(К вопросу об этнокультурной ситуации в Самарском Поволжье в IXв.)
Из восточных письменных источников начала X века известно, что в Самарском Поволжье в это время проживали различные кочевые племена. В то же время, археологические комплексы IX — начала X вв. в регионе единичны. Все они введены в научный оборот [1; 2; 3; 4]. Каждая новая находка имеет большое значение в изучении периода, непосредственно предшествующего образованию первого государства в Поволжье — Волжской Болгарии.
При проведении охранно-спасательных археологических раскопок совместной экспедицией Самарского госпедуниверситета и Института истории и археологии Поволжья в 1997 г. на поселении эпохи неолита-бронзового века у хут. Лебяжинка Красноярского района Самарской области было исследовано раннесредневе-ковое погребение (рис.1) [5]. В связи с большой значимостью выявленного комплекса приводим его подробное описание.
Погребение #4 (рис.2) выявлено на пересечении квадратов Е.04, Е.05 на уровне нижней части горизонта 4. Судя по стратиграфическому разрезу напластований, зафиксированному на профиле, погребение было впущено с уровня горизонта 3. Об этом говорят визуально различимые контуры стенок могильной ямы, которые в плане на уровне горизонта 3 не читались. Более того, верхняя часть могильной ямы не фиксировалась ни в плане, ни на профиле. Очертания могильной ямы в форме вытянутого прямоугольника отчетливо обозначились с глубины 128 см от нуля на уровне материка.
 |
| Рис.1. Карта расположения поселения Лебяжинка V |
Могильная яма, ориентированная по линии северо-запад — юго-восток, имела размеры 225* 65 см и глубину 14-15 см от поверхности материка. В районе головы погребенного могильная яма по короткой стороне имела ступеньку шириной около 20 см и высотой 4-5 см. Противоположная сторона ямы из-за неровности материка практически не прослеживалась, и кости ступней погребенного, находящиеся в могильной яме, располагались на той же глубине, что и поверхность материка -138 см. Погребенный — мужчина 30-35 лет, европеоид (определение ААХохлова), лежал на спине вытянуто, головой на юго-восток, лицо обращено на юго-запад. Сохранность костей хорошая, при расчистке установлено их расположение, соответствующее анатомическому, за некоторыми исключениями. Так, отсутствовали мелкие кости и фаланги обеих кистей, мелкие кости и фаланги правой стопы.
 |
| Рис.2. План погребения #4. |
Погребенный сопровождался крестцовой частью крупного животного (-141 см от 0), расположенной прямо за черепом (рис.2, I). В нижней части грудной клетки (-139 см от 0), справа на ребрах, лежала железная петля (колчанная?) (рис.2, 4). В нижней левой части грудной клетки (-137 см от 0) находились три сильно корродированных спекшихся железных наконечника стрел (рис.2, 3). Между запястьем левой руки и крылом таза (-142 см от 0) на дне могилы обнаружен браслет из толстого бронзового шестигранного в сечении прута с обрубленными несомкнутыми концами (рис.2, 5). У фаланги пальца правой руки, между бедренной костью и сдвинутой костью руки (-139 см от 0), лежал перстень из серебра с овальной розеткой с четырьмя лапками, в которой была закреплена стеклянная вставка фиолетового цвета (рис.2, 6). За фалангами пальцев правой руки, у бедренной кости ноги (-138 см от 0) находилось сильно корродированное железное кольцо, сделанное из круглого в сечении прута диаметром 0,5 см (рис.2, 7, 5, 4). На коленном суставе правой ноги (-138 см от 0) зафиксированы детали сильно корродированных железных удил (рис.2, 8-9).
 |
 |
| Рис.3. Погребение 4. Погребальный инвентарь. 1 - перстень; 2 - подвеска; 3 - браслет; 4 - стержень; 5 - наконечники стрел; 6 - колчанная петля; 7,8 - оселки; 1 - серебро; 2,3 - бронза; 4,5,6 - железо; 7,8 - камень. |
Рис. 4. Погребение 4. Железный топор-чекан. |
На дне ямы, справа от правой берцовой кости (-134 см от 0) помещен железный стержневидный предмет даиной 7,7 см, толщиной 0,9 см, возможно, часть псалия (рис.2, 10, 3, 4).Обухом на ступне правой ноги, лезвием на дне ямы (-141 см от 0) лежал железный топор-чекан (рис.2, 12). На правой бедренной кости находился обломок оселка из кварцитосодер-жащей породы! с заполированными поверхностями. Размеры обломка 3,362,560,9 см (рис.2, 13; 3, 7). Междучерепом погребенного и юго-восточным углом ямы (-150 см от 0) лежал плоский камень прямоугольной формы размерами 8õ4,3õ1,2 см (рис.2, 2, 3, 8). У основания правой стороны черепа зафиксирована окись бронзы от серьги (рис.2, II). Вероятно, фрагмент именно этой серьги был обнаружен около погребения в квадрате Е.04 на глубине пятого штыка.
