии. Один из них случайно найден в Мельно около г. Альтенштайна (ныне Ольштын) в Восточной Пруссии (рис.2, 6). Шлем – с угловатым переходом от высокого, чуть сужающегося кверху, почти цилиндрического околыша к конической тулье, плавно переходящей в высокое тонкое навершие цилиндрического сечения; навершие увенчано тонким железным прутком-шпилем, от которого сохранилась лишь часть. Шлемы с такими признаками, совершенно чуждые Европе, были весьма характерны для золотоордынской паноплии XIV в. (Горелик М.В., 2002, с.75,17,18, особенно 23; с.77,6; с.78,2). Второй шлем (рис.2, 7) хранится в музее г. Торунь и датируется примерно 1380 г. (Nowakowski A., 1994, c.54-55, fig.9). На первый взгляд, он очень напоминает шлем из Мельно, но по устройству своей нижней части, определяющему характер защиты лица, относится, как полагает А.Новаковский, к совершенно другому типу шлемов – баскинету – типу, характерному для Европы 2-й пол. ХIV в. Баскинет отличался тем, что имел подвижное по вертикали забрало, защищавшее все лицо или только его центральную часть. Часто забрало имело резко выступающий конический "нос”, за что получило немецкое название "хундсгугель” – "собачья пасть”. А.Новаковский полагает также, что торуньский шлем – изделие славянского мастера, изготовленное по западноевропейскому (низ, защита лица) и восточному (верх) образцам. Если это так, то здесь мы наблюдаем совершенно уникальное явление – случайно дошедшие до нас импортный прототип (шлем из Мельно) и его прямое развитие на местной почве, в рамках европейской системы развития боевых наголовий.
Вместе с тем, мы не можем отбросить вероятность принадлежности и торуньского шлема к ордынскому импорту: очень уж он близок почти по всем признакам местной группе шлемов с забралами в виде специфических, относящихся практически к одному, с вариантами, типу личин – изображений мужского лица с большим горбатым носом, миндалевидными глазами в выпуклых веках, дуговидными бровями, обычно с загнутыми вверх усами, иногда с подвижными бронзовыми ушами в серьгах-колечках (Горелик М.В., 2002, с.25-26; с.78, 2-5, 7). Вместе с тем, отсутствие каких-либо следов шарнирного крепления в центре налобной части торуньского шлема, на котором, в свою очередь, крепились ордынские забрала-личины, и, напротив, наличие следов крепления на боковых сторонах верха высокого околыша (что характерно для вариантов забрала "хундсгугель”, полностью закрывающих лицо) позволяет считать более вероятной версию о принадлежности торуньского шлема к типу европейского баскинета, оформленного под ордынский шлем из Мельно.
Обратимся к находкам шлемов, происходящих с территории современной Румынии (рис.2, 2, 3). Оба они найдены на ее восточных землях, которые во 2-й пол. ХІІІ в. входили в состав территории Улуса Джучи и особенно активно осваивались монголами в правление темника Ногая (Егоров В.Л., 1985, с.32-34). Более того, оба шлема найдены в типичных кочевнических погребениях, датируемых золотоордынским временем, так что, в принципе, их просто нужно относить к наследию золотоордынской культуры. Первый из них (рис.2, 2) раскопан в 1938 г. в Моску, в районе Тыргу Бужор на юго-востоке Румынии; в комплексе, кроме шлема, находились остатки кольчуги и сабли, удила и бронзовый прут длиной 50 см; кроме воина, в погребении был и конь (Spinei V., 1974, c.397-400,405). Судя по особенностям погребального обряда: целый конь, распрямленная гривна в виде бронзового (?) прута, в кургане Моску был захоронен этнический половец, что нисколько не мешало ему быть знатным золотоордынским воином, как это было в большом числе случаев, например, с погребенным в кургане "Приверха могила” (впускное погребение № 5) у с. Таборовка Николаевской обл. (Горелик М.В., Дорофеев В.В., 1990, с. 125).
