Звездный час эмира Иедегея.
вы просматриваете новую версию статьи, cтарая версия тут
 |
В конце XIV века Золотая Орда, могущественная империя, созданная сыном Чингис-хана — Джучи, корчилась в смертельной агонии. Усобицы кочевых феодалов, оспаривавших друг у друга улусы и укреплявших свою самостоятельность, препятствовали усилению центральной власти. Цветущие еще недавно города приходили в упадок. На фоне внутреннего развала Орды усилилась борьба подвластных ей народов. Соседи же, и «железный хромец» Тимур, и литовский князь Витовт, и султан Баязет, только ждали момента, чтобы вцепится в обширные пределы Улуса Джучи. Однако, былое могущество империи, казавшаяся неисчерпаемой сила ордынских войск и военная слава ханов Половецкой степи — Дешт-и-Кыпчака до поры охлаждали алчные желания этих правителей.
Но вот, после целого ряда военных неудач, ордынский хан Токтамыш был разбит Тимуром на Северном Кавказе, и армия победителя огромной железной змеей вползла в самое сердце Улуса Джучи. Это был не просто военный погром —судя по масштабам разрушений, Тимур не только грабил и разорял Дешт-и-Кыпчак, но пытался уничтожить его как государство, навсегда раздавить как возможного противника в настоящем и будущем. Казалось, что Золотая Орда не переживет этой катастрофы. Города лежали в руинах, наступил голод и вновь вспыхнула страшная эпидемия чумы. Единое государство практически перестало существовать: Токтамыш кочевал со своим поредевшим илем — обществом подданных — в степях Нижнего Приднепровья и Крыма; в Нижнем Поволжье, близ Сарая, обосновался ставленник Тимура хан Куюрчак, а в междуречье Волги и Яика лежали земли хана Темир-Кутлуга.
Положение этих правителей в обессиленной стране было непрочным, а их улусы были довольно аморфными и границы их постоянно изменялись. Целый год бедствующая империя не привлекала внимания современников — казалось очевидным, что некогда могучее государство Джучидов уже никогда не будет представлять серьезной угрозы, что вскоре силы его окончательно иссякнут в усобицах ханов и можно будет без особого труда подчинить Орду целиком.
Однако, в последний момент на сцену выступила сила, которую не учитывали в своих планах соседи — феодалы восточного крыла империи — Кок-Орды. Здесь в Приаралье, степях Западной Сибири и Южного Прикаспия во второй половине XXIV в. произошло укрепление власти нескольких крупных улусов, вокруг которых сплотились основные силы местной военной знати. Именно благодаря ее поддержке, несколько ранее, в 1380 г. Токтамыш вторгся в Поволжье, захватил столицу империи Сарай и сверг власть эмира Мамая, силы которого были подорваны поражениями на реке Воже и Куликовом поле. Однако, централизаторская политика Токтамы-ша и его стремление опираться более на знать Ак-Орды и Сарая вызвала недовольство у части феодалов его родного улуса, и они начали борьбу против собственного хана. До некоторых пор их действия не шли дальше организации заговоров и мятежей в надежде на помощь извне. Действительно, только после довольно успешного похода Тимура в Поволжье в 1391 г. мятежным царевичам удалось укрепиться на востоке империи в своих улусах. Но и тогда знать Кок-Орды осталась верной своей традиционной политике: не поддерживать централизаторских устремлений и сохранять по возможности независимость и от Тимура и от Токтамыша. Главным выразителем такой позиции стал хан Темир-Кутлуг и его ближайший советник и полководец эмир Идегей.
Хан Темир-Кутлуг на пути к трону Империи Джучидов прошел жестокую мясорубку придворной жизни. Его дед — Урус-хан, боровшийся за власть над Ордой с самим Мамаем, был разгромлен Токтамышем с помощью Тимура и мятежной знати Кок-Орды, среди которой выделялся Идегей. Победитель казнил побежденного, ту же участь разделили и несколько его сподвижников, среди которых был и Балтычак, отец Идегея. Не стоит удивляться — убив врага Токтамыш поступил прямо в соответствии с «ясой» Чингисхана и жестокими правами того времени. Странно другое — он пощадил малолетнего царевича и отдал его на воспитание своему верному вассалу Идегею. Эта была роковая ошибка. Мысль об измене, которую не смогло пробудить даже убийство отца, начала зреть у Идегея только когда он понял, что при дворе Токтамыша он не достигнет большой власти, но к ней его может привести царевич Темир-Кутлуг. Идегей по рождению не принадлежал к роду Чингисхана и не мог сам претендовать на ханский престол, но стремился возвести на него такого правителя, при котором он бы имел всю полноту власти. Именно поэтому так тесно сплелись судьбы честолюбивого полководца и молодого царевича. Они были нужны друг другу. Нерешительный, даже несколько трусливый, без примечательных способностей, Темир-Кутлуг во всем зависел от расчетливого и решительного эмира.
