(по материалам Гочевского курганного некрополя)
XI столетие стало временем, когда объединенная первыми Рюриковичами конфедерация восточнославянских, балтских и финно-угорских племен превратилась при Владимире Святославиче и его сыне Ярославе Мудром в мощное раннефеодальное централизованное государство, ставшее колыбелью единой древнерусской народности. Процесс ее сложения зависел от многих факторов, и даже на территории одного племенного союза у разных общин скорость нивелировки этнокультурных особенностей могла колебаться в пределах 50 – 100 лет.
Ярким примером такого хронологического запаздывания является ситуация, сложившаяся в конце X – начале XII веков на территории современной Курской области.
Превращение Курска в административно-политический центр одноименной волости и размещение здесь резиденции назначаемых из Киева посадников-«властелинов» приводит к тому, что в «Посемье [1] именно курская округа уже в первой половине XI в. теряет этнографические признаки ... На фоне наибольшей плотности населения микрорегиона в предшествующее время этот факт является доказательством тому, что Киевское государство придавало решению задачи скорейшей государственной колонизации этой территории особую значимость» [13. С.44].
В это же время обитавшие в пограничных районах Верхнего Псла группы северян не только продолжают сохранять этнографическую самобытность, но и на протяжении всей первой половины XI столетия активно влияют на культурные и политические процессы, протекающие в этом регионе. Об этом свидетельствуют материалы, полученные при исследовании курганного некрополя, расположенного в 2 км к северо-западу от с.Гочево Беловского р-на (ранее Обоянский уезд) Курской области. Еще в начале XX в. могильник насчитывал 3648 насыпей, но большая их часть была уничтожена распашкой. В 2000 г. было зафиксировано всего 317 курганов, из которых лишь 65 не имели следов раскопок начала XX в., старых и современных грабительских ям [7. Л.40]. Курганный некрополь входит в Гочевский археологический комплекс, также включающий в себя два городища («Царский дворец», «Крутой курган»), два селища и грунтовый могильник.
На территории Курской области изучено несколько курганных могильников рассматриваемого времени, но все они уступают Гочевскому по количеству исследованных захоронений. Так, если на Горнальском курганном могильнике (Суджанский район) было изучено 117 курганов со 144 погребениями, из которых 122 относятся к XI – XII вв. [17. С. 122], а в Липино (Октябрьский район) в 66 курганах обнаружено 80 захоронений конца X – начала XII вв. [3.Л.1], то за столетнюю историю изучения Гочевского курганного некрополя ученые исследовали 651 курган с 660 захоронениями [2] конца X –первой половины XII вв. Именно это и определило выбор данного памятника при попытке реконструировать этно-культурную и политическую ситуацию на юго-западных границах Курского края в эпоху исчезновения племенных образований [3].
Среди 168 достоверно женских погребений [4] (по инвентарю или параметрам костяка) выделяется 50 комплексов (29,7%), в состав погребального инвентаря которых входят билоновые налобники-«очелья» и головные венчики с пластинчатыми назатыльниками. Некоторые исследователи жестко привязывают эти украшения к определенным возрастным группам (очелье – деталь девичьего убора, венчик – статусный признак замужней женщины), однако для Гочевского курганного могильника возрастной признак не является определяющим, так как здесь зафиксированы и ребенок с не заросшими черепными швами, и подростки, и зрелые женщины, и старухи. Объединяет же эти захоронения не возраст, а наличие в составе погребального инвентаря каждого из них очелий и венчиков, а также относительно небольшой (конец X – начало XII вв.) период существования этих комплексов. Что, в свою очередь, может свидетельствовать о принадлежности их владелиц к определенной социальной прослойке, вероятно, занимающей достаточно высокое положение в иерархии местного общества.
Очелья (называемые Д.Я. Самоквасовым налобниками, В.С. Львовичем – венками, а П.С. Рыков и В.Н. Глазов – венчиками) представляют собой узкую тонкую ленту из раскованного серебра. Длина опубликованных гочевских экземпляров колеблется в пределах 45 – 46 см, ширина от 1,5 до 2 см. Лишь однажды П.С. Рыковым в кургане №106 были зафиксированы обломки очелья, «весьма широкого в сравнении с прежде найденными» [6. Л.162 – 164], однако параметры находки приведены исследователем не были. Края очелий сужались и загибались в петли-крючочки длиной 0,5 – 1 см (Рис.1). По мнению В.Н. Глазова, эти петли предназначались для закрепления очелья ниткою на затылке [2. Л.12]. Для этой же цели могли служить и две золотостеклянные бусины, расположенные на концах очелья из кургана №68 [6. Л.124 – 125]. В кургане №35 очелье имело отверстия для ниток, прикреплявших его к головному убору [6. Л.74 – 76].
На территории области зафиксирован еще один похожий случай крепления очелья. В 1949 г. П.И. Засурцевым, при исследовании синхронного Гочевскому некрополю Липинского курганного могильника (Октябрьский район), в кургане №3 группы II был обнаружен «налобник», состоящий из медной [возможно, окислившееся серебро – А.Ш.] пластины шириной 20 мм и толщиной 1 мм, нашитой по краю на подкладку из свернутой вдвое кожи, значительно выступавшей сверху за пределы очелья [4. Л.17]. Т.е., как и в случае с очельем из кургана №35 липинский «налобник» уже не играл роли самостоятельного компонента головного убора, превратившись в его декоративный элемент [5].
Но если в Липино такой переход, вероятно, уже был свершившимся фактом (очелье декорировало головной убор с жесткой кожаной основой, возможно, шапочку или венец), то в Гочево этому случаю можно дать и другое объяснение. Ни в одном из гочевских захоронений с венчиками и очельями не зафиксировано присутствие головных уборов на жесткой подкладке. Наоборот, исследователи достаточно часто отмечают на головах погребенных остатки полотняных тканей. В том же кургане №35 на черепе «сохранилось много нитей, составлявших какую-то ткань, скорее всего платок», к которому и крепилось очелье. В Липино найденное очелье является единственным, в Гочево же этот тип украшений представлен достаточно широко и лишь однажды исследователи зафиксировали факт его крепления непосредственно к головному убору. Учитывая то, что в кургане №35 была похоронена очень старая женщина, можно осторожно предположить, что в данном случае очелье было прикреплено к платку лишь с целью уменьшения количества операций, производимых пожилым человеком во время надевания головного убора.
Всего на Гочевском курганном некрополе было обнаружено 36 пластинчатых очелий. В это число включен и «венок», найденный В.С. Львовичем в кургане №28 на голове женского скелета [5. Л.61]. Сомнения вызваны размытостью термина, вследствие чего не совсем понятно, какой тип головного украшения описывает исследователь.
Ареал распространения неорнаментированных пластинчатых серебряных очелий с оформленными в виде крючков концами в основном охватывает южные области Северской земли. В северо-восточных и северо-западных районах Руси бытовали аналогичные пластинчатые венчики, однако если на юге встречены только крючкоконечные очелья, то в северных захоронениях известны неорнаментированные экземпляры из бронзы и серебра с круглыми отверстиями на концах или с оформлением суженных концов в виде трубочек. Ряд очелий последнего типа был обнаружен в курганных могильниках новгородских словен XI – XIV вв. [16. С.91]. Вопрос о возможной привязанности пластинчатых очелий с различным завершением концов к конкретным районам Руси пока не решен, что делает вполне корректным (в качестве рабочей версии) предположение о связи обнаруженных в центральных и северных областях (Володино Вологодской обл., Митино Московской обл., Кветунь Брянской обл.) неорнаментированных серебряных крючкоконечных очелий с переселенцами из южных районов Северской земли, принесшими на новое место жительства привычный для себя тип украшений.
Одной из таких переселенцев могла быть пожилая женщина, похороненная в кургане №53 Кветуньского могильника (Брянская область). В состав ее погребального инвентаря входили раннегончарный горшок волынцевского типа с прямым венчиком и линейным орнаментом, очелье «из серебряной ленты шириной 3 см с крючочками», маленькое бронзовое кольцо-серьга, три семилучевых серебряных кольца [30 вариант V группы по Е.А. Шинакову – А.Ш.], «серебряная дротовая тордированная гривна с петлей на одном конце и с головкой в виде цветка – на другой», 5 бусин (многогранная хрустальная округлая, сердоликовая призматическая восьмигранная, 3 голубоватые бисерные) и серебряный дротовый браслет с утолщающимися концами [19. С. 206 – 207]. Бросается в глаза характерная для древнерусских дружинных центров смесь разноплеменных элементов, когда наряду с южным очельем присутствуют височные кольца местного «кветуньского» типа и гривна, аналоги которой М.В. Фехнер считает импортом из Финляндии [24. С.59].