Особенность шлема из Моску в том, что он – "серийный” шлем. К этой же серии относятся золоченый шлем (случайная находка) у с. Никольское в Орловской обл. (рис.2, 1) и, похоже, экземпляр, обнаруженный на городище у с. Городище Хмельницкой обл. (юго-запад Украины) (Петров Ю.Ю., 1997, рис.2, 4). Что касается последнего экземпляра, то реконструкция его тульи, опубликованная Ю.Ю. Петровым, совершенно не убеждает, поскольку он проявил, мягко говоря, крайнюю невнимательность к некоторым моментам. В частности, он не увидел прямой связи своей реконструкции городищенского шлема с образцами из Никольского и Моску, а также приписал доказательство русского производства шлема из кургана "Хургишца” В.Спинеи, хотя мнение о его изготовлении в мастерских Даниила Галицкого по монгольскому образцу впервые было высказано и обосновано в нашей работе 1990 г. (Горелик М.В., Дорофеев В.В., 1990, с.123-124), что привело его к абсолютно неверным выводам, как частного, так и общего порядка. Впрочем, эти недостатки стали "хроническими”, характерными для ряда молодых петербургских оружиеведов, находящихся под влиянием любительщины военно-исторических клубов.
Городищенский шлем мы условно отнесем к данной серии. Тем более, что он интересен условиями находки. Шлем был обнаружен на черепе воина, убитого при штурме и гибели городища у с. Городище. К сожалению, результаты работ экспедиции 1957-1964 гг. под руководством М.К. Каргератак до сих пор полностью научно не опубликованы, и поэтому общепринятым является мнение, что городище является останками древнего города Изяславля, погибшего в 1240 г. от монголо-татар, о чем говорят многочисленные наконечники стрел характерных им типов, обнаруженные при раскопках, причем даже в бревнах заборов. Мы же полагаем, что данный населенный пункт являлся одним из центров (пограничным) Волховской земли, которая предалась монголам и с 40 гг. XIII в. определенное время служила им зерновой базой. Как известно, это вызвало походы против нее со стороны такого непримиримого борца с завоевателями, как Даниил Галицкий, тем более, что Волховская земля входила в сферу его власти. В то же время, этот князь, как мы отмечали выше, активно использовал вооружение монгольского типа, снарядив им свою дружину. Так что в случае с "Изяславлем” мы видим русских, болховских колаборационистов, часть из которых была снабжена монгольским оружием (шлем рассматриваемой серии, сабля), погибших от русских же противников монгольского владычества.
Шлем из Моску сближает со шлемом из Никольского аналогичная форма граненой тульи, обтянутой в обоих случаях золоченым серебром. Только шлем из Моску имеет короткое навершие в виде двух, поставленных друг на друга объемов: шарика внизу, яйцеобразного сверху. Защита лица в обоих случаях сходна, она обтянута золоченым серебром, хотя в шлеме из Моску чеканные линии, изображающие брови, декорированы медными заклепками. Отдельная налобная пластина с наносником выполнена в форме длинного горбатого носа, с чеканными "бровями” и "веками”. Только в шлеме из Никольского защита лица имеет подглазья, тогда как в шлеме из Моску они отсутствуют. Шлем из Городища, не подвергшийся реставрации и ныне, к сожалению, небрежением его хранителей практически разрушенный, был в плане защиты лица ближе шлему из Моску. Отличием его от двух предыдущих образцов было также и то, что грани на нем откованы только на верхней части тульи, так что шлем имел как бы гладкий околыш и, кроме того, были поуже, и, кажется, отсутствовала роскошная дорогая серебряная золоченая обтяжка (во всяком случае, она нигде не упомянута). В.Спинеи, опубликовавший шлем из Моску, атрибутировал его как половецкий, датировав, ссылаясь на работы А.Н. Кирпичникова, Б.А. Рыбакова и других исследователей, XII-XIII вв. (Spinei V., 1974, C.411). Соглашаясь с этническим, но не культурно-историческим определением принадлежности погребенного, следует уточнить датировку шлема. Итак, мы убеждены, что рассматриваемая здесь "европейская” серия шлемов по своему происхождению – ордынская (вопрос генезиса данного типа шлемов находится на стадии решения, но уже сейчас можно связать его с Азиатским Востоком), а датировать их следует, начиная с 30 гг. XIII в. Появление их в Европе прямо связано с монгольским нашествием. Кстати, датируя и атрибутируя шлем из Моску, В. Спинеи обращается для сравнения к шлему из Чойош в Венгрии. Его мы рассмотрим ниже, а пока лишь отметим, что по наличию серебряных накладок рыцарского пояса готического типа в Чойошском погребении, оно может датироваться не ранее 2-й пол. XIII в.