Используя свой авторитет, Идегей начал собирать недовольных и возглавил заговор в пользу Темур-Кутлуга, только что достигшего совершеннолетия. Токтамыш долго не верил в измену недавнего сподвижника, и никак не решался схватить его. Тот, поняв, что заговор раскрыт, сначала отправил царевича ко двору Тимура, а затем и сам, чудом избежав в последний момент пленения, бежал в Самарканд. Однако Тимур, хотя и встретил беглецов с почетом, не собирался пока воевать с Ордой. Потянулись долгие годы жизни на чужбине. Всеми забытые и не обласканные вниманием, изгнанники в течение шести лет следовали за Тимуром в его походах. Только в 1391 г. Тимур почувствовал себя достаточно сильным, чтобы начать войну с Токтамышем. Совершив тысячекилометровый поход, он разбил ордынские войска на Волге. Вместе с его армией вернулись в свои улусы Темир-Кутлуг и другие изгнанники. И тут случилось то, чего Тимур так боялся — большинство из них при первой возможности изменило и, воспользовавшись его уходом в Среднюю Азию, отказалось признавать его власть.
Именно тогда Темир-Кутлуг и Идегей начали постепенно объединять восточные земли империи и укреплять независимость Кок-Орды. Обстоятельства способствовали им. Токтамыш, занятый борьбой с Тимуром на Кавказе, не имел сил, чтобы подчинить их земли. То, что владения Темир-Кутлуга лежали в стороне от бурных событий в Европе и Азии, позволило ему в течение шести лет беспрепятственно собирать силы и укреплять свою власть. Этот улус оказался совершенно незатронутым нашествием Тимура, поставившим на грань существованию саму империю. В сущности, именно это обстоятельство позволило Темир-Кутлугу и Идегею, выступившими с популярными лозунгами возрождения Орды, к 1399 г. в последний раз объединить всю империю.
К тому времени, когда Идигей наконец стал фактически неограниченным правителем Орды при номинальном хане, ему исполнилось пятьдесят лет. Вся его предшествующая деятельность была лишь постепенным восхождением к этой власти, ради нее он воевал, устраивал заговоры, предавал прежних союзников, ради нее остался безучастным к гибели отца, терпел лишения в походах и ел горький хлеб изгнания. Он достиг своей цели и мог наконец начать то, к чему собственно стремился — возродить великодержа-вие Орды. По иронии истории, всю жизнь борясь с Токтамышем, он методично разрушал централизованное государство, а теперь, придя к власти, стал яростно бороться за его укрепление, проводя ту же политику, что и его противник. Он начинает возрождать города и торговлю, пытается навести порядок в законах и налогах. Казалось, еще несколько лет и Дешт-и-Кипчак снова станет могущественным, как в прежние годы.
Между тем, неукротимый Токтамыш, отброшенный к границам Великого княжества Литовского, решил воспользоваться поддержкой князя Витовта для возвращения утраченного престола. Надо отметить, что хан бежал отнюдь не один, вместе с ним отступал его иль — родичи, их семьи, зависимые люди, гвардия. По преданиям, число их достигало 40 тысяч человек, из которых несколько тысяч были воинами. Все это позволяло Токтамышу считать себя не беглецом, а законным претендентом на ханский престол, пытающимся заключить союз с Литвой.
Витовт обрадовался столь неожиданному союзнику и отвел его людям для поселения окрестности города Лида, а жителей обязал содержать пришельцев. Вместе с тем, воевать с Ордой, Витовт не спешил. Его больше занимали другие дела — борьба с Тевтонским Орденом и попытки сыграть на противоречиях между Москвой и Новгородом. Токтамыш, понимая, что другого выхода нет, предложил князю определенные территориальные уступки. Он был готов признать право Витовта на Московское великое княжение, на Новгород, Псков, а также Тверь и Рязань, в обмен на возвращение его на ордынский трон и сохранения за ним Сарая, Булгарии, Хаджи-Тархана (Астрахани), Азова и Заяицкой Орды. Согласившись на эти условия, Витовт самоуверенно добавил: «А немцев я и сам возьму!» В то же время он сумел добиться от Ордена согласия на его княжение на Руси в обмен на уступку Пскова.