Головные венчики представляют собой перекрученную по всей длине тонкую серебряную проволоку, имеющую форму обруча с заходящими концами, один из которых недалеко от края расплющен и скатан в трубочку. Диаметр венчика колеблется в пределах 14 – 16 см, толщина проволоки 0,3 — 0,5 см, длина назатыльника 8 – 10 см, ширина 5 – 6 см (Рис.2, Рис.11, 12, Рис.13). Вес хранящихся в фондах КГОМА экземпляров с сохранившимися назатыльниками колеблется от 34,8 до 40,8 (34,8; 36,5; 36,8; 37,5; 38,3; 40,8) граммов. Всего на Гочевском курганном некрополе было обнаружено 34 головных венчика.
Однотипность параметров венчиков (так же как и очелий), делает возможным предположение о наличие общего стандарта при их изготовлении. Индивидуальная же подгонка под определенный размер производилась при помощи фиксирования концов венчика нитью или лентой. Об этом могут свидетельствовать небольшие колечки, помещенные в петли, образовавшиеся при закреплении на дроте раскованных концов венчиков из исследованных Д.Я. Самоквасовым курганов XLIII (одно колечко – КМА 156/19/166) и XLVIII (два кольца – КМА 156/19/165) (Рис.2).
Если Д.Я. Самоквасов и П.С. Рыков однозначно считают венчики («наголовники») головными украшениями, то В.Н. Глазов относит «скрученное из серебряного дрота и с широким лотком в виде тонкой трубки» изделие к шейным гривнам. Однако, изображения захоронений в «Дневниках» Д.Я. Самоквасова и П.С. Рыкова убедительно свидетельствуют о нахождении венчика или под черепом, или на нем, причем иногда в непосредственной близости с очельем (Рис.3, Рис.13). Так, при исследовании кургана №54 П.С. Рыков отмечал, что «на затылке черепа сходятся вместе, направляясь на лоб, венчик и наголовник» [6. Л.102 – 103]. А среди хранящихся в фондах КГОМА гочевских коллекций Д.Я. Самоквасова имеется череп женщины лет сорока, с четким полукруглым следом зеленого цвета оставленного венчиком на его левой височной части.
Высокая пластичность материала, позволявшая расковывать серебряную проволоку в тончайшую пластину, объясняется особенностями сплавов, из которых изготовлялись эти изделия. Эмиссионно-спектральный анализ ряда серебряных украшений, обнаруженных Гочевской древнерусской экспедицией в курганных захоронениях XI – первой половины XII вв., показал высокое содержание в них меди (29 – 39 %) и свинца (до 8 %) наряду с незначительным присутствием олова и цинка [22. С.384]. Сравнение результатов анализа серебряных украшений из Гочева с результатами анализа украшений Горнальского городища (Суджанский район), а также тиглей Переверзевского II городища и поселения у с.Жерновец (Золотухинский район) позволяет отметить еще одну интересную особенность. Если в датированных второй половиной X – первой половиной XI вв. находках содержание меди достигает 45 % (в тиглях) – 65 % (височные кольца и браслеты), то в гочевских украшениях XI – начала XII вв. оно не превышает 30 – 40 %. То есть, с прекращением поступления в этот регион арабских дирхемов удельная доля серебра, используемого местными мастерами при изготовлении украшений, не только не уменьшилась, но даже весьма ощутимо выросла.
Пытаясь реконструировать гочевский погребальный головной убор с очельем и (или) венчиком автор исходит из того, что его основой служил полотняный платок. Он мог крепиться на голове посредством завязывания его концов или при помощи пришитой к нижнему краю тесьмы. В одном случае был установлен цвет полотнища. П.С. Рыков в кургане №54 на черепе погребенной обнаружил под венчиком и очельем «плохо сохранившиеся остатки материи красновато-коричневатого цвета» [6. Л.102 – 103]. После того как платок был надет, вдоль его нижнего края крепилось очелье, фиксируемое на затылке при помощи накручиваемых на его концы-крючочки ниток. Вероятно, задняя часть очелья была скрыта под свободно свисающим концом платка, который могли украшать пучки лент, прикреплявшиеся к убору посредством привязывания к нитяным петлям или к специально пришитым сзади браслетообразным височным кольцам, как это было обнаружено П.С. Рыковым в кургане №1 (Рис.4). Под затылочной костью погребенной женщины «между венчиком [очельем – А.Ш.] лежали позеленевшие волосы и, возможно, часть материи. Здесь же находилось три медных височных кольца [браслетообразные серебряные с заходящими концами, диаметр 7 см – А.Ш.] и два медных бубенчика. Очевидно, кольца были прикреплены к венчику или пришиты к материи на затылке и служили, таким образом, одной из частей головного убора» [6. Л.6 – 8]. Возможно, после появления головных венчиков ленты и другие украшения подобного рода стали помещать в пластинчатые назатыльники, внутри которых исследователи не раз находили остатки полотняных нитей и волос.
Все комплексы с головными венчиками и очельями распадаются на три группы:
Группа I – только очелья. 16 комплексов (32 %): Д.Я. Самоквасов 1909 г. – LVI, LXXIII, LXXVI, LXXXI, LXXXII, LXXXV; П.С. Рыков 1912 г. – 1, 41, 44, 58, 68, 106; В.С. Львович 1913 г. – 13, 28; В.Н. Глазов 1913 г. – 13, 39.
Группа II – очелья и головные венчики. 20 комплексов (40 %): Д.Я. Самоквасов 1909 г. – XXXVII, XXXVIII, XXXIX, XL, XLI, XLII, XLIII, XLIV, XLV, XLVI, XLVIII, L, CXIII, CCLX; П.С. Рыков, 1912 г. – 35, 45, 54, 59; В.Н. Глазов 1913 г. – 91; В.Н. Глазов 1915 г. – 32.
Группа III – только головные венчики. 14 комплексов (28 %): Д.Я. Самоквасов 1909 г. – XLVII, LI, LII; П.С. Рыков, 1912 г. – 60; В.Н. Глазов 1913 г. – 5, 7, 100, 101; В.Н. Глазов 1915 г. – 10, 35, 36, 57, 79, 81.
В погребениях I группы было обнаружено 5 спиралевидных (1 погребение), 7 семилопастных (2 погребения) и 77 проволочных кольцеобразных (13 погребений: 43 браслетообразных [6] в 8 погребениях, 13 перстневидных в 7 погребениях, размер 11 в 3 погребениях не известен) височных колец. Несмотря на то, что последний тип колец преобладает, непосредственно у черепа их найдено лишь 41 экземпляр (9 погребений). При этом только 26 колец (5 погребений) располагалось у висков, 4 (2 погребения) на затылке и 11 (4 погребения) обнаружено в районе уха и нижней челюсти. Последние, возможно, были вдеты в кожаные и полотняные ленты-подвески или использовались в качестве серег. Свидетельством последнего может служить находка Д.Я. Самоквасовым в кургане XCIV «8 колец, связанных ремешком», оказавшемся, согласно заключению проведенного в 2004 г. патологоанатомического обследования, мумифицировавшейся под действием окислов ушной раковиной (КГОМА 125/19/67).
В двух погребениях по одному височному кольцу было найдено у правого локтя, 3 в 1 погребении – у фаланг правой руки и 25 колец (7 погребений) входило в состав нагрудных ожерелий. К сожалению, не совсем понятно, как эти кольца соединялись с бусами, поэтому представленный на рис.12 вариант является лишь одной из возможных интерпретаций. Интересно отметить, что в погребениях с браслетообразными височными кольцами на груди полностью отсутствуют височные кольца у черепа и наоборот. Лишь в одном погребении (курган № 41) кольца на груди и голове совмещались, а в другом (курган LXXXV) височные кольца полностью отсутствовали.
