В мае 2002 г. при несанкционированных земляных работах на правом высоком берегу безымянного пересохшего правого притока р. Гомольша (бассейн р.Северский Донец) были обнаружены три вещевых комплекса, попавшие в руки харьковского коллекционера А.В. Стяглика. Данные комплексы были найдены в 1 км к юго-западу от кремационного салтовского могильника Сухая Гомольша. который исследовался во 2-й пол. 70 гг XX в. Средневековой археологической экспедицией Харьковского госуниверситета под руководством В.К. Михеева, и где было открыто 17 подобных комплексов (Михеев В.К.. 1986). Это позволило предположить, что обнаружен еще один новый салтовский могильник по обряду кремации.
Обследование места обнаружения комплексов экспедицией Харьковского исторического музея в августе 2002 г показало, что через территорию предполагаемого могильника еще в 60 гг XX в. были проложены две нити нефтепровода высокого давления Шебелинка - Москва. В результате чего могильник был, по-видимому, полностью разрушен. Упомянутые комплексы, вероятно, располагались на окраине предполагаемого могильника и поэтому чудом уцелели.
По свидетельству очевидцев, комплексы находились друг от друга на незначительном расстоянии. Так, комплекс 2 располагался на удалении до 50 м от комплекса 3. Место нахождения комплекса 1 нам установить не удалось. Глубина залегания комплексов составляла 0,35-0,45 м от современной поверхности. Незначительная глубина залегания комплексов объясняется не только спецификой салтовского кремационного обряда, но и тем фактом, что верхние слои грунта на территории предполагаемого могильника были сняты бульдозером. Комплексы 1 и 2 были обнаружены в круглых в плане ямах, диаметр которых не превышал 0,4-0,5 м. Вещи комплекса 3 находились в яме, прямоугольной в плане формы с закругленными углами размером 0,9-1,0x0,3-0,4 м, ориентированной своей длинной осью по линии север-юг. Пережженные человеческие кости, как сообщили очевидцы, среди вещей или рядом с ними отсутствовали, что позволяет отнести данные комплексы к разряду поминальных, так называемых "тайничкам”. Инвентарь комплексов указывает на их принадлежность воинам-всадникам.
В комплексе I были обнаружены пара стремян с прямоугольной петлей, удила с S-видными псалиями, наконечник пики бронебойного типа, согнутая пополам сабля с прямым перекрестием и нож (рис.1). Вещи прекрасно сохранились благодаря тому, что они побывали в огне погребального костра.
Вещи из комплекса 2 плохой сохранности, фрагментированы. Данный комплекс содержал пару стремян с прямоугольной петлей, удила с S-видными псалиями, топорик-чекан (рис.2). Плохая сохранность вещей комплекса обусловлена тем, что они, по-видимому, не пребывали в огне погребального костра.
Комплекс 3 содержал предварительно сломанный в древности железный клепаный котел, складной железный серп, два железных черешковых ножа, согнутую в виде буквы “S” саблю, соединитель ремней конской сбруи из четырех, соединенных между собой, железных колец разного диаметра, железное сбруйное кольцо, две прямоугольные сбруйные пряжки, две пары стремян с прямоугольной петлей, удила с S-видными псалиями, удила со стержневидными псалиями, два топорика-чекана с длинным трапециевидным лезвием и высоким прямоугольным в сечении обушком, топорик-чекан с высоким грибовидным обушком и с оттянутым в сторону держака лезвием, листовидный наконечник копья с узким овальным в сечении пером, наконечник копья с пером листовидной формы, в каждом крыле которого имелось по отверстию (рис. 3, 4).
Fig. 1. Complex № 1: 1, 2 — stirrups; 3 — a knife; 4 — а sabre; 5 — а horse-bit; 6 — а lance-head. 1-6 — iron.
Стремена (рис.1, 1, 2; 2, 2, 3; 3, 1, 8), обнаруженные в комплексах, относятся к типу, наиболее характерному для памятников 2-й пол. VIII 1-й пол.Х в. (ПлетневаС.А., 1967, с. 167). Они встречаются как в памятниках аланского, так и болгарского населения Подонцовья (Криганов А.В., 1993, рис.1, 17; Пархоменко О.В., 1983, рис. 5, 1; Татаринов С. И., Копыл А.Г., Шамрай А.В., 1986, рис. 3, 14). Обнаружены они в биритуальных и кремационных могильниках бассейна Северского Донца (Аксенов В.С., Крыганов А.В., Михеев В.К., 1996, рис. 4, 1-7; Шрамко Б.А., 1983, рис.11,12; Кухаренко Ю.В., 1951, рис.3 2,1-4; 34; 36; Крыганов А.В., 1989, рис.4, 1-4).