Второй шлем из современной Восточной Румынии был найден при раскопках кочевнического погребения в Остре на юге Сучавы и датирован В.Спинеи XIII-XIV вв. (Spinei V., 1974, fig.35, 1) (рис.2, 3). Шлем состоял из невысокого цилиндрического околыша из сваренной полосы железа, сфероконической тульи из одного куска кованого железа с вертикальной линией сварки и невысокого конического подвершья (навершие отсутствует). Шлем является типичным для кочевнических памятников Восточной Европы XIII в., не выделяясь какими-либо яркими особенностями.
Обратимся к венгерским находкам. Самым ярким из них и мастерски сделанным образцом является случайно обнаруженный, беспаспортный, украшенный богатейшим гравированным декором шлем, хранящийся в Венгерском Национальном музее (далее ВНМ) в Будапеште (рис. 4, 1). Я. Кальмар связывает его с исмаилитским Ираном и датирует его XII в. (Kalmar J., 1971, с.264,21.kep.), а Д. Николль полагает, что он был изготовлен в Иране или на Кавказе в XI-XII вв. (Nicolle D., 19886, с. 534).
Рассмотрим форму данного шлема. Он искусно выкован из одного листа железа, имеет сфероконический силует с характерным, достаточно резким переходом от цилиндрическо-слабоконического околыша к конической тулье; спереди из того же листа выкован небольшой, слегка выпуклый козырек. По форме он очень близок шлему из Плоского (рис.1, 1) и практически аналогичен еще нескольким, почти столь же хорошо датированным золотоордынским шлемам (рис. 4, 2) (ГореликМ.В., Ковпаненко Г.Т., 2001, с. 155, рис.1,3; Горелик М.В., 2002, с.75, 8, 12). Если же мы обратимся к декору шлема из ВНМ (рис.4, 1а), то увидим типичный позднесельджукский растительный – на околыше и растительно-эпиграфический – на верхней части тульи орнамент, характерный для искусства Ирана кон. ХП - XIII в. Вместе с тем, мы видим фигурные орнаментальные трезубцы – один над лбом, другой над затылком, точно воспроизводящие подобные детали, присущие именно монгольским шлемам и известные как по изображениям, так и по вещественным источникам (Горелик М.В., 1987, рис.11, 6; 2002, с.71, 6; с.76,16-18,20). Но самым ярким элементом, атрибутирующим и датирующим этот шлем, являются симметрично расположенные по бокам тульи две фигуры китайских фениксов, исключительно широко распространившихся в Иране с кон. XIII в., особенно в расписной керамике стиля "Султанабад”. Так что перед нами – монгольский шлем, украшенный персидским мастером в средневосточной манере XIII в. любимыми монголами и принесенными ими на запад китайскими элементами. Датировать шлем можно от 2-й трети XIII в., когда в захваченном монголами Северном Иране наместник Аргунака наладил производство оружия, в том числе и для монгольских воинов (Горелик М.В., 2002, с.25), до рубежа XIII-XIV вв., когда в хулагуидском Иране местные мастера под наблюдением и руководством своих монгольских коллег выделывали для монгольского воинства оружие, о чем выразительно писал Рашид ад-Дин (Горелик М.В., 1987, с.201).
В Венгрии раскопано немало кочевнических курганов с оружием, которые справедливо считаются погребениями половцев-куманов-кунов, бежавших с 1241 г. от монголов в пределы Венгерского королевства, принявших его подданство и христианство, влившихся после XVII в. в венгерский этнос. Наш интерес к данным погребениям обусловлен присутствием в некоторых из них шлемов восточного облика. Принадлежность их знатным половцам не ранее 2-й пол. XIII в. подтверждается наличием в них европейских рыцарских "готических” поясов, распространившихся в Европе с кон. 30 гг. XIII в.
Так, в составе депаспортизированного комплекса, хранящегося в Венгерском Национальном музее в Будапеште, наряду с остатками кольчуги, наконечниками стрел, накладками на рыцарский пояс находится шлем (рис. 2, 4). Он имеет форму низкого сфероконуса и состоит из трех частей: неширокого цилиндрического околыша, сферической тульи, плавно переходящей в низкое коническое подвершие, и цилиндрического фигурного ярусного навершия. Верхний край околыша и нижний край подвершия обработаны в характерной золотоордынской манере – мелкими зарубками по краю с торца металлической детали. На начельной части околыша рельефом с изнанки выколочен трилистник. Одинокий трилистник украшает еще два предмета – чело маски-забрала, хранящейся в Государственном Объединенном Музее Татарстана (Горелик М.В., 2002, с.78, 3), и бок бронзового котла, в котором варили голубую глазурь, покрывавшую изразцы, примененные для облицовки охотничьего дворца ильхана Абаги, построенного в Тахт-и Сулейман (Северо-Западный Иран, провинция Азербайджан) в 70 гг. XIII в. (Naumann R. und E., 1976, с.39-42, 65, Abb.31). Этой дате соответствует и "готический” рыцарский пояс с типичной пряжкой и накладками в форме двусторонних якорьков (Nicolle D., 19886, № 1518). Таким образом, перед нами типичный монгольский шлем, который можно датировать 2-й пол.ХШ в.
Еще один шлем происходит из погребения знатного кумана в Чойош, также хранящегося в Венгерском Национальном музее (рис. 2, 5), сопровождаемого кольчугой с коваными наплечниками, наконечниками стрел, классическими золотоордынскими стременами и "готическим” рыцарским поясом с серебряным набором (Kalmar J., 1971, с.255, l. kep.; Horvath А.Р., 1989, fig. 44, 46, PI. 19-21). Он гораздо проще предыдущего, состоит их узкого околыша и высокой сфероконической тульи, а завершается уплощенной выпуклостью. Такие шлемы типичны для находок из кочевнических курганов южнорусских степей XIII в. (Кирпичников А.Н., 1971, табл. XI), но шлем из Чойош имеет характерный золотоордынский признак – мелкие частые насечки по верхнему краю околыша. Датируется он 2-й пол. XIII – нач. XIV в., что подтверждается "готическим” поясом.
Примечательно то, что знатные кочевники европейских степей со 2-й пол. XIII в., в продолжение давней традиции, обозначали высоту своего положения дорогим материалом и специфической формой металлического набора своих парадных поясов. При этом знать Улуса Джучи носила (вне зависимости от этнического происхождения) специфические монгольские пояса (Крамаровский М.Г., 2001, с.37 и сл.), тогда как куманская знать Венгрии предпочитала пояса своей новой социальной среды – европейского рыцарства. Что же касается шлемов, то половецкие ханы и беки Венгрии держались степной традиции, которую продолжали мастера и воины их прародины. Их покупали или захватывали в качестве трофеев.
"Фальшьон” из Каирки
В 1983 г. у с.Каирка (в Присивашье) экспедицией по руководством А.И. Кубышева был раскопан курган 3 (Кубышев А.И. и др., 1983), содержавший исключительное по богатству и разнообразию инвентаря погребение (Толочко П.П., 1999, с.187-190). Важность его состоит еще и в том, что оно предельно точно датируется дирхемами хана Узбека (1312-1341 гг.). В погребении представлен большой набор оружия с сохранившимися практически в целости частями, изготовленными из органических материалов. Среди защитного вооружения – это кольчуга, шлем, створчатые наручи. Из наступательного – лук, стрелы, шестопер и, наконец, уникальное длинноклинковое оружие (рис.5, 1), названное авторами раскопок и в публикациях саблей (Кубышев А.И. и др., 1983; Толочко П.П., 1999, с. 187; Евг-левский A.B., Потемкина Тат.М., 2000, с.142). На самом же деле, ничего общего с сабельным форма клинка этого оружия не имеет. Напротив, данный клинок и по форме, и по функции совпадает с клинками, получившими некоторое распространение в Западной Европе с кон.XIII в. (рис.5, 2-5) – фальшьонами. Это – массивные однолезвийные клинки с прямым обухом; со стороны лезвия клинок сильно расширяется к концу и плавно закругляется, сходясь острием к обуху. Такой клинок, подвластный лишь очень сильной и тренированной руке, исключительно эффективен в рубяще-режущем действии, превосходя и меч, и даже саблю. Его распространение было ограничено лишь тяжестью такого клинка, которую пытались компенсировать его укорачиванием, отчего страдала эффективность. Но отличие оружия из Каирки от европейских фальшьонов состоит в том, что рукояти этого оружия европейских образцов XIII-XIV вв. всегда выполнены как рукояти мечей, т.е. ось ручки продолжает линию прямого обуха. Формы наверший и перекрестий те же, что и у мечей. Экземпляр же из Каирки имеет чисто сабельную рукоять, т.е. поставленную под углом к клинку. Именно рукоять может сбивать с толку исследователя, если он не профессиональный оружиевед с достаточным источниковедческим кругозором.