Кроме очелий в состав погребального инвентаря всех захоронений I группы входят бусы (стеклянные зонные, кольцеобразные, цилиндрические одноцветные (синие, желтые, зеленые), синие биконические, зонные орнаментированные (желтые с красной волной), ребристые цилиндрические, синие, зеленые, золото- и серебростеклянные лимоновидные пронизки, «треугольные» коричневые с желтыми глазками, синие белоромбические; золото- и серебростеклянные зонные, ребристые цилиндрические, цилиндрические, боченкообразные; сердоликовые бипирамидальные; аметистовые и «глиняные»), привески (4 погребения: 1 – монетовидные брактеаты немецких денариев X – XI вв. и 3 – бубенчикообразные), бубенчики с крестообразной прорезью (10 в 5 погребениях, из них 6 в 3 погребениях у головы, 4 в 3 погребениях на груди), 1 «аксельбант», браслеты (11 в 7 погребениях – серебряные дротовые с расширяющимися концами (7 в 4 погребениях), бронзовые с заходящими концами (2 в 1 погребении), бронзовый петлеконечный витой (1 в 1 погребении), в одном погребении тип браслета не установлен), перстни (15 в 9 погребениях – проволочные, «усатые», ложновитые, пластинчатые орнаментированные, один красный стеклянный перстень), шиферное пряслице, пуговицы, круглая фибула (Рис.10), железные ножи (5 в 5 погребениях) и три дротовые плоско-треугольного сечения гривны, заходящие концы которых были оформлены в виде розеток. Две гривны украшены орнаментом «волчий зуб» (Рис. 4, Рис.10). Обнаруженная в кургане №1 (Р 1912) гривна на прорисовке не имеет розеток. Вероятно, навершия были утеряны позднее, т.к. во время расчистки погребения П.С. Рыков обнаружил «гривну с двумя круглыми выпуклыми шляпками» [6. Л.6 –8].
Анализ погребального инвентаря позволяет ограничить время существования I группы концом X – первой четвертью XI вв. Об этом свидетельствует присутствие только в этой группе синих призматических белоромбических (курган №1 Р 1912, курган №39 Г 1913) и зонных желтых с красным волнистым орнаментом (курган №41 Р 1912) стеклянных бус, бытовавших на Руси в конце X – первой четверти XI вв. [20.С.98; 29.С.85].
О времени существования комплексов I группы может свидетельствовать и присутствие среди погребального инвентаря кургана №58 (Р 1912) круглого красного стеклянного перстня с уплощенной внутренней стороной. Согласно Ю.Л. Щаповой, на территории Руси полные аналогии этому византийскому украшению были найдены только в Новгороде. Один из двух новгородских перстней датируется началом XI в. (25-й ярус, построен в 1006 г.), второй – третьей четвертью XI в. (22-й ярус, построен в 1076 г.). По мнению исследовательницы, немногочисленность и редкая схожесть гочевских и новгородских находок делает возможным предположение об изготовление этих предметов жившим в Киеве мастером-византийцем [27. С.98]. Поскольку продолжительность деловой активности мастера в средние века не превышала 25 – 30 лет [28.С.159], время появления этих перстней так же укладывается в конец X – первую треть XI вв. Выпадение второго новгородского перстня в слой третьей четверти XI столетия могло быть обусловлено самыми разнообразными причинами субъективного характера (передача внутри семьи, случайная находка при нарушении культурного слоя и т.п.).
Еще в одном погребении I группы (курган №68 Р 1912) было обнаружено плоско-цилиндрическое шиферное пряслице с относительно широким (10 мм) внутренним отверстием. Начало распространения на роменских территориях этой категории предметов А.В. Григорьев относит к последней четверти X – первой половине XI вв. [10. С.47], т.е. ко времени возведения первых гочевских курганов.
Во II группе (очелья и головные венчики) присутствуют спиральные (8 в 2 погребениях), семилучевые (4 в 2 погребениях) и проволочные кольцеобразные (87 в 19 погребениях: 76 браслетообразных в 16 погребениях, 8 перстневидных в 5 погребениях, размер 3 в 1 погребении не установлен) височные кольца. Среди последних 40 экземпляров в 10 погребениях обнаружены на груди, 1 найдено на поверхности кургана, 1 – у ступни, 1 – у левой руки и 44 в 12 погребениях – у черепа. Более дробная локализация местоположения колец у черепа затруднена, но как и раньше, часть их могла использоваться в качестве серег (например, курганы XXXVII (Рис.3), XXXVIII, CCLX, №35 и др.). Как и в предыдущей группе, комплексы с браслетообразными височными кольцами на груди практически не пересекаются с комплексами, где височные кольца располагались на голове. Лишь однажды, в кургане XLIII (С 1909), находившееся у головы браслетообразное кольцо с тремя посеребренными бусами (вероятно, серьга – А.Ш.) сочеталось с четырьмя браслетообразными кольцами на груди.
Кроме колец, в состав погребального инвентаря II группы входят бусы (19 погребений – стеклянные зонные, лимоновидные пронизки, синие прозрачные биконические; «треугольные» коричневые с желтыми глазками; золото- и серебростеклянные рубчатые, цилиндрические, боченкообразные; сердоликовые круглые и бипирамидальные; аметистовые; «глиняные»), привески (монетовидные брактеаты немецких денариев X – XI вв. (8 в 1 погребении, определение Т.В. Равдиной), круглые (2 в 1 погребении), 1 ромбическая), бубенчики с крестообразными прорезями (6 в 3 погребениях: 5 в 2 погребениях на груди, 1 – у левой руки), перстни (19 в 14 погребениях), серебряные дротовые с расширяющимися концами браслеты (3 в 2 погребениях), «круглая пряжка под черепом» и железные ножи (8 в 8 погребениях). Необходимо отметить полное отсутствие гривен, «аксельбантов» и ожерелий с бубенчикообразными подвесками, уменьшение количества браслетов и сужение их ассортимента.
Согласно Е.А. Шинакову, «венчик с загибом … появляется в дополнение к очелью где-то в середине XI в.» [8. Л.27]. При этом исследователь ссылается на то, что почти полная аналогия крестика «корсунского» типа из сопроводительного детского захоронения в кургане XXXVII (С 1909) была найдена в Новгороде «в ярусе середины XI в. (до 1058 г.)» [8. Л.26]. Однако, дату появления головных венчиков, можно немного удревнить, отнеся ее ко второй четверти XI в., т.к. согласно более точным данным А.Е. Мусина, этот крест был обнаружен «на Ильинском раскопе (31 – 137) в слое 30 – 40-х гг. XI в.» [18. С.152] (Рис.5). Любопытно отсутствие в комплексах II группы стеклянных ближневосточных бус, что также помогает отнести время их появления ко второй четверти XI в.
О более поздней дате существования II группы могут свидетельствовать и интересные закономерности в размещении спиральных и семилучевых височных колец. В одном случае 6 спиральных колец были повешены (курган XLII) прямо на венчик, в другом (курган CXIII) два кольца располагались у девочки около ушей. Три семилопастных кольца в кургане CCLX (С 1909) были обнаружены на груди покойной, и лишь в кургане №59 (Р 1912) такое же кольцо расчистили под бревнами погребального костра слева от черепа. Т.е. в трех из четырех случаев спиралевидные и лучевые височные кольца размещались с явным нарушением устоявшихся традиций (надеты на венчик) или на несвойственных им местах (в ушах или на груди), что может свидетельствовать о процессе размывания жестких норм их ношения и постепенном отказе от их употребления.
В группе III спиралевидные и лучевые височные кольца полностью отсутствуют. 59 проволочных кольцеобразных (29 браслетообразных в 7 погребениях, 6 перстневидных в 1 погребении, размеры 24 в 4 погребениях не установлены) колец было найдено в 12 погребениях, из них 53 в 10 погребениях обнаружены у висков и только 6 в 2 погребениях на груди. В состав погребального инвентаря III группы входят также бусы (13 погребений – стеклянные зонные желтые, зеленые, синие, коричневые, лимоновидные пронизки; золото- и серебростеклянные цилиндрические и боченкообразные; сердоликовые «крупная миндалевидная гранчатая» и «продолговатая гранчатая»; «глиняные»), привески (бубенчикообразные, 4 лунницы и 1 крестообразная), бубенчики с крестообразными прорезями (4 в 1 погребении), 1 «аксельбант» с 6 бубенчиками, перстни (6 в 6 погребениях), браслеты (4 в 3 погребениях, дротовые с расширяющимися концами и пластинчатый неорнаментированный), железные ножи (4 в 3 погребениях), 2 пряслица, пуговица, костяной кистень и 2 гривны (тордированная железная и серебряная (?) с «расширяющимися концами и квадратными головками на концах»). Необходимо отметить факт возвращения в состав погребального инвентаря гривен, «аксельбантов» и ожерелий с бубенчикообразными подвесками.
Время существования III группы можно отнести ко второй половине XI – началу XII вв. по обнаруженной в кургане №60 (Р 1912) железной тордированной гривне, относящейся к поздней разновидности этого типа украшений. Согласно М.В. Фехнер, по совместным находкам с западноевропейскими монетами середины и второй половины XI в. и решетчатыми перстнями, такие гривны датируются концом XI или даже началом XII вв. [24. С.62 – 63]. Вторая гривна из кургана №57 (Г 1915) по описанию В.Н. Глазова представляет собой обруч с расширяющимися концами, украшенными квадратными головками. К сожалению, автор статьи не располагает изображением этой вещи, поэтому может лишь осторожно предположить, что в погребении была обнаружена дротовая двускатнопластинчатая гривна. По мнению М.В. Фехнер, время наибольшего распространения этих украшений относится к XII в., но в отдельных случаях эти гривны встречаются и в памятниках более раннего (конец XI в.) времени [24. С.64, 66].
Господствующим обрядом погребения для всех трех групп гочевских захоронений является трупоположение на горизонте, но анализ погребального обряда внутри каждой группы выявил ряд интересных деталей.
Из 16 захоронений I группы 15 погребений было совершено по обряду ингумации на горизонте и лишь одно – по обряду кремации. В пяти (30%) погребениях с трупоположениями присутствуют зола и угли. Возможно, таких захоронений было бы больше, если бы составители «Дневника» раскопок Д.Я. Самоквасова отмечали наличие золы и угля в погребениях совершенных по обряду ингумации. Взяв для анализа только материалы исследований П.С. Рыкова, В.С. Львовича и В.Н. Глазова мы получаем следующую картину. Из девяти захоронений зола и угли (кострища в насыпи или ими обсыпано тело покойной) обнаружены в пяти (55,5%). В двух случаях покойные лежали в гробах (деревянные крышки, в кургане №41 (Р 1912) крышка крепилась тремя гвоздями), в двух – на древесной подстилке, в одном – на материке. Из четырех оставшихся ингумаций, в кургане №1 (Р 1912) обернутый лубом костяк молодой женщины был захоронен в одной насыпи с частично кремированными телами взрослого мужчины и девочки.
Единственная кремация I группы также достаточно любопытна, поскольку похороненная в кургане №58 (Р 1912) женщина была сожжена в деревянном гробу, о чем свидетельствует находка трех крупных железных гвоздей с плоскими квадратными шляпками у левого плеча, берцовой кости и у конца ноги [6. Л.108 – 109].
В 20 комплексах II группы содержится 15 ингумаций, но так как 12 захоронений обнаружены Д.Я. Самоквасовым, неизвестно в скольких из них присутствовали зола и уголь. В кургане №54 (Р 1912) покрытое золой и углем тело лежало на древесной подстилке, в кургане №32 (Г 1915) голова женщины была положена в догорающий костер, отчего затылочная часть ее черепа слегка обгорела.
В группе появляются два погребения в могильных ямах (курган №35 – один из самых больших в могильнике, вокруг ровики, в насыпи следы двух костров, погребенная женщина лежит «под остатками березовых досок»). Возрастает количество кремаций (3 захоронения), причем остатки гробов в кострищах не зафиксированы.
В группе III также господствуют ингумации на горизонте (12), причем четко видна тенденция (без учета исследованных Д.Я. Самоквасовым трех захоронений) к уменьшению ингумаций с кострами или золой вокруг костяка. Из 8 погребений, только в кургане №100 (Г 1913) тело лежало на «тонкой золистой подстилке». Присутствует одна кремация и одно погребение в могильной яме.