Древности V в., или эпохи гуннского владычества в Восточной Европе, отбирают, исходя из разных критериев, часто весьма нечётких, отчего многое оказывается потом спорным. Например, по критерию наличия инкрустаций сюда попали могильники VII в. на Гиляче, в Байтал-Чапкане и Пашковской, погребение III в. из Кишпека и, как я думаю, послегуннские древности степных групп II и III (рис. 30-36; 43; 44), о которых у меня уже давно идёт спор (прежде всего с И.П. Засецкой). Объективный критерий найти нелегко, так как во всей Европе в могилах, относимых к гуннской эпохе, не найдено монет моложе 375 г. (индикация монеты Валентиниана II, правившего в 375-392 гг., в тайнике керченского склепа 145 1904 г. [45] Другая индикация того же времени входит в депаспортизованную коллекцию вещей преимущественно гуннской эпохи из двух склепов, разграбленных в Керчи кладоискателями 24 июня 1904 г., [46] и для точного датирования не годится, так как неизвестно, с какими именно из этих вещей она первоначально находилась). До 1950-1960-х годов не было ясного представления и о крымских древностях IV в. Поэтому те древности, которые сейчас уже привычно относят к гуннской эпохе, тогда многие (особенно исследователи античности) связывали с догуннской эпохой и датировали IV в. На Северном Кавказе облик древностей IV в. не выяснен и сейчас. Долго не было ясности и со степными древностями, и многие авторы объединяли древности V в. с сарматскими.
По-видимому, наиболее чётки критерии на Западе — на Дунае, Рейне, севере Франции, где погребения с подобным инвентарём настолько чужеродны среди местных древностей, что их давно связали с событиями гуннской эпохи. Там же прекрасно изучены и датированы древности IV в., и появление новых форм чётко соотнесено в ряде областей с прекращением местных поселений и могильников IV в. [47] Более того, наследие гуннской эпохи ярко прослеживается там в хорошо датированных древностях второй половины V в. Главную роль сыграли богатые находки из датированной могилы в Турнэ: там последние из попавших в руки учёных монеты принадлежали Юлию Непоту (474-475) и Зенону (474-491). Там же был именной перстень с надписью «Короля Хильдериха». Этот король франков умер в 482 г., что и определяет точную дату захоронения. [48] Таким образом, после долгих поисков и споров на Западе к 1932 г. утвердилась дата тех древностей, которые часто называются «древностями гуннской эпохи»: это время между появлением гуннов в Европе около 370-375 гг. и их изгнанием оттуда после смерти Аттилы и битвы при Недао около 453 г. Поскольку нигде на Востоке не найдены следы сложения новой культуры, ясно, что гунны не принесли её с собой в Европу в 370-375 гг.: она создалась позднее, уже в обстановке гуннского владычества в Европе. На Западе гуннов изгнали в 453 г., и там после этого осёдлые народы-победители захватили их владения и стали развивать свою культуру. Поэтому на Западе дата 453 г. имеет реальную основу. А на Восточную Европу распространять эту дату преждевременно: известно, что изгнанные гунны отступили к востоку, и степи столетиями оставались владением кочевников, среди которых сменялись главенствующие племена. Таким образом, дата битвы при Недао не может определять конца гуннских древностей в Восточной Европе, и те, кто механически переносят эту дату с Запада, делают это без всякого основания.
Вернёмся теперь к более подробному рассмотрению инвентаря погребения 5 на Гиляче. В отличие от предыдущих комплексов, здесь нет пряжек, зато представлен великолепный набор фибул. Из них двучленная прогнутая подвязная с ленточной спинкой не может помочь в точном датировании, так как подобные фибулы появились в Крыму уже в IV в. и их дальнейшую историю можно выяснить в деталях лишь с накоплением данных об их встречаемости в комплексах разного времени. Они есть в комплексах второй половины V в. в Керчи (склеп 165 1904 г.; рис. 5, 28), Дюрсо (рис. 17, 15) и, вероятно, могли на Северном Кавказе изготовляться ещё дольше. Характерный признак крымского и северокавказского производства, неизвестный у черняховских прототипов, — пластинчатое свёрнутое кольцо для стержня пружины (рис. 12, 3; ср. рис. 1, 13, 14, 20; 2, 26; 9, 2; 10, 1-3; 17, 15; 18, 19; 19, 19-21). Небольшая гладкая двупластинчатая фибула с расширенной внизу ножкой обычна для черняховских и крымских древностей IV в., но в Крыму встречается и в склепах V в., датируясь уже по сочетанию с вещами этого времени (рис. 12, 2).