Датировка и этнокультурная принадлежность памятника.
Для определения вопроса датировки и этнокультурной принадлежности погребения обратимся к анализудатирующего материала.
1. Топор железный, сильно корродирован (рис.4). Топор относится к группе боевых топориков-чеканов, отличающихся наличием выступающего обушка-молоточка и небольшими размерами. Общая длина — 15,4 см. Лезвие узкое клиновидное, длина лезвия 7 см, ширина его рабочей части 4,5 см. Длина вытянутой обушной части 4,5 см, максимальная ширина — 4 см. Проушное отверстие небольшое — 2,062,5 см, с сохранившимися остатками деревянной рукояти.
Полных аналогий нашему топору найти не удалось, но, видимо, он относится к типу I группы I специально боевых топориков-молотков (чеканов) по классификации АН.Кирпичникова [6, с.33, рис.6]. По классификации И.Л.Измайлова топор относится к типуА1 отдела А (специально боевых топоров) [7, с.90]. Топоры типаА1 были специализированным оружием воина-профессионала. На территории Волжской Болгарии подобные топоры — достаточно редкая находка. Они появляются со второй пол.ГХ в. (в более ранних комплексах новинковского круга памятников на Самарской Луке их нет совсем — среди почти 200 погребальных комплексов известен лишь один топор иного типа, скорее всего, относящийся к числу рабочих) [8, рис.114, 4]. Еще одним косвенным подтверждением поздней даты является тот факт, что в материалах Больше-Тиганского могильника, основная часть которого функционировала во второй пол.УШ - первой половине IX вв., известен всего один топор [9, Та^ХХУШ, 6]. В функционировавшем позднее Тан-кеевском могильнике топоры встречаются значительно чаще, обычно они воткнуты в дно могилы у правой берцовой кости [10, с.149]. Часто встречаются боевые топоры и в собственно венгерских могильниках X в. [11, с.118]. Отдельные находки боевых топоров имеются в курганных могильниках Башкирии [12, рис.26, 13, рис.41, 11,14, рис.50, 12]. По И.Л.Измайлову, в 1Х-Х вв. такие топоры были оружием рядовых конных дружинников, причем они, благодаря относительной легкости и большой убойной силе, могли пробить кольчугу или панцирь и нанести противнику глубокую рану [13, с.96]. Близкие, но не идентичные топоры известны в древнемордовских могильниках УП-Х вв., где в общей сложности имеется более 80 экземпляров боевых топоров-чеканов различных типов [14, с.260, рис.2]. Чаще всего топоры данного типа встречаются на территории салтово-маяцкой культуры, в основном в катакомбных погребениях, приписываемых аланам. С.А.Плетнева отмечает, что наибольшее распространение топоры получили в аланских древностях лесостепной полосы Восточной Европы и в Предкавказье. Так, в Дмитриевском могильнике в 152 катакомбах обнаружено 72 боевых топора [15, с.74], однако полной аналогии топору из Лебяжинки нет среди материалов и этого памятника. Топоры подобного типа встречены также в Тарском могильнике [16, табл.УГ, 37; XII, 1; XV, 6; XXXVI, 5]. В степных памятниках салтово-маяцкой культуры их значительно меньше, причем в могильниках их нет совсем.
2. Наконечники стрел железные — 3 экз. (Рис.3, 5). Наконечники очень сильно корродированы, спекшиеся в один кусок, и форма их устанавливается с трудом. Наконечники, видимо, относятся к т.н. гнездовскому типу. Они однотипны — плоские, листовидной формы, по всей видимости, без упора. Длина наконечника 6,5 см, длина пера — 4 см, максимальная ширина — около 2,5 см. Интересно, что на территории салтово-маяцкой культуры и в новинковских комплексах находки стрел в погребениях достаточно редки, и они в основном трехлопастные [15, с.71; 17, рис.26]. Подобные плоские наконечники имеются в курганном погребении у п/л "Золотая Нива" в Самарском Поволжье [1, рис.4, 20-23], часто встречаются они в комплексах мадьярского круга как на Дунае [18, с.138; 19, с.32, 53,57], так и в Прикамье [20, с.167], в курганах Башкирии [12, рис.10, 22, рис.21, 3, рис.57, 16 и др.], причем чаще всего встречено небольшое число наконечников — 1-2, изредка до 10 [21, с.173]. Вероятно, помещение единичных наконечников в погребениях этого круга являлось символической заменой полного колчанного набора.