Все найденные удила (рис. 1, 5; 2, 4; 3,2, 9) двучастные, асимметричные, двухкольчатые, изготовлены из круглого в сечении дрота. Петли грызел всех удил расположены в перпендикулярных плоскостях. Трое удил снабжены S-видными псалиями. концы которых заканчиваются стилизованными лошадиными головками. Еще одни удила имели стержневидные псалии. Этот тип псалиев наиболее распространен в салтовских древностях. Удила с S-видными псалиями характерны для памятников V1II-IX вв. степной зоны Европы (Кирпичников А.Н., 1973, с. 13), хотя в Подонцовье они встречаются, главным образом, в комплексах 2-й пол. VIII - 1-й пол.IX в. (Крыганов А.В., 1989, с. 100), в основном в салтовских кремационных захоронениях и связанных с ними поминальных комплексах (Крыганов А.В., 1989, с.107). Так, удила с S-видными псалиями найдены в захоронениях н комплексах Новопо-кровского, Сухогомольшанского, Красногоровско-го могильников, в комплексе у с. Кочеток (Кухаренко Ю.В., 1951, рис.34; 36; Аксенов В.С., Крыганов A. В., Михеев В.К., 1996, рис.4, 17; Дегтярь А.К., 1984, рис.2, 3). В кремационных захоронениях сер. - 3-й четв.ІХ в. встречены только удила со стержневидными псалиями (Аксенов В.С., ВоловикС.И., 1999, рис.1,3; 2, 4; 4,2). За пределами Подонья удила с S-видными псалиями найдены в Хусаиновских курганах на Южном Урале (Мажитов Н.А., 1981, рис.22, 2, 26, 27). в Закубанских могильниках (Псекупском 1, Молдовановском, Казазово, у хутора Хабль) (Тарабанов В. А.. 1992, рис.1,6; Тарабанов B. А., 1999, рис.2,3; 3, 10; Пьянков А.В, 1998, рис.3,2).
Кольчатые соединители сбруйных ремней (рис.З, 3), такого же типа как обнаруженные в комплексе 3, в бассейне Северского Донца встречены только в захоронениях по обряду трупосожжения: Пятницкое, Сухая Еомольша (погребение 46/комплекс V, комплекс XV) (Шрамко Б.А., 1983, рис.11, 11; Крыганов А.В., 1989, рис.2.21, 22). Подобные кольчатые соединители найдены и в кремационном Казазовском могильнике, датируемом VIII-IX вв. (Тарабанов В. А., 1983, рис. 1,22), в комплексе 1-й пол.VIII в. у с.Вознесенка (Грінченко В.А., 1950, табл.11, 12).
Обе найденные сабли (рис.1, 4; 4, 6) типичны для салтовских древностей Подонья (Плетнева С.А., 1989, рис.39; Братченко С.Н., Швецов М.Л., 1984, рис.2, 4; Каминский В.Н., 1987, рис.3, 20). Длина клинков составляет 77 (сабля из комплекса 1) и 76 (сабля из комплекса 3) см. Ширина клинка у перекрестия 3,5 и 4,0 см соответственно. Острия обеих сабель на протяжении 13 см раскованы на два лезвия. Сабля из комплекса 1 снабжена перекрестием с расширением в средней части с подквадратной шишечкой, концы перекрестия заострены. Перекрестие сабли из комплекса 3 – брусковидное, массивное, с плавно сужающимися концами.
Fig. 2. Complex №2: 1-а hatchet-stamp; 2, 3 - stirrups; 4 - а horse-bit. 1-4 - iron.