Подытоживая обзор этапа II Дюрсо, можно отметить сохранение в нём пряжек V в., серёг с 14-гранником и в виде простого проволочного колечка, ленточных прогнутых двучленных подвязных фибул (рис. 18, 19). Серебряная серьга калачиком, на этот раз с острыми концами (рис. 18, 5), немного массивнее беляусской, лежала на правом плече воина вместе с женской фибулой в качестве даров умершему. Из новых форм выделяются звериноголовые и плоскоконечные браслеты (рис. 18, 13-15), стеклянные стаканы с косыми желобками и налепным синим зигзагом, византийская пряжка с поперечными рубчиками на щитке (рис. 18, 2).
Ориентировочно этап II можно отнести к первой половине VI в., поскольку он следует непосредственно за этапом второй половины V в. и поскольку фибулы со срезами на ножке имеют аналогии времени не ранее VI в. А.В. Дмитриев предложил более узкую дату — только первая треть VI в., [153] но она столь же приблизительна, так как верхняя граница обеих дат не имеет надёжно фиксированных абсолютных привязок. Самое важное для хронологии Кавказа и Крыма здесь то, что это уже VI век, его первая половина — период, наименее освещённый в древностях Восточной Европы. На Дунае и в Италии этот период представлен большим числом ярких находок, но они уже совершенно иные, чем на Северном Кавказе, имея отдельные точки соприкосновения лишь с Крымом. И двупластинчатых фибул с накладками там в VI в. уже совсем нет, вернее, пока не найдены, так как на Дунае остаются ещё слабо исследованные в этом отношении области, особенно места расселения готов в Болгарии.
На этапе III Дюрсо, согласно А.В. Дмитриеву, безраздельно господствуют местные фибулы с боковыми вырезами на ножке. [154] Как говорилось, они тонкие или очень тонкие, с подкладкой для прочности, непараллельными, согнутыми внутрь стойками. Пока найдены только полукруглые накладки с орнаментом из выпуклого зигзага. Некоторые пряжки сохраняют традиции V в., возможно, скорее его второй половины (рис. 20, 3, 4, 17, 18, 25), и первой половины VI в. в Крыму и на Западе. [155] Близка к ним пряжка из комплекса второй половины V в. в Чепари (Румыния). Возможно, на их особенностях («грузные» растянутые овалы рамки и щитка) сказалось влияние византийских пряжек. Отмечая некоторое их своеобразие, надо подчеркнуть, что для точной датировки эти пряжки не будут пригодны без полной сводки и классификации всей суммы близких им пряжек IV-VI вв.
Основанием для выделения в Дюрсо особого этапа III и его обособления от этапа II, где есть такие же фибулы, послужило только своеобразие пряжек из могил 259, 408, 410 и 516 (рис. 20, 2, 8, 16, 24), совершенно чуждых традициям V в. Пряжка из могилы 410 сделана из одного куска металла, её подчёркнуто массивная выпуклая рамка, лишь имитируя массивность изделия, на самом деле полая снизу. Этот признак чужд массивным пряжкам V в. и связан с периодом распространения так называемых геральдических украшений ремней. Близка к ним и большая пряжка из могилы 259 (рис. 20, 24) по внешне массивной плоской рамке с желобком для язычка (ср. рис. 24, 23; 29, 7, 24; 35, 6, 16, 17; 39, 2, 16; 40, 1, 4; 42, 2, 3). В Керчи встречаются довольно крупные пряжки с такой же пластинкой и обращенной в одну сторону орлиной головкой на конце. [156] Почти все эти керченские пряжки депаспортизованы, и потому их датировали, опираясь на косвенные соображения, а то и просто произвольно. Но в керченском склепе 78 1907 г. на костяке 9 такая пряжка была вместе с типичной геральдической, и само использование склепа для захоронений началось в период геральдических поясов, не ранее VII в. (костяк 13 у стенки в глубине левой ниши). Небольшая двуглавая пряжка геральдического стиля, как в могиле 259 Дюрсо, есть среди случайных находок на р. Чегем в Кабардино-Балкарии. [157]
Железные пряжки геральдического стиля почему-то не делались полыми, как пряжки из цветного металла. Обычно они очень массивны. Но с теми их объединяет преувеличенно широкая выпуклая рамка, часто В-образно изогнутая или со щелью для ремня, прорезанной в виде восьмёрки. Именно таковы железные пряжки из могил 408 и 516 (рис. 20, 2, 8). И на этапе III есть плоскоконечные браслеты (рис. 20, 10; ср. рис. 21, 7), но особенно много проволочных с несколькими желобками у концов (рис. 20, 5, 9, 20, 26; ср. рис. 21, 35). Есть серьги с 14-гранником. Появляются большие граненые хрустальные бусы (рис. 20, 12, 29). Ранее я считал их признаком только VI-VII вв., но, по-видимому, впервые они появились не позднее конца V в., [158] хотя наиболее излюблены были в лежащей к югу от Дюрсо Абхазии именно в VI-VII вв. [159] Из четырех могил этапа III только в одной есть стакан с косыми желобками, в двух других стаканы гладкие, а в могиле 410 найдена рюмка на ножке. Так что и по всей сумме вещей этап III Дюрсо четко отличается от двух предшествующих, что подтверждает справедливость его выделения.
Общая дата геральдического стиля поясных украшений слишком широка. Иногда говорят о VI-VII вв. (я не упоминаю здесь о старой, ничем не обоснованной дате «IV-V», «IV-VII», «V-VI» или «V-VII» вв.), чаще и более аргументированно — о второй половине (или даже конце) VI и первой половине VII в. [160] Но изготовление геральдических деталей в эпоху Перещепина, связываемую наиболее правомерно со второй половиной VII в., а также на неволинском (по Р.Д. Голдиной — деменковском) этапе прикамских древностей, датируемых их исследовательницей Р.Д. Голдиной «в пределах конца VII (последняя четверть) — VIII (возможно, без его последней четверти) в.», [161] заставляет включить в эту дату весь VII век. Время геральдических поясов в Восточной Европе охватывало, таким образом, вторую половину VI и весь VII век. Из всего обилия разнообразных форм геральдических украшений лучше всего делятся на относительно-хронологические этапы геральдические бляшки и лишь часть пряжек, остальные пряжки не имеют ясных признаков развития, и потому их увязка с этапами геральдических поясов затруднительна. Как раз такие пряжки представлены на этапе III Дюрсо.
А.В. Дмитриев предлагает очень интересный выход из этого затруднения. Он обращает внимание на то, что двупластинчатые фибулы с накладками в Дюрсо «ни разу не встретились с поясными наборами или с более поздними пряжками. Нет с ними и предметов, характерных для нижнего слоя Суук-Су. Ни одной такой фибулы не найдено в известном Борисовском могильнике, расположенном от Дюрсо в нескольких десятках километров». [162] С поясными геральдическими наборами встречены лишь мелкие фибулы, такие же, как в Борисовском и Пашковском I могильниках (рис. 21, 10, 14-20, 30, 34). Само по себе это различие очень серьёзно. Можно было бы объяснить его случайностью или тем, что детали наборных поясов могли не попасть в женские могилы с большими фибулами. Но вывод А.В. Дмитриева может подтвердить то, что развитие двупластинчатых фибул с вырезами на ножке не прекратилось с этапом III Дюрсо. На этапе IV могильника, в погребении 402, с целым набором поздних мелких фибул и геральдических пряжек и блях развитого VII в. есть очень интересная фибула из тонкой пластины, украшенная вдавленными выпуклостями на углах (рис. 21, 14). А.В. Дмитриев назвал её ножку «Т-образной». Но правильнее считать, что это ножка с очень утрированными большими вырезами с боков. Подтверждением служит сделанная точно так же, но более крупная фибула из тайника погребения 5 Пашковского I могильника (рис. 21, 1). [163] Её вырезы хорошо видны, они напоминают такие же большие грубые вырезы на гораздо более крупных фибулах из Суук-Су и других южнокрымских памятников второй половины VI и первой половины VII в. [164] Пашковское погребение 5 (рис. 21, 1-13) и погребение 402 Дюрсо одновременны, судя по двупластинчатым фибулам, геральдическим пряжкам и бляшкам (рис. 21, 3, 11, 21-26) и маленьким фