Знамена полков нового строя: Символика креста

В рамках складывающейся в течение 2-й половины XVII в. русской знаменной традиции войск нового строя постепенно формировались и правила самой знаменной символики, определившие круг «признаков» и обычаи их изображения на рейтарских, драгунских и солдатских знаменах. Не претендуя на полномасштабное исследование, мы в настоящей статье постараемся дать общее представление о том, какие геральдические и негеральдические символы несли на себе знаменные полотнища полков нового строя, а также прикоснемся к миру знаменной символики этой эпохи, обозначив по возможности колорит ее смысловых оттенков.

Во все времена знамена или их прототипы составляли важнейшую часть воинских регалий. В России XVII в. они несли на себе символы самодержца, государства, страны, конфессии и тем самым являлись знаками государственной власти различного уровня. Международно-правовое значение знамен роднит их со сфрагистическими материалами русской истории. Если о появлении российской геральдики в европейском смысле этого слова можно говорить лишь с XVII в., то история русских знамен, подобно русской сфрагистике, насчитывает к тому времени уже не одно столетие. Почтенный возраст русской сфрагистики и вексиллологии и юность геральдики предопределялись актуальностью первых и невостребованностью на Руси гербов и гербоведения, – тесно связанных с рыцарской культурой средневековой Европы «правовых знаков, возникших в определенных условиях, в определенную эпоху»¹.

Интерес к знаменам, появление и рост популярности в кругах русской элиты гербов и геральдики отразило создание во 2-й половине XVII в. специального трактата «Писание о зачинании знак и знамен или прапоров»². Данный трактат был первым русскоязычным историко-теоретическим сочинением, посвященным истории возникновения знамен, а также знаменной и геральдической символике. В нем автор попытался обосновать библейское происхождение современных ему европейских гербов, знамен и печатей. Зарождение русской геральдики стало следствием приобщения московского двора и русской элиты к европейской политической культуре.

«Комиссарюсам Великого Государя», производившим в Европе закупки товаров стратегического характера и для нужд двора, регулярно заказывалось приобретение «печатак всяких хороших», «печатак всяких каменных», «печатей шпанского государства», а также призвание в Московское государство «печат-ныхрезцов» и «резцов печатных слов»³. Хотя само слово «герб» в России XVII в. уже было известно, но на практике мало употреблялось. Фактически до конца века государственные, родовые, городские и личные гербы предпочитали называть «печатями» – наиболее понятным русскому человеку словом, перенося на заморское новшество понятия существовавшей в стране юридической практики.

В то же время православный характер большинства символических изображений на знаменах XVII в. апеллирует к истории православной духовной культуры, идеологии и искусства. Автор упомянутого трактата, демонстрируя знание мнений «древних историян» о происхождении гербов и знамен от героев античной мифологии, отметает подобные взгляды «неверных писцов», обращаясь к библейским истокам. Он ведет происхождение гербов и знамен «по совершеннейшей правде» от пророка Моисея, который, разделив двенадцать колен Израилевых на полки, наделил на основании еще более древних благословений родоначальника народа израильского патриарха Иакова их знаками и знаменами⁴. Опираясь на библейскую традицию, автор трактата изобразил знаки, данные Моисеем двенадцати коленам израилевым на их боевые знамена: воды (Рувим), меча (Симеон), книги (Левий), льва (Иуда), корабля (Завулон), осла (Исахар), змеи (Дан), воинов (Гад), кубка (Асир), серны (Неффалим), коровы под сенью дерева (Иосиф) и волка (Вениамин). В иудаистской традиции этим знаменам двенадцати колен израилевых приписывались и соответствующие каждому знамени цвета⁵.

Все прочие государства, начиная с Макковейского царства и до римлян, согласно трактату, переняли употребление знаков и знамен от древних иудеев. Русский автор XVII в. доводит свою историю происхождения знаков и знамен до появления на знамене, гербе и печати у «цысарян» двуглавого орла, которого они обрели, трижды разбив римлян и захватив в качестве трофеев два римских знамени - «си-речь два орла»⁶. Освещая и трактуя символику геральдических цветов (золото (желтый), серебро (белый), черный, синий, красный, зеленый, вишневый, красновишневый и горностай), автор иллюстрирует свои слова и свой труд единственными в трактате цветными государственными знаменами современных ему государств северной Европы: английским, голландским, шведским и датским. Проведя своих читателей по страницам античной и библейской истории, трактат завершается величественной картиной сошествия во ад и победы над дьяволом Иисуса Христа, «имый в руку свою божественную хоруговь, еже есть честный крест». Все же прочие «хоругви», употреблявшиеся до Иисуса Христа, по мысли автора, есть «от Бога издревле учиненные знаки» о грядущем Воскресении и победе Христа над дьяволом. Автор явно проводит мысль, что все гербы и знамена являются предтечами знамению креста, подобно тому, как Ветхий Завет предшествовал Евангельским заповедям. При этом автор находит оригинальное визуальное подтверждение в виде соответствующих европейской моде простых и лаконичных североевропейских знамен с изображениями креста, пришедших по мысли автора трактата на смену более сложным «ветхозаветным» символам.

Крест был непременным знаком, присутствовавшим на всех русских знаменах XVII в., если они не несли иных священных изображений. Этот символ не только отражал историческую традицию русского православия и Московского государства, но и являлся образным, символическим выражением квинтэссенции идеологии власти, духовно-интеллектуального творчества образованной части общества, мировосприятия народа и осознания страной своего места в мире. В XVII в. крест помещался не только на знаменах традиционного русского войска, но и на знамена новой регулярной армии иноземного строя, на которых, в отличие от первых, никогда не писались иконописные изображения.

По внешнему виду крестообразные символы на знаменах условно делятся на две части. К одной группе относятся шести-, семи-или восьмиконечные православные кресты, изображаемые либо в руке Бога, ангелов и святых, либо со «степенями» или «подножием», символизирующими Голгофу. В условиях православной страны все крестообразные знаки (в т.ч. и на знаменах) в государственной идеологии и в общественном сознании неизбежно апеллируют к центральному символу христианства. Восьмиконечный степенной крест или крест с подножием в православной символике есть упрощенное изображение «Честного креста на Голгофе со страстями Господними». Документальные источники об изготовлении и выдаче знамен XVII в. не оставляют никаких сомнений, что именно восьмиконечный крест (обычно с подножием или ступенями (степенями)) символически воплощал в себе Крест Константинов. Он непосредственно представлял и «эмблему православия», и «знак православного государства»⁷. Описание восьмиконечных православных крестов на знаменах неоднократно сопровождается в документах отсылками к Константиновскому сюжету.

Помимо восьмиконечного креста, на русских воинских знаменах XVII в. прослеживается и другая группа крестовой символики: «равносторонние» кресты, рассекающие полотнища на 4 части (по типу стрелецких знамен, изображенных составителем «Книги об избрании на царство Михаила Романова» и Э.Пальмквистом; равносторонние кресты в центре полотнища, которые могли бы быть вписаны в круг; косые кресты по типу креста Святого Андрея (популярность в русской знаменной символике Андреевского косого креста «с утла на угол» связана с большим количеством выходцев из Шотландии, служивших в XVII в. в России). В документальных описаниях этих крестовых символов, в отличие от описания православного восьмиконечного креста, ни разу не упоминается Константиновский сюжет. Конечно, из сюжета явления креста Константину Великому генетически может происходить вся крестовая символика христианских стран. Однако актуализация данного сюжета в России XVII в. (а, возможно, и раньше) прочно увязывается только с восьмиконечным православным крестом. Прочая же крестовая символика знамен не имеет непосредственной связи с сюжетом явления императору Константину «Креста Честного ...на одоление воинства Максентиева».

Восьмиконечный крест, правильно определяемый как православный, в геральдике зачастую именуют патриаршим. В западной геральдической литературе он также называется «восьмиконечным русским крестом»⁸. Однако все эти термины не отражают сути данного символа. Также нельзя согласиться с попытками установить «морфологическую» и «семантическую» «близость» Константинова креста с языческими солярными знаками крестообразной формы⁹. Подобные символы можно встретить, практически, во всех языческих культурах мира, и «глобализация» параллелей, «морфологии» и «семантики», вырванных из конкретной культурно-исторической среды, представляется неуместной. Поиски происхождения такого символа христианства, как крест, от языческой крестообразной солярной символики являются ярчайшей иллюстрацией «поклонения» исторической науки «идолу Истоков». В свое время Марк Блок, анализируя «ремесло историка», предостерегал своих коллег от «демона истоков», создающего иллюзию доказательства¹⁰.

Православный крест как воинский символ – часть духовного и культурного наследия Византии, где он со времен Константина Великого знаменовал военный триумф православного воинства". В самой Византии знамя с изображением Константинова креста возглавляло священные знамена империи: оно «участвует в процессиях и... ведет войско; ... царствует ... над остальными знаменами»¹². Принятие в христианской империи Креста и Страстей Господних в качестве знаков императорской власти символически означало вручение земным царем своей власти Царю Небесному и принятие от Бога назад власти уже в новом качественно измененном виде – власти освященной, сакральной¹³.

Изображения восьмиконечных крестов со степенью или подножием на древних русских знаменах известны еще по древнерусским миниатюрам¹⁴. Русские воинские знамена с восьмиконечным степенным крестом встречаются и в иконографии. На хранящейся в Третьяковской галерее новгородской житийной иконе середины XV в. «Знамение Пресвятые Богородицы», изображающей битву суздальцев с новгородцами, такой крест на знаменах «угодной Богу» новгородской рати явно противопоставлен солярной символике «неправедной» суздальской рати, стрелявшей по иконе Богородицы. В названных случаях степенной крест выступает устойчивым символом православия, праведной справедливой войны, угодного Богу «христолюбивого воинства», а позже и собственно Московского государства. Однако в последнем случае непосредственно ставить знак равенства между двуглавым орлом и степенным крестом – недопустимое преувеличение. Смысловая вариативность такого символа, как степенной крест, весьма многогранна. Например, хорошо известно использование именно этого символа для обозначения церквей на русских картах и планах XVII в.¹⁵

Сохранение неразделенности государственной и православной символики в России связано, главным образом, с тем фактом, что со второй половины XV в. Московское государство оставалось единственным независимым православным царством. В XVII в. внешние связи России с православным Востоком достигли своего апогея. В православной среде большую популярность приобретают различные концепции идеи «кочующего царства», наиболее известной из которых является концепция «Москва-Третий Рим». Для многих духовных лидеров восточного христианства после падения в 1453 г. Византии «христианская империя, царство Божье на земле» воплотилось в России¹⁶. Московское государство представлялось единственным самодержавным православным царством, призванным освободить православные народы из-под власти иноверцев¹⁷.

Реконструкции знамен сделаны на основании расходной «крояльной» книги и столбцов казенного приказа: (РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Кн. Л. 345об.-346об.; Оп. 1. № 18033. Л. 1-2; № 18034. Л. 1-2; № 18041. Л. 1.; № 18063. Л. 1-2;
Полковничье и подполковничье (1-й и 2-й рот) знамена полка солдатского строя полковника Якуба Вильсена 1632-34 гг., сшитые в 1632 г. мастерами Казенного приказа из венецианской тафты
Знамена полка сомерских солдат (из сомерской волости) полковника Якова Гаврилова сына Ловзына, сшитые в 1679 г,; полковничье (1-й роты); и капитанское знамя 4-й роты. Последнее сшито из «двоеличной» (с отливом) тафты с опушкой из черной китайки. Длина и ширина полотнищ по 2 арш. 2 вершка (153 см).

Правители Московской Руси довольно успешно стремились собрать и аккумулировать в своих храмах и сокровищницах многие святыни православия. Этот процесс драматично отразился в балканской легенде. Юнацкая песня балканских славян «Московские подарки и турецкие отдарки» повествует, как хитростью старый константинопольский патриарх уговаривает султана отдать посланцам московского «царя-государя» в качестве ответного дара трофейные православные «святыни Царьграда»:

В числе перечисленных инсигний православного царства для нас особенно примечательно наличие воинского знамени с крестами легендарного сербского князя, а также короны царя Константина, что призвано было символизировать наследование царства первого христианского императора. Значение этих святынь песня выразила словами мифического персонажа «паши Соколовича», обращенными к султану:

Очевидно, в легенде отразилась появившаяся в широких слоях православных народов, оказавшихся под властью Оттоманской империи, идея вывоза святынь в не оскверненную иноверцами страну. Таким образом, согласно этим представлениям, святыни спасались от поругания захватчиками, а также призваны были послужить укреплению сил Православного царства в борьбе с общим врагом, и в этом смысле становились символом грядущего освобождения угнетенных народов.

Подобные идеи, созвучные политике московских государей и владык, конечно, не могли встретить сочувствия у масс греческого духовенства, ревностно оберегавшего остававшиеся у них святыни. Тем не менее, распространение этих идей с одной стороны, а с другой стороны искания православным духовенством финансового, а иногда и политического покровительства при дворе русских царей и патриархов привели к тому, что в Москву свозятся реликвии и святыни со всего Православного Востока (чудотворные иконы Иверской и Влахернской Богоматери, главы святых Григория Богослова и Иоанна Златоуста, Животворящий Крест Господень и др.). Греческое духовенство видело в процессе перемещения святынь, апогей которого приходится на правление царя Алексея Михайловича, свой вклад в укрепление могущества православной империи и борьбу с  иноверными угнетателями²⁰.

Примечательно, что отношение к перемещению святынь главного «противника» православия - Оттоманской империи, да и самих турок тоже не было равнодушным. Среди мусульманского населения империи Османов весьма распространено было отношение к святыням и таинствам «неверных» (христиан) как к чтимым талисманам и волшебству. Например, в среде «агарян» бытовало поверье, что «каждый новорожденный младенец, пока не будет крещен христианским священником, одержим злым духом и смердит как щенок»²¹. Получение Алексеем Михайловичем в 1653 г. из афонского Ватопедского монастыря Животворящего Креста и главы Иоанна Златоуста привело к репрессиям в отношении монастыря, над которым нависла угроза разорения турками²². Сама легенда об обретении чудотворной иконы Богородицы Влахернской, найденной в тайнике разоренного и поруганного турками монастыря, прямо зафиксировала широкое распространение идей перемещения святынь даже вопреки сопротивлению греческого духовенства. В чуде явления иконы обретшему ее греку Богородица внушила оному не держать той иконы у себя, «а отпустити ее в християн-ское государство к благочестивому царю»²³.

Существование данных идей в среде «единокупельной братии» подтверждает практика дипломатических отношений и духовных связей России XVII в. с православным Востоком. В 1657 г. грузинский царь «Иверския земли» Теймураз Давидович приехал в Москву с большой свитой из грузинского духовенства и его ближайшего окружения просить помощи в борьбе за свой престол против персидского ставленника к Великому Государю, «Богом венчанному и христолюбивому и всеа подсол-нешныя земли Восточному и Западному равно Констянтину царю, как утвердил он святую православную християнскую веру». В своем обращении царь Теймураз так декларировал положение русского царя: «а ныне все подсолнечныя православный християнская вера тобою, благочестивым Великим Государем, утверждена и все православный християнские земли тебе, Великому Государю, преклоняются²⁴.

В литературном творчестве греков русские цари выступают непосредственными законными наследниками «отчинного» престола византийских василевсов²⁵. Подобно тому, как великие князья Московские, будучи вассалами золотоордынских ханов, признавали духовный авторитет византийских императоров²⁶, очевидно в XVII в. греки и иные православные народы подошли к признанию авторитета русского царя. Подданные турецкого султана, многие духовные лидеры православного Востока именно русского царя считали православным императором византийской Ойкумены, в литературном творчестве относясь к нему как к своему василевсу. В 40-е гг. XVII в. в Россию сообщают о неких турецких пророчествах, что Стамбул будет взят прусами»²⁷. Тогда же греческий ясский богослов Гавриил Власьев уверенно писал о преемственности русскими царями власти византийских императоров и освобождении «от нечестивых агарян». В 1640 г. он, сравнивая Михаила Федоровича то с Моисеем, то с Давидом, прямо именовал его новым «благочестивым великим царем Константином»²⁸, а в 1646 г. фактически открыто призывал Алексея Михайловича занять «праотеческой престол Костянтинополской»²⁹. Появление в России высшей школы в лице Славяно-греко-латинской академии стало результатом взаимного влияния греческой и русской культур и интенсификации интеллектуальной жизни России XVII в., когда многие греческие иерархи связывали будущее всего восточного христианства с крепнущим Московским царством³⁰.

Степенной крест на знамени как образ креста Константинова в православном мировосприятии русского служилого человека эпохи Московского царства символизировал оружие «на супротивныя» и защиту, дарованные «Богом Славы» «всеа Великия и Малыя и Белыя России самодержцу» как царю последнего и единственного оплота истинной веры. Абсолютное отсутствие исторических условий и какой-либо правовой базы для существования в России классической геральдики в европейском смысле также способствовало сохранению неразделенности православной символики и государственной эмблематики до конца XVII столетия.

Рисунок «Честнаго Креста Господня», сделанный царем Алексеем Михайловичем среди черновых набросков грамоты 1655 г. Около креста читается «убойтеся сего страшнаго и непобедим[аго оружия] и избавтеся горкия сме[рти]». (РГАДА. Ф. 27. № 86. Ч. III. Л. 269)	Портрет царя Алексея Михайловича. 1670-е гг. (ГИМ)

Автор: Малов A.B. Знамена полков нового строя: Символика креста // Цейхгауз. № 16 (4/2001).