В Восточной Европе складывалась совершенно новая расстановка сил. Если Витовт сумеет посадить на ордынский престол своего верного союзника Токтамыша, то они вместе с Орденом смогут разгромить Москву, и тогда Литва станет единственным объединителем бывших древнерусских земель. Великий князь московский Василий, сын Дмитрия Донского, с огромной тревогой следил за приготовлениями своего западного соседа, не имея возможности ему помешать.
Между тем, Идегей и Темир-Кутлуг двинули свои войска к границам Южной Руси и обратились к Витовту с требованием выдать им Токтамыша. По сути это была демонстрация силы с тем, чтобы напомнить Литве, кто действительно правит в Орде и распоряжается ее землями. Само послание не сохранилось, но смысл его в пересказе русской летописи звучит так: «Выдай мне беглого Тохтамыша, он мой враг, не могу оставаться в покое, зная, что он жив и у тебя живет, потому что изменчива жизнь наша: нынче хан, а завтра беглец, нынче богат, завтра нищий, нынче много друзей, а завтра все враги. Я боюсь и своих, не только чужих а хан Тохтамыш чужой мне и враг мой, да еще злой враг; так выдай мне его, а что ни есть около его, то все тебе.» Разумеется Идегей не ожидал, что Витовт выдаст хана, но, может быть, надеялся, что тот хотя бы лишит его поддержки.
Долго не было никакого ответа. Наконец, к хану привели гонца, который передал послание Витовта: «Я царя Тохтамыша не выдам, а с царем Темир-Кутлугом хочу увидеться сам!»
Это было объявление войны. Впрочем, вопрос о войне с Ордой Витовт решил уже давно. Да и как упустить случай стать самым могущественным правителем Европы! Кроме того, он явно завидовал славе Дмитрия Донского и, претендуя на Московское княжение, должен был приобрести авторитет победителя Орды. Тем более, что вся эта боевая операция представлялась ему легкой прогулкой.
Для похода Витовт отобрал лучшие полки из Киевского, Смоленского, Рыльского, Волынского и других западно-русских княжеств. Кроме того, к армии присоединились татары Токтамыша, около ста крестоносцев и четырехсот воинов из Польши, которые привезли с собой несколько пушек. Командовали этим многотысячным войском лучшие полководцы, среди которых выделялись сподвижники Дмитрия Донского, знаменитые своими подвигами на Куликовом поле Андрей и Дмитрий Ольгердовичи, Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский и многие десятки других.
Русско-литовская армия вышла в степь, но продвигалась очень медленно из-за большого числа обозов, да и торопиться смысла не было — враг сам себя обнаружит. Высланная вперед разведка доносила о стычках с небольшими отрядами, но главных сил еще не было видно...
Наконец передовые части обоих войск встретились на реке Ворскле. Пока подтягивались основные силы, Темир-Кутлуг решил начать переговоры. Посол, отправленный им к Витовту, предал вопрос хана: «Зачем ты на меня пришел? Я твоей земли не брал, ни городов, ни сел твоих.» На что литовский князь ответил: «Бог покорил мне все земли, покорись и ты мне, будь мне сыном, а я тебе буду отцом, и давай мне всякий год дани и оброк, если же не хочешь быть сыном, так будешь рабом, и вся орда твоя будет предана мечу!»
Вид огромной литовской армии и самоуверенный тон Витовта, настолько напугали Темир-Кутлуга, лишенного привычного «руководства» Идегея — тот двигался с основными силами, что он дрогнул и стал делать одну уступку за другой. В замешательстве были и его ближайшие эмиры. Не смея перечить хану, они согласились выполнить все, даже самые унизительные требования литовского князя, вплоть до потери самостоятельности: «чтобы на ордынских монетах ставилось впредь литовское клеймо». Витовт торжествовал победу. Без борьбы он достиг того, о чем не мог ранее мечтать — Орда признает себя полным вассалом Литвы.