Подобные преднамеренно согнутые и сломанные сабли, происходят исключительно из кремационных захоронений Подонцовья (Тополи, Новая Покровка, Пятницкое, Сухая Гомольша. Красная Горка, Лысый Горб) (Кухаренко. 1951. рис.30. 4; 34, 1; Шрамко, 1983, рис.11, 15; Крыганов, 1989, рис.2, 1-5; Аксенов, Воловик, 1999, рис. 1, 6) и кремаций Северо-Западного Кавказа (Борисово, Казазово 2 и др.) (Саханев, 1914, с. 143; Пьянков, 1998, рис.2; Тарабанов, 1999, рис.1, 2; 3, 2). Принимая во внимание незначительные размеры клинков найденных сабель (77 и 76 см) и их слабую кривизну (максимальный изгиб не превышает 0.9 см), их следует датировать 2-й пол.VIII - сер.ІХ в. (Измайлов, 1989, с. 109). Не противоречит такой датировке наших сабель наличие на них перекрестий (тип 2 по А.В.Крыганову) – с прямыми или слегка сужающимися концами (Крыганов, 1987, с.72, 108).
Наконечники пик, аналогичные происходящему из комплекса 1 (рис. 1,6), обычны для памятников салтовской культуры (Міхеев В.К., Степанська Р.Б., Фомін Л.Д., 1967, рис. 1, 5-12). Они встречаются как в ингумационных салтовских захоронениях (Криганов А.В., 1993, рис.1, 6), так и в погребениях по обряду трупосожжения (Кухаренко Ю.В., 1951, рис. 30, 1; 36; Дегтярь А.К., 1984, рис. 2, 1; Крыганов А.В., 1989, рис. 3, 1, 2; Аксенов В.С., Воловик С.И., 1999, рис.2, 8). Встречены аналогичные наконечники пик и в кремационных захоронениях Кубано-Черноморского региона (могильники Дюрсо, Псекупский 1, Казазово 2) (Дмитриев А.В., 1979, рис.2, 1).
Наконечник копья с пером листовидной формы и парой отверстий в лопастях (рис. 4, 1) представляет тот тип наконечников, который редко встречается в памятниках раннего средневековья и является для этого времени архаичным (Крыганов А.В., 1989, с. 103). Подобные наконечники копий с листовидным пером или пером пламевидной формы найдены в одном ингумационном (№ 150/к-13) и одном кремационном (№ 254) захоронениях биритуального могильника Красная Горка, в кремациях могильников Сухая Гомольша (№№ 175, 252, 286/комплекс XVI) и Лысый Горб (№ 1), в погребениях Нетайлов-ского могильника (Аксьонов В.С., 1999, с.79; Крыганов А.В., 1993, рис. 33, 11; Аксенов В.С., Воловик С.И., 1999, рис.1, 9). Только наконечники, встреченные в захоронениях могильника Сухая Гомольша, имеют отверстия в лопастях пера (Михеев В.К., 1986, рис.7, 5-7). Показательно, что отверстия в лопастях наконечников копий отмечены только у авар и дунайских болгар (Бобчева Л., 1957, с.64, рис. VII, 12; VIII, 15).
Второй наконечник копья из этого же комплекса (рис.4, 2) также относится к редкому для салтов-ских древностей типу. Находки подобных наконечников на памятниках салтовского времени единичны. Так, один наконечник происходит из захоронения Верхнесалтовского катакомбного могильника (Криганов А.В., 1993, рис. 1, 7), второй найден в ингумационном захоронении 100/к-8 могильника Красная Горка (Аксьонов В.С., 1999, с. 78, рис. 26,2). Аналогичный нашему наконечник копья происходит из Элистанжинского могильника ІХ-Х вв. на Северном Кавказе (Багаев М.Х., 1979, рис. 2,20).
Fig. 3. Complex № 3: 1,8 — stirrups; 2, 9 — a horse-bit; 3 — a ringed connector of horse harness belts; 4 – а horse harness ring; 5, 10-horse harness buckles; 6, 7 – knives. 1-10 — iron.