Характерной деталью ранних фальшьонов является перекрестие, у которого середина сверху ровная, снизу же опускается треугольным мыском. Это очень популярный признак перекрестий европейских мечей XII-XV вв. (Oakeshott E., 1991, с.81, 84, 94, 122, 124, 136, 137, 174-179, 184, 185, 189, 201, 216-218, 268). Брусковидные перекрестия с треугольными мысками, выступающими в середине только в одну сторону, встречаются и у сабель, происходящих из кочевнических погребений юга Восточной Европы XII-XIV вв. (Евглевский А.В., Потемкина Т.М., 2000, с.130-131, 172-175), но у них мыски направлены вверх. Так что перекрестье "фалыньона” из Каирки уникально для своего региона и безусловно отражает связи с Западной Европой. При внимательном взгляде клинок и перекрестье оружия из Каирки все же не идентичны западноевропейским образцам: перекрестье массивнее и грубее европейских, а вот клинок значительно изящнее, тоньше и длиннее, т.е. гораздо более вытянутых пропорций. Поэтому трудно определить точное место производства данного экземпляра, тем более, что типично местное по форме навершие его рукояти (рис. 5, 1а) декорировано в золотоордынском стиле XIV в. (Крамаровский М.Г., 2001, рис.60, 61, 70, 74, с.336), а обоймица ножен (рис.5, 16) не имеет ничего общего ни с европейскими, ни с иными западными либо южными образцами. Таким образом, "фальшьон” из Каирки можно предположительно считать изделием, выполненным на юго-западе Улуса Джучи, в одном из пунктов, тесно связанных с западноевропейским ремеслом. Такими местами могли быть Крым, Азак (Азов, Тана), район причерноморского Прикубанья. Там богатый ордынец мог увидеть западноевропейский фальшьон, оценить его боевые качества и заказать себе подобное оружие. Исполнить же его могли целиком местные мастера. Клинок, скорее всего, ковал живущий здесь колонист-европеец, а сборку мог выполнить ордынец.
Но значение находки "фальшьона” из Каирки еще глубже, нежели только свидетельство уникального контакта ордынского и западноевропейского ремесла. Для истории оружия бесценна его рукоять. Ручка имеет специфическую форму изогнутого бруска с внутренним вырезом, сделанным так, что он немного короче внешнего, за счет чего получаются как бы выступы снизу и более выраженный – сверху, выступ сверху является ограничителем для более надежного хвата ладонью. Верхушка рукояти, служащая навершием, имеет вид уплощенного брусочка, более узкого, нежели верхняя часть ручки, и как бы надставленного сверху так, что расширение верха ручки выступает мыском. На плоской щечке ручки имеется металлическая накладка продолговатой, сложноовальной формы. Мы столь подробно описываем эти детали потому, что все они для XV-XVI вв. станут характерными признаками, отличающими большую серию клинкового оружия Мамлюкского и Османского государств, в значительной мере определяющей особенности оружейной школы территорий от Египта до Анатолии.
Ярче всего детали, впервые появившиеся на "фальшьоне” из Каирки, выражены на мамлюкских палашах – оружии с прямым двулезвийным клинком и сабельной рукоятью, выполненных в XV в. (рис. 6, 1-4). Аналогичные предметы делали в XV в. и османские мастера, во многом следовавшие своим коллегам из Каира и Дамаска. Эту традицию продолжает роскошный, усыпанный каменьями турецкий палаш XVI в. (рис.6, 5). А венгерские сабли нач. XVI в. (рис.6, 6, 7) точно следуют турецким образцам XV в. Весьма точно воспроизвели формы, заложенные в "фальшьоне” из Каирки, австрийские мастера, изготовившие для эрцгерцога Фердинанда Тирольского в 1514 г. изумительную парадную "венгерскую” саблю (рис.6, 8).
Таким образом, вооружение Улуса Джучи (Золотой Орды) оказало значительное влияние, а подчас сыграло определяющую роль в развитии оружия не только Востока, но и Европы, в то же время воспринимая и многое заимствуя из арсенала западноевропейского оружейного ремесла.
Литература и архивные материалы
Источник: М. В. Горелик. Шлемы и фальшьоны: два аспекта взаимовлияния монгольского и европейского оружейного дела. Степи Европы в эпоху средневековья. Т.З. Половецко-золотоордынское время. Сб. науч. работ/ Гл. ред. А.В.Евглевский; Ин-т археологии НАН Украины; Донецкий нац. ун-т. - Т.З. - Донецк: ДонНУ, 2003. - 493 с. - (Тр. по археологии).