3. Удила железные двусоставные (рис.5), концы раскованы в округлые кольца диаметром 4-4,5 см и подвижно соединены с двойными уплощенными коль-цами-псалиями (?). Железо сильно корродировано. Длина звена (грызла) 11 см, диаметр колец — 2,5 и 4,5 см, диаметр соединительных колец — 5 см. На некоторых деталях удил в железных окислах прослеживаются следы ткани. Возможно, найденный в погребениижелезный корродированный стержень являлся частью пса-лий или собственно простым псалием-стерженьком, известным, в частности, в Дмитриевском могильнике [15, с.81]. Подобные удила были широко распространены в степях в конце "Н-К вв., встречены они в новинковских комплексах Самарской Луки [17, рис.29, 8, рис.116, 2], однако в новинковских и салтовских погребениях они встречаются сравнительно редко. Имеются подобные удила в башкирских древностях [12, рис.10, 20, рис.29, 4, рис.38, 24], хотя там преобладают удила с 8-видными псалиями. Аналогичные удила нередко встречаются в мадьярских комплексах на Дунае [19, с.57, 74, 78]. В Танкеевском могильнике удила, как правило, также находились у ног погребенного [10, с.149].
Также, как и в мадьярских погребениях наДунае, наличие удил в погребении является символом помещения в могилу коня хозяину, жизнь которого была тесно связана с конем [22, с.177]. Относительно лебяжинского погребения, кроме того, можно предполагать, что помещенные в изголовье позвонки животного принаддежали лошади. Аналогичная деталь обряда известна в Танкеевском могильнике [23, с.144].
4. Петля железная (колчанная или петля для подвешивания посуды?), сильно корродированная (рис.3, 6). Она образована из согнутого железного дрота длиной около 8,5 см, концы которого раскованы. Высота и ширина 4 см. Прослеживаются штифты крепления в ушках петли. В погребениях новинковско-го круга и синхронных погребениях других территорий аналогии авторам не известны.
5. Браслет из толстого бронзового шестигранного в сечении прута с обрубленными несомкнутыми концами, овальной формы (рис.3, 3). Размеры браслета 7,73 х 5,00 см. Вся внешняя поверхность браслета украшена тремя рядами циркульного орнамента. Диаметр сечения прута 0,67 см. Браслеты из толстого прута, чаще всего круглого или полукруглого в сечении, в Поволжье встречаются с конца VII в. [17, рис.18, 29-31; 8, рис.124, 19-23]. Однако, подобные браслеты, покрытые таким же орнаментом, в единственном экземпляре имеются только в Больше-Тиганском могильнике [21, рис.5, 8], хотя, видимо, там орнаментированы только концы браслета, и изредка встречаются в курганных памятниках Башкирии, что может являться и хронологическим признаком [24, табл.15, 11; 12, рис.44, 8, рис.56, 5, рис.60, 8]. В других регионах, судя по имеющимся публикациям, подобная орнаментация не известна. Браслеты, распространенные на территории салтово-маяцкой культуры, кроме того, имеют круглое, а не шестигранное сечение прута, сам прут меньшего диаметра (до 4 мм). Форма браслетов обычно округлая, в единичных случаях насечками орнаментированы концы браслетов [15, с.114-115, рис.60; 16, с.271].
6. Перстень из низкопробного серебра (белой бронзы?), литой, в щитке перстня овальной формы с помощью четырех лапок закреплена вставка из стекловидной массы (пасты?) фиолетового цвета (рис.3, 1). Размеры перстня 2,8x2,0 см, размеры овальной вставки 1,3x1,0 см.
Перстни, аналогичные нашему, но, в основном, бронзовые (тип 1 по САПлетневой), встречены на памятниках салтово-маяцкой культуры, где они датируются концом "УШ - первой половиной или всем IX вв. [15, с.115, рис.61, 1; 16, табл.ХХХ, 2-7; 25, табл.Х1Х, 5-6, XXV, 8-9, XXIX, 1-2]. Обнаружены они и на территории распространения роменской культуры в Днепровском Левобережье в комплексах конца IX в. [26, с.92, рис.6, 18]. Как предметы восточного импорта, подобные перстни известны в Старой Ладоге [27, с.101, рис.2, 2]. Подобные перстни иногда называют "салтовскими", и нам уже приходилось писать о правомерности использования этого термина [4, с.202-203]. Дело в том, что даже на территории салтово-маяцкой культуры находки перстней данного типа сравнительно немногочисленны, и они отнюдь не бытовали там в качестве ведущего типа. В то же время, насколько можно судить по публикациям, этот тип украшений является единственным и весьма распространенным как в Больше-Тиганском могильнике в Татарстане [9, Tab.1, 9, ШВ, IV, 31, VI, 29, VIII, 9и др.], так и в курганных погребениях Башкирии IX-X вв. [12, рис.38, 7, 44, 12, 51, 15, 63, 2]. Сразу три подобных перстня встречено в Палимовском погребении в Оренбургской области, датированном IX в. и соотносимым с мадьярским кругом памятников [4, рис.2, 4-6]. Подобные украшения известны также в Паннонии [19, рис.32, 8, 51]. К сожалению, дробная хронология перстней данного типа не разработана, хотя, вероятно, форма щитка и размеры лапок крепления являются хронологически значимым признаком.
7. Фрагмент литой серьги салтовского типа (рис.3, 2). Серьга изготовлена из белой оловянистой бронзы (или низкопробного серебра?). Качество отливки довольно низкое. Кольцо серьги обломано, но уверенно восстанавливается его овальная форма и ширина — около 1,1 см. Высота кольца могла составлять 1,5-1,6 см. Кольцо в сечении округлой формыдиаметром 0,25 см. В средней части высоты кольца имелось утолщение диаметром 0,32 см. Длина привески, имитирующей удлиненную 4-х бусинную привеску — 2,5 см. Диаметр трех первых шариков привески 0,4 см, последнего, более крупного — 0,6 см. Длина сохранившейся части серьги — 3,1 см, реконструируемые размеры — 3,6-3,7 см. Важно отметить, что на территории Самаро-Симбирского Поволжья, где известно 26 экземпляров серег раннего салтовского (хазарского типов), литые салтовские серьги до сих пор не встречались. Все ранее известные в регионе серьги отличаются от найденных на собственно салтовских памятниках и датируются в пределах конца VII — первой половины VIII вв. [28, с.60-64]. Лебяжинская же серьга, хотя и не сохранившаяся полностью, по технологическим и морфологическим особенностям четко датируется IX в., имеет широкие аналогии в памятниках салтовского круга, в том числе и на территории Среднего Поволжья (Больше-Тарханский и Танкеевский могильники), и маркирует приход на территорию Самарского Поволжья иной, по сравнению с новинковцами, группы населения. Наличие одной серьги с правой стороны черепа — характерная деталь в мужских погребениях памятников венгерского круга [21, с.162].
Проведенный анализ материалов показал, что лебяжинское погребение может датироваться в пределах IX в., скорее всего, его второй половины. Если принять датировку всего комплекса второй половиной IX в., то встает вопрос о том, кем было оставлено данное погребение. Кочевники, которых самарские исследователи традиционно называют ранними болгарами (правильнее, на наш взгляд, говорить все-таки о кочевниках хазарского времени), из числа вероятных претендентов исключаются. Дело в том, что при внимательном анализе материалов из новинковских погребений, исследованных на территории Самарской Луки, бросается в глаза одна яркая особенность — при наличии комплексов, датирующихся временем вплоть до рубежа VШ-IX вв., основная масса их относится к периоду до середины VIII в. Приводившийся выше пример с салтовскими (хазарскими) серьгами является важным подтверждением этого положения. Комплексы, которые можно отнести к рубежу веков, а тем более к IX в., единичны и они отличаются от основной массы погребений (погр.1 кургана 1 Брусянского III курганного могильника на Самарской Луке) [17, табл.XIV-XIX]. Представляется, что исчезновение памятников новинковского типа в середине VIII в. можно объяснить событиями 737 года — походом арабского полководца Мервана ибн Мухаммеда, который завершился уничтожением хазарской армии где-то в районе Среднего Поволжья [29, с.218-224; 30, с.39-40].
Зато определенную близость лебяжинское погребение обнаруживает с синхронными ему могильниками Прикамья и Приуралья, связываемыми с мадьярским этносом. В пользу родственности населения, оставившего лебяжинское погребение и известные памятники мадьярского круга, свидетельствуют аналогии вещевого комплекса и деталей погребального обряда. Совпадает набор и характер размещения погребального инвентаря, оформление могильной ямы, наличие жертвенного комплекса в изголовье погребенного и другие детали. И хотя юго-восточная ориентировка лебяжинского погребения не характерна в целом для памятников мадьярского круга, где преобладает западная ориентировка погребенных, однако и в Больше-Тиганском, и в Танкеевском могильнике почти в 10% погребений встречается восточная ориентировка с сезонными отклонениями [10, с.148].
Кочевники-угры в Среднем Поволжье появились еще во второй половине VI в. Археологически это подтверждается наличием здесь памятников кушнарен-ковской культуры, основная масса которых локализована на территории Башкирии. В Самарском Поволжье серийные материалы кушнаренковско-караякуповского круга встречены при исследовании именьковского городища у д.Пролетарий [31], где обнаружены также фрагменты амфор и круговой салтово-маяцкой керамики, маркирующие начало процесса седентеризации кочевников хазарского времени.
Особого внимания заслуживает тот факт, что если основная масса раннебол-гарских памятников Татарстана и Ульяновского Поволжья относится ко второй половине VПI-IX вв., то территория Самарского Поволжья к этому времени приходит в запустение. Объяснение редкости комплексов IX в. в Самарском Поволжье может быть связано с предположением ряда исследователей (Е.П.Казаков, ЕГКу-зеев) о том, что с последней четверти I тыс. н.э. на Средней Волге размещались лишь летние кочевья населения, на зиму уходившего в степные районы Приаралья, Предкавказья и Причерноморья [32, с50-51]. Единичные археологические комплексы конца VIII - X вв. в Приаралье (в частности, погребение из могильника Атпа II в Актюбинской области) действительно обнаруживают близость к синхронным башкирским и прикамским материалам [33, рис.3], в аланских же комплексах Предкавказья аналогии весьма многочисленны [см., напр., 25]
Гипотетическое нахождение кочевников Средней Волги на стадии таборного кочевания не объясняет, однако, наличия крупных синхронных могильников на территории Прикамья. Скорее, объяснение малочисленности этих комплексов в пограничном характере Самарского Поволжья, находящегося на стыке степной и лесостепной зон. Возможно, именно пограничный характер региона в IX в. подтверждается находкой разрозненных погребений, которые, по мнению В.А.Иванова, очерчивают "мадьярский путь на Запад" (погребения у разъезда Немчанка, на 116 км г.Куйбышева, Палимовское и Ромашкинское) [34, с.33-35; 35, с.192-196]. Стоит отметить, что лебяжинское погребение является самым северным комплексом в этой группе и находится уже в лесостепной зоне.
Выводы
К сожалению, все эти погребения обнаружены случайно, ни одно из них не раскапывалось археологами и окружающая местность археологически не исследовалась. Ситуация с лебяжинским погребением иная. По крайней мере, значительная вскрытая на памятнике площадь позволяет утверждать, что здесь мы имеем дело действительно с одиночным захоронением, а не с отдельным погребением из крупного могильника.
Ранее мы уже присоединялись к версии "мадьярского пути на Запад" В.А.Иванова, приводя в ее поддержку тот факт, что все пять известных на сегодняшний день погребений этого типа, расположенные компактно в восточной части Самарской области и западной части Оренбургской, возможно, представляли собой отдельные грунтовые захоронения, совершенные на значительной (около 1 м) глубине. Такая ситуация могла возникнуть при быстром продвижении крупной массы людей через чуждую им территорию, куда они не предполагали возвращаться. На одновременных этим памятникам могильниках Татарстана (Больше-Тиганский и Танкеевский) число захоронений измеряется сотнями. Вполне возможно, что население, оставившее Больше-Тиганский и подобные ему могильники, и было той группой, которая совершила упомянутую миграцию на Запад через районы Самарского Поволжья [4, с.204]. Однако, появление новых комплексов позволяет, хоть и с большой осторожностью, выдвинуть предположение, что они не обязательно связаны с кратковременным рейдом мигрантов, а могли быть оставлены той группой населения, которая постоянно кочевала в Среднем Поволжье в начале X в. и была известна Ибн-Фадлану под именем башкортов. Не исключено, что под этим именем фигурируют оставшиеся в Поволжье мадьяры.
Сташенков Д. А., Турецкий М.А.