Три из четырех представленных в комплексах топориков-чеканов (рис.2,1;4,3,4) относятся к типу 1, 1 (Плетнева С.А., 1989, рис.35). Топорики этого типа больше характерны для памятников аланского населения Подонья и Северного Кавказа (Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991, рис.6,10; 8, 2; Плетнева С.А., 1989, с.74, рис.35). Значительно реже подобные топорики-чеканы встречаются в болгарских захоронениях (№№45,159, 171 Нетайловского могильника) (Пархоменко О.В., 1983, рис.4, 4; Аксьонов В.С., 1999, с.212-213) и в погребениях по обряду кремации (комплекс XVII) (Михеев В.К., 1986, рис. 7, 9). В Поволжье топорики этого типа встречаются только в материалах 2-й пол.VII -VIII в. (Свят-кин В.С., 1998, с.261), тогда как в Подонье они представлены в комплексах 2-й пол. VIII-IX в.
Еще один топорик-чекан из комплекса 3 (рис.4, 5) относится к типу II, 3 (Плетнева С.А., 1989, рис.35). Данный тип топориков является доминирующим в салтовских древностях. Топорики-чеканы этого типа найдены в погребених Сухогомолынанского (3 экз.), Красногорского (4 экз.), Лысогорбского (2 экз.), Нетайловского (1 экз.) могильников (Аксьонов В.С., 1999, с.81; Аксенов В.С., Воловик С.И., 1999, рис.2, 9; 4, 5), в комплексе у с.Тополи (Кухаренко Ю.В., 1951, рис.30,2). Такие топорики получили в VIII-XI вв. широкое распространение на всей территории Восточной Европы. Они встречаются на Северном Кавказе (Уварова П.С., 1900, табл.I.ХХIV 3; Тарабанов В.А., 1983, рис. 1,15), в Прикамье (Генинг В.Ф., Голдина Р.Д., 1970, табл.23, 11, 12; Генинг В.Ф., Халиков А.Х., 1964, табл.90, 4-6), в Поволжье (Алихова А.Е., 1969, табл. 18, 19), в Подонье (Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991, рис.21, 11; Савченко, 1986, рис.7,1; Криганов, 1993, рис.1, 8).
В целом в салтовских древностях боевые топорики-чеканы больше характерны для аланских погребальных комплексов (Плетнева С.А., 1967, с.168; Криганов А.В., 1993, с.56), тогда как в болгарских могильниках Подонья, Поволжья и Подунавья они встречаются значительно реже (Савченко Е.И., 1986, с.86; Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с. 11, рис.24,6; Казаков Е.П., 1971, с. 104, табл. VII, I-II).
В комплексе 3 находились остатки клепаного котла, представленные железными пластинами, фрагментами дуговидной ручки и петлей (рис. 4, 8-10). Размеры дуговидной ручки показывают, что диаметр котла составлял около 40-45 см. По форме, размерам и технике изготовления данный котел подобен котлам, остатки которых были выявлены в кремационных захоронениях могильников Сухая Гомолына (№ 252, 214/комплекс X), Красная Горка (№№ 101,108,162,254) (Аксьонов В.С., 1999, с.96). Хотя котлы из погребений 101,108,254 могильника Красная Горка имели дно, изготовленное из цельного бронзового листа. Металлические пластины, дуговидные ручки и петли от котлов достаточно часто встречаются на салтовских памятниках Подонья (Ляпушкин И.И., 1961, рис. 17; Плетнева С.А., 1967, рис.39, 15, 19). Два подобных котла были найдены на городище Битица волынцевской культуры (Славяне ..., 1990, рис.65,15,16). Аналогичные котлы хорошо представлены в кочевнических древностях ХІ-ХІІІ вв. юга Восточной Европы (Швецов М. Л., 1980).
ННожи, складной серп, сбруйные пряжки, сбруйное кольцо, представленные в данных комплексах, имеют широкие аналогии в раннесредневековых древностях Восточной Европы.
Инвентарь данных комплексов находит многочисленные аналогии в кремационных захоронениях 2-й пол. VIII-IX в. Подонцовья (Тополи, Кочеток, Новая Покровка, Сухая Гомольша, Красная Горка, Лысый Горб) и из Кубано-Черноморского района (Борисово, Дюрсо, Казазово-2, Псекупский-1). Присутствие в комплексе 3 удил, снабженных и S-видными, и стержневидными псалиями, наличие сабель с прямыми перекрестиями, архаичных для салтовских древностей типов наконечников копий, кольчатого соединителя ремней сбруи позволяют датировать найденные комплексы 2-й пол. VIII - сер.ІХ в.