В кульминационный момент переговоров в ордынский стан наконец прибыл со своими войсками Идегей. Едва услышав о случившемся, он пришел в неистовство, и кинулся в шатер, где совещались перепуганные хан и его эмиры. Прямо при советниках он стал резко упрекать Темир-Кутлуга за малодушие: — «Лучше нам смерть принять, чем быть в подчинении!» Идегей отослал эмиров в их тумены и, отстранив хана, взял командование в свои руки. Он еще раз посылает гонца к Витовту с предложением о личной встрече.
...Вожди сошлись, их разделяла только неглубокая река. Полный сил статный князь и, стареющий, невысоко роста эмир впервые видели друг друга и наконец могли говорить без подставных лиц. Но договориться о мирном исходе они не могли. Витовт предвкушал крупную победу, и каждая отсрочка только убеждала его в слабости Орды. Идегей же пришел на Ворсклу не делить Орду с Токтамышем или Витовтом, а утверждать ее великодержавие. Он, всю жизнь стремившийся к власти, не мог отступить живым и гордо отвечал Витовту: — «Ты по праву взял нашего хана в сыновья, потому что ты старше его. Но подумай сам: как я старшее тебя так ты моложе меня и подобает мне над тобой отцом быть, а тебе у меня сыном; и дани, и оброки каждое лето мне платить со всего твоего княжения; и во всем твоем княжении на твоих деньгах чеканить мое клеймо!»
Для великого князя эти слова прозвучали явным оскорблением. Витовт задохнулся от злости. Ничего не ответив, он вскочил на коня и помчался к войскам, на ходу отдавая приказ немедленно строиться к бою.
Напротив, на ровной как стол равнине, прорезанной извилистым руслом реки стали снаряжаться ордынские тумены. Сам вид двух огромных армий, закованных в железо и ощетинившихся копьями, внушал ужас: «страшно было видеть обе силы великие изготовившиеся на кровопролитие и смерть».
Этому дню, 12 августа 1399 года, суждено было войти в историю как дате одной из самых страшных и кровопролитных битв средневековья.
Битва на Ворскле, на столетия решившая ход истории Восточной Европы и, особенно, древнерусских земель, пришлась на время, когда единство развития вооружения Запада и Востока находилось, с одной стороны, на высшей своей точке, но, с другой, вот-вот должно было окончательно распасться.
Это единство замечательно отметил кастильский посол дон Рюи Гонсалес де Клавихо, исполнявший свою миссию при дворе Тамерлана: посетив арсенал самаркандскою владыки, кастилец, только что взахлеб расписывавший одеяния и шатры, о доспехах «мирозавоевательного воинства» сказал только, что панцири — красного сукна на подбое из металлических пластинок — очень похожи на родные испанские. Действительно, это был период расцвета бригандины, но, если на Востоке она остается неизменной, в мусульманских регионах вытесняясь совершенствующимся кольчато-пластинчатым панцирем, то на западе пластины под матерчатым покровом все увеличиваются, превращаясь в сплошную кирасу. Пройдет всего несколько лет и полностью закончится формирование "готического" доспеха, навсегда отделившего западный панцирь от восточного. Те же принципы, только еще раньше, привели к формированию западного шлема как некоей скорлупы, весьма относительно соответствующей форме головы. Восточные же шлемы, напротив, даже забрало имели в виде кованого человеческого лица. Несколько особняком стоит в этот период русский доспех, развивавший еще домонгольского времени традиции. Его отличие — наружное бронирование и еще спорадическое применение мелких защитных деталей для конечностей. В отличие от традиционных ордынских щитов в Европе вошли в моду небольшие, сложной формы подпрямоугольные, с вырезом для копья, торчи, и более крупные — павезы. Русские воины, наряду с круглыми, применяли и архаичные уже для Европы подтреугольные щиты, и те же павезы. Обе стороны для создания легких переносных полевых укреплений использовали одинаковые большие станковые прямоугольные щиты на подпорках: только восточные «напарь» были просто дощатыми, а европейские павезы покрывались кожей и расписывались геральдическим и иным орнаментом.
В ближнем бою европейцы, в том числе и русские, по-прежнему предпочитали меч, тогда как на Востоке, особенно в степях, сабля занимала господствующее положение, причем в этот период по ширине и массивности клинка она зачастую не уступала мечу.
Если для Востока тяжелое конское защитное вооружение было традиционным, то Запад делал на этой стезе лишь первые, хотя и уверенные шаги, защищая коней совершенными коваными масками и кольчужными попонами. А вот в русских землях, кроме, может быть, самых западных, конский доспех до XVII в. и не появился (опыт Даниила Галицкого с введением полного защитного татаро-монгольского комплекса оказался единичной акцией).
В качестве оружия дальнего боя в ворсклинской битве особо упоминаются — на стороне Витовта — арбалеты и огнестрельное оружие — пушки и ручницы. Это было очень модным оружием Европы, причем эффективность арбалетов была, скорее всего, выше. Но в данной битве наличие прогрессивного оружия не оказало воздействия на ход боя. Огнестрельное оружие было знакомо и противоположной стороне, а что касается арбалетов, то надо полагать, что пешие соединения арбалетчиков были и у золотоордынца Идегея, выученика Тамерлана, пользовавшегося такими стрелками весьма успешно. Однако перевес здесь — на этом поле боя — оказался на стороне доброго старого степного лука, чьего мощного, прицельного и массированного огня в который раз уже не смогли выдержать европейские рыцари, ни в чем не уступавшие в этот момент рыцарям Востока.
Михаил Горелик. Оружие Ворсклинской Битвы
 |
Идегей построил свою армию в шесть больших корпусов, которые делились на три кула (полка) числом до двух-трех тысяч всадников. Каждый кул нес знамя своего эмира. На флангах выделялись знамена эмиров правого и левого крыла орды, а в центре, возвышаясь над другими, развевался туг (штандарт) великого хана. Резервный кул под командованием самого Идегея был укрыт в овраге, позади большого кула. Вперед была выдвинута легкая конница, вооруженная луками. Против них выстроились хоругви русско-литовско-татарской армии. Перед строем союзной рати были установлены легкие бомбарды, аркебузы и строй арбалетчиков. Войска замерли, изготовившись к бою, и полководцы объехали ряды воинов, обращаясь каждый к своим людям. Но вот с обеих сторон призывно забили большие барабаны, ударили кимвалы и загудели трубы. Вперед, разворачиваясь лавой, понеслась легкая конница ордынцев, на ходу пуская сотни стрел. Их поток был уже затопить передовой полк литовцев, но их встретил произведенный в упор залп пушек и арбалетов. Волна всадников на ходу повернула вправо и, теряя убитых и раненых, изгибающейся дугой понеслась обратно вдоль строя противников, засыпая их градом стрел. Им вдогонку из строя союзников выскочили всадники Токтамыша. Следом, качнувшись стягами, медленно двинулись основные силы русско-литовской армии, на ходу выстраиваясь клином. Навстречу им, опустив копья, ринулись рысью конные ордынские кулы, также выставив вперед разящий клин. Две армии неслись друг на друга как железные драконы. В миг столкновения раздался страшный грохот от треска сотен сломанных копий, разламываемых доспехов, предсмертных стонов и хрипов тысяч людей и коней. Войска смешались. Один за другим исчезали полки в этой бурлящей смертоносной круговерти и только высоко поднятые знамена показывали, какая сторона берет верх. Началась тесная конная схватка. Воины бросили копья и сошлись в рукопашной битве мечами, саблями, булавами, кистенями и топорами. Летописец повествует об этом так: «началась схватка сильная и жестокая: отсекались длани и руки, резались тела, рубились головы; было видно, как на землю валились мертвые всадники и насмерть раненые. И крик, и шум, и звон мечей были таковы, что и грома Божьего не услышать». Общая конная рубка, перемалывающая силы противников, требовала все новых и новых подкреплений. И оба полководца, стараясь сохранить строй, бросали в бой свежие силы, которые вклинивались в ряды врага, стремась расколоть его на части. Никто не мог добиться ощутимого успеха. Сила не могла одолеть силу. Ожесточенная борьба разгорелась на флангах, где конные русско-литовские хоругви сумели потеснить ордынцев.
... Уже несколько часов шла битва. Над полем боя висело облако пыли и стоял ужасающий гул. Из рядов дерущихся вырывались отдельные кони, унося убитых и раненых прочь, а туда вновь и вновь скакали свежие ратники...
Но вот, ордынские крылья дрогнули и воины Витовта стали заметно теснить их. Казалось, достаточно еще небольшого усилия и знамена Темир-Кутлуга падут. И Витовт, чтобы закрепить успех, бросает в бой свои последние резервы — польских, немецких и литовских рыцарей. Большой полк ордынцев изогнулся дугой и дрожал как натянутая струна — еще миг, и она готова была лопнуть.
Однако то, что было расценено великим князем как отступление ордынцев, оказалось умелым маневром Идегея. В тот самый момент, когда вся армия Витовта оказалась втянутой в битву, свежие тумены, личная гвардия эмира, обрушились на фланги литовского войска. Сокрушив их и обратив в бегство, они стали заходить в тыл союзной армии. Литовско-русские хоругви начали отступать, строй их стал ломаться. И тут удар тяжеловооруженной кавалерии Идегея окончательно сокрушил их ряды. Теперь уже никто не думал о сопротивлении. Пытаясь спасти свою жизнь остатки союзной армии бросали обозы, оружие, раненых. Одними из первых бежали великий князь Витовт и хан Токтамыш. Разгром их был полным.
Почти вся русско-литовская армия полегла на поле боя или во время бегства. Летопись с горестью повествует, что погибло семьдесят четыре князя, «а иных воевод и бояр великих, и христиан, и Литвы, и Руси, и Ляхов, и Немцев множество убито — кто сможет сосчитать?» В этой страшной битве погиб цвет русско-литовских князей, которые помогали Витовту созидать Великое княжество Литовское и Русское, а ранее боролись под знаменами Дмитрия Донского. Среди прочих погибли оба брата Ольгердовичи, Дмитрий Боброк-Волынский, князь Смоленский Глеб Святославич и киевский князь Иван Борисович, а также Краковский великий князь Спытко.
Идегей гнал Витовта с остатками его войск до самого Киева, с которого эмир взял огромный выкуп, а остальную часть армии он отправил грабить Южную Русь, которая подверглась страшному опустошению вплоть до Великих Лук.
По преданию, в бегстве Витовт заблудился, и его вывел в безопасное место татарин-казак Мамай. За эту услугу князь произвел казака в дворяне, даровав ему урочище Глину. Вот от этого Мамая и пошел род Глинских, одна из представительниц которого — Елена, стала матерью царя Ивана IV Грозного.
Витовт поспешил заключить мирный договор с Идегеем, одним из пунктов которого было, видимо, выдворение Токтамыша из пределов Литвы. После страшного поражения литовский великий князь уже не мог претендовать на роль объединителя Руси и проводить прежнюю активную политику.
Наступил «звездный час» Идегея. Теперь, когда он достиг всего, к чему стремился и, когда последнее препятствие было устранено, он попытался возродить Империю. Но былого могущества Орда уже не могла достигнуть. Лучше всего это продемонстрировал поход московского великого князя Василия Дмитриевича в тот же год в Булгарию. Воспользовавшись тем, что Идегей был занят на юге, князь нанес страшный удар по одной из наиболее процветающих частей Орды. Это показало потенциальную слабость империи, которая ничем не ответила на это вторжение.
Вскоре после победы на Ворскле, зимой 1399 г. умер хан Темир-Кутлуг. В Сарае опять вспыхнул мятеж. Снова Идегей берется за оружие, чтобы усмирить сепаратистские настроения царевичей и поддерживающей их знати.
Еще около десяти лет после своей выдающейся победы Идегей титаническими усилиями сдерживал распад Орды, сосредоточив всю власть в своих руках и меняя неугодных ему ханов. Ему удалось разгромить в 1408 г. Русь, нанести поражение Тимуру, и даже уничтожить своего смертельного врага Токтамыша. Тем не менее, окончательный распад Улуса Джучи предотвратить он не смог. Уже в конце его жизни Орда по существу перестала существовать как единое государство. «Звездный час» Идегея по сути явился последним всплеском активности агонизирующей империи, чья окончательная гибель была на какое-то время отсрочена действиями незаурядного государственного деятеля и военачальника. Когда все внешние препятствия к укреплению государства были сломлены, пришедшие в действие внутренние центробежные пружины разогнулись, и даже умелый воин, и политик Идегей не смог уже их удержать. Движение колеса истории только замедлилось на мгновение, а потом завертелось все убыстряя ход...
Искандер ИЗМАЙЛОВ БИТВА НА ВОРСКЛЕ. 1399 . Журнал Цейхгауз 03.1994