Этническое родство населения, оставившего сожжения 2-й пол. VIII - 1 -й пол.Х в. из Подонцовья и Кубано-Черноморского региона, не вызывает сомнений (Пьянков А.В., Тарабанов В.А., 1996, с.61-64). Поэтому интересен тот факт, что и в бассейне Северского Донца, и на Северном Кавказе носители кремационного погребального обряда занимали соседние районы с территорией, населенной аланами, которым свойственен катакомбный обряд захоронения, на границе зоны расселения болгарских племен.
Так, в Северо-Западном Предкавказье 17 могильников с погребениями по обряду кремации 2-й пол. VIII-IX в. концентрируются между р. Кубань на севере, северными склонами Кавказского хребта на юге, побережьем Черного моря на запале, р. Псекупс на востоке, т.е. в районе, входившем в границы Великой Болгарии Кубрата, если исходить из расположения впускных погребений болгарского круга (Семенов А.И., 1988, с. 104, рис.4, а), а в верховьях Кубани локализуются памятники западной части аланского союза (Кузнецов В. А., 1973, с.63-64). Известны случаи открытия на могильниках с кремациями отдельных захоронений по обряду трупоположения, датируемые тем же временем, – погребение 28 Молдовановского могильника, два погребения (№№ 38, 40) могильника в пригороде Новороссийска (Тарабанов В.А., 1997, с.24; Кононенко А.П., 1994, с.9-10). Некоторые исследователи склонны видеть в них захоронения болгар (оногур), обитавших среди угорской группы и похороненных на их кладбище (Тарабанов В.А., 1997, с.25).
В Подонцовье памятники с кремациями занимают юго-западное положение по отношению к массиву памятников аланского населения, располагаясь почти по границе степной и лесостепной зон. Памятники с кремациями в широтном отношении (Тополи > Кочеток > Новая Покровка > Сухая Гомольша) как бы маркируют южную границу территории, занимаемой аланскими племенами на участке между Осколом и Северским Донцом. В степной зоне памятники с кремациями как бы вклиниваются в массив древностей, оставленных болгарским населением салтовской культуры. Самыми южными, известными на данный момент, расположенными в степной зоне кремационными захоронениями являются погребения, обнаруженные на Маяцком городище (Славянский р-н Донецкой обл.). По Северскому Донцу между Маяками и Красной Горкой пока известно только несколько кремационных захоронений в урочише Бондариха под Изюмом (Харьковская обл.), и исследовано три погребения на могильнике Лысый Горб под г.Балаклея (Харьковская обл.) (Плетнева С.А., 1967, с.100; Аксенов В.С., Воловик С.И., 1999, с.34-40). Расположение в этой части степной зоны салтовских могильников свидетельствует о чересполосном проживании здесь болгарского населения и носителей кремационного погребального обряда. Так, возле Маяков находится Зливкинский грунтовой болгарский могильник (Швецов М.Л., 1991, с.109-123). Под Балаклеей на протяжении ряда лет Средневековой экспедицией Харьковского госуниверситета под руководством В.К.Михеева раскапывался могильник Червоная Гусаровка (Михеев В.К., 1994, с. 195-196). Погребальный обряд обоих некрополей (Зливкинского и Червоногусаровского) имеет много сходных черт, а именно: неглубокие могильные ямы, наличие ям с заплечиками, положение погребенных и их ориентировка головой на запад, бедность погребального инвентаря, представленного в большинстве случаев одним сосудом, и место расположение его в могильной яме – у головы погребенного.
В пределах границы степи и лесостепи можно говорить о наличии общин, представители которых применяли разные обряды захоронения сврих покойников на одном могильнике. Примером может служить биритуальный могильник Красная Горка, где исследовано 312 захоронений, из которых 121 произведено по обряду трупосожжения, и могильник у с. Пятницкое (Михеев В.К., 1990, с. 45-52; Шрамко Б.А., 1983, с.48-50). На могильнике Красная Горка открыты семейные участки, содержащие одновременно и ингумационные, и кремационные захоронения. Ингумационные захоронения могильника по ряду черт погребального обряда отличаются от “классических” болгарских захоронений зливкинского типа. При этом кремационные захоронения часто были впущены в засыпку погребений по обряду трупоположения без нарушения целостности последних (Аксенов В.С., 1999, с. 139). Отмечены случаи, когда и основное, и впущенное в его засыпку захоронение, были совершены по одному обряду — трупоположению или трупосожжению. Это можно рассматривать как свидетельство существования у населения, оставившего данный могильник, двух разных комплексов воззрений на посмертную жизнь, обусловленных, по-видимому, временем, местом и обстоятельствами смерти. Состав погребального инвентаря ингу-мационных и кремационных захоронений могильника Красная Горка показывает близость носителей разных погребальных традиций в имущественном и социальном плане.
Fig. 4. Complex № 3:1, 2 — spear-heads; 3,4,5 — hatchets-stamps; 6 — а sabre; 7 — a folding sickle; 8 — plates of the caldron; 9 — а fragment of the caldron arcuate handle; 10 — a loop of the caldron. 1-10 — iron.
Обнаружение в двух захоронениях по обряду трупосожжения (№№ 101, 216/к-19) бронзовых конских начельников лишь косвенно можно расценивать как тот факт, что в воинской иерархии носители кремационного обряда, вероятно, занимали более высокое место по отношению к представителям общины, применявшим обряд трупоположения. Нам не известно ни одной находки конского начельника в болгарских захоронениях салтовской культуры. Хотя, возможно, что кремационные захоронения с конскими начельниками принадлежат военачальникам, погибшим в походах вдалеке от родных мест, останки которых в виде пережженных костей и снаряжения, были доставлены на родовой некрополь. Тогда трупоположения с конем и аналогичным по составу и разнообразию набором предметов вооружения и инвентаря того же могильника, но без конских начельников, могут принадлежать знатным воинам, умершим своей смертью на месте. В таком случае начельник, как показатель принадлежности к воинской верхушке общества (Афанасьев Г.Е., 1993а, с. 143), по-видимому, можно рассматривать и как отличительный знак коня военачальника на период ведения военных действий или похода.
Учитывая время появления салтовских сожжений и аланских катакомбных захоронений в Подонцовье (2-я пол.VIII в.), можно предположить, что носители кремационного обряда в бассейне Северского Донца появились в результате тех же событий, что повлекли за собой переселение в данный регион аланских племен. По-видимому, носители кремационного погребального обряда, как и аланы, были переселены правительством Хазарского каганата в Подонцовье, на северо-западные окраины государства для несения пограничной службы и для проведения политики каганата среди покоренного местного населения. Подобная политика, проводимая по отношению к покоренным народам, проводилась и другими номадами при создании своих государственных образований, например, монголами в эпоху Чингисхана (Жуковская Н.Л., 1969, с. 123). В этом случае происходило дробление уже сложившихся этносов и расселение их по другим инородным объединениям. Представители переселившихся этносов в этом случае образовывали особую привилегированную прослойку в социальной структуре аборигенного населения. Данная социальная прослойка могла быть неоднородной и в этно-культурном плане, если переселению подверглись представители неродственных этносов. Такое положение дел, как нам представляется, и отражает концентрация кремаций и их инвентарь в верхнем течении Северского Донца.
Так, конские начельники в салтовских памятниках Подонцовья встречены только в аланских катакомбных захоронениях (Плетнева С.А., 1962, рис.4, 4; 1989, рис.41; 42; Покровский А.М., 1905, табл.XXII, 91) и в погребениях по обряду кремации могильников Красная Горка (Аксенов В.С., Крыганов А.В., Михеев В.К., 1996, рис.4, 26. 27) и Сухая Гомолыпа (погр.№ 175). Поэтому для Подонцовья, по-видимому, можно говорить о единой системе социальной маркировки представителей воинской верхушки (военачальников) у алан и носителей кремационного обряда. Такое положение дел обусловлено сближением данных народов в условиях славяно-хазарского пограничья, той задачей, которая встала перед ними при их переселении с территории северо-западного Предкавказья и При-кубанья в верховья Северского Донца.
Этническая принадлежность населения, оставившего салтовские погребения по обряду кремации, все еще вызывает споры. Отличие данного погребального обряда от погребального обряда хазар (захоронения в “курганах с ровиками” 2-й пол.VII - нач. IХ в.) не позволяет видеть в них собственно хазар (ка-бар), как это предлагает ряд исследователей (Комар О.В., 1999, С.167). По-видимому, корни этноса, оставившего салтовские кремационные захоронения, следует искать в среде раннесредневекового тюркоязычного населения степей Евразии или в среде адыго-абхазских племен Северного Кавказа. В последнее время особую популярность приобретает адыго-абхазская принадлежность носителей кремационной традиции в среде салтовского населения. Эту гипотезу недавно поддержал Г.Е. Афанасьев (Афанасьев Г.Е., 2001, с.53), а А.В.Пьянков отождествил носителей кремационного обряда на Кубани, а, следовательно, и на Северском Донце с касогами письменных источников (Пьянков А.В., 2001, с.117-120).
А если это так, то, пожалуй, стоит еще раз вернуться к событиям 60 гг X в., а именно к восточному походу киевского князя Святослава и разгрому им Хазарского каганата. Комбинируя данные разнообразных письменных источников, исследователи в общих чертах реконструировали предполагаемый маршрут похода князя Святослава следующим образом: Киев > земля вятичей (Ока и верхняя Волга) > Волжская Булгария > Итиль (столица Хазарского каганата) > Самандар > Кавказская Алания > касоги > Тмутаракань > Саркел (Белая Вежа) на Нижнем Дону > Киев. С нашей точки зрения, вероятность такого маршрута похода славянского войска достаточно низкая.
Весомым аргументом против такого маршрута похода, как нам представляется, является его неимоверная длина и связанная с этим продолжительность во времени. Все известные походы славян IX - 1-й пол. Х в. мало чем отличались от обычных грабительских набегов, демонстрации военной мощи, предпринимаемых ради получения добычи в виде контрибуции или дани. Успех таких походов в значительной мере зависел от быстроты передвижения войска и неожиданности появления перед противником, что подтверждается в этом случае византийскими письменными источниками. Славяне начинали свои походы, например, на Константинополь весной, когда Днепр освобождался от льда, и старались закончить их не позднее поздней осени. Продолжительность такого похода не превышала одного навигационного сезона, и славяне старались избежать зимовки в чужих краях (Сахаров А.Н., 1980, с. 183). В известных нам случаях, когда славянское войско было все же вынуждено зимовать за пределами своей земли (поход на Бердаа 943/944 гг; возвращение Святослава из Дунайского похода в 972 г), оно сталкивалось со значительными трудностями — холодом, голодом, эпидемиями и в результате терпело поражение (Повесть временных лет, 1950, с.52-53,250). В то же время собственно Киевская земля при столь продолжительном по времени походе славянских дружин оставалась почти без защита в случае нападения какого-либо врага. Пример тому – осада Киева печенегами в 968 г, имевшая место во время Дунайского похода князя Святослава (Повесть временных лет, 1950, с.47,244).
К тому же, Святослав мог совершить свой восточный поход, только имея достаточное количество челнов, чтобы спуститься ими по Волге до Итиля. Однако перетянуть уже готовые челны с Оки на Волгу черезвычайно трудно, а построить необходимое количество челнов в землях вятичей киевскому князю Святославу было достаточно проблематично, ибо вятичи все еще были подданными Хазарского каганата. Вятичи были покорены и обложены данью Святославом только в 966 г, т.е. после завершения им Восточного похода и разгрома Хазарского государства (Повесть временных лет, 1950, с.47,244). Да и вряд ли такие широкомасштабные приготовления на территории подвластного каганату населения, как постройка целой флотилии, ускользнули бы от внимания центрального хазарского правительства.
Выше указанный маршрут похода, в отличие от пути по Днепру, проходил через земли подвластных Хазарскому кагану народов – вятичей, волжских булгар, буртасов, алан, касогов, хазарских печенегов, которые вряд ли пропустили бы дружину Святослава без оказания военного сопротивления или без предварительной договоренности. И дело не только в том, что названные народы, хотя бы даже и номинально, входили в состав Хазарской державы и поэтому вынуждены были предоставлять кагану военную помощь по его требованию. На всем пути войско Святослава нуждалось бы в пополнении запасов продовольствия, а получить его можно было только у местного населения путем простого товарообмена или же грабежом. Первый путь отпадает, ибо воинам Святослава нечем было вести меновую торговлю, они выступили в поход с совершенно другими целями. Собственные продовольственные запасы славянского войска в походе были минимальными, на что указывает текст летописи: «В походах же не возил (Святослав) за собой ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, только нарезав конину или зверину, или говядину и, зажарив на углях, так ел.» (Повесть временных лет, 1950, с.46, 244). Славянским воинам остается только насильственный захват продовольствия и фуража у местного населения, что и делалось на территориях противника всеми армиями во всех войнах, вплоть до XX века. Исходя из этого, военные столкновения по маршруту следования войск, если главной целью Святослава была столица каганата – Итиль и разгром каганата, не должны были входить в планы киевского князя, ибо они ослабили бы славянское войско еще до встречи с основными силами хазар.
Еще один вероятный маршрут, которым мог двигаться князь Святослав, проходил по Дону или по Северскому Донцу, т.е. по "славянской" реке арабских географов Х-ХП вв. Однако на этом пути располагалась полоса крепостей, построенных, по мнению Г.Е.Афанасьева, византийскими инженерами по просьбе Хазарского правительства в нач.Х в. для защиты северных и северо-западных окраин каганата от нападений славян (Афанасьев Г.Е., 19936, с. 147, 148). Пройти этим маршрутом без военных столкновений войско Святослава могло также лишь при условии союзнических взаимоотношений между киевским князем и салтовцами Подонечья, или, по крайней мере, при нейтралитете последних. Это вполне допустимо, ибо на салтовских поселениях и городищах в бассейне Северского Донца и Дона не найдены следы каких-либо военных катаклизмов, датируемых сер. - 2-й пол.Х века. При этом, однако, в “Повести временных лет” упоминается, что после взятия Саркела князь Святослав “... победил ясов и касогов” (Повесть временных лет, 1950, с.244), а именно с “ясами” исследователи отождествляют аланское население верховий Северского Донца и Дона, которым и принадлежали расположенные тут каменные крепости и катакомбные могильники (Новосельцев А.П., Г?90, с.220-227). Упоминание в одном фрагменте летописи ясов вместе с касогами в этом случае вполне закономерно, если соотнести последних с носителями погребального обряда по обряду трупосожжения, оставившими свои могильники в бассейне Северского Донца в непосредственной близости от салтовских памятников, оставленных аланским (ясским) населением. Таким образом, вполне логично предположить, что после захвата Саркела войско Святослава столкнулось с донскими, а не с северокавказскими “ясами” и “касогами”, не оказавшими в силу каких-то обстоятельств помощь хазарскому правителю.
Данная версия уже нашла свое отражение в историографии. По этой версии, путь дружины во главе со Святославом проходил на челнах по Днепру, вокруг Крымского полуострова и вверх по Дону до Саркела. Этот маршрут был хорошо известен славянам, относительно безопасен и требовал меньших усилий чем выше упомянутые маршруты, ибо он шел в обход территорий, находившихся под контролем подчиненных хазарскому кагану народов. К тому же значительная часть данного маршрута незадолго до этого была опробована при походе 943/944 гт на Бердаа. Где-то возле Саркела, на границе домена хазарского кагана, и произошла битва между русами Святослава и хазарским войском, ибо каган знал о приближении русов и выступил им навстречу. Святослав, как указывает летописец, всегда предупреждал противника о своем выступлении (“Хочу на вас идти”), что он сделал и в этот раз. В сражении войско Святослава одержало победу над хазарами, захватило Саркел, а уже потом разгромило ясов и касогов. Все эти события переданы в летописи как почти единовременные, что обусловлено, вероятно, близостью и ясов, и касогов (верховья Северского Донца) к месту, где развернулись основные события этого похода (Нижний Дон). В Киев Святослав, по-видимому, вернулся тем же путем, что и пришел к Саркелу: Доном до Азовского моря - вокруг Крыма - вверх по Днепру до Киева.
Окончательное решение вопроса этнической принадлежности салтовских захоронений по обряду кремации и связанного с этим ряда других проблем невозможно без привлечения широкого круга новых материалов, в том числе и таких, как случайная находка трех новых вещевых комплексов на территории современной Харьковщины.
Автор: Аксенов В.С. (Харьков, Украина) Новые поминальные комплексы воинов-всадников салтовского времени с территории Верхнего Подонечья // Степи Европы в эпоху средневековья, Т.4. Донецк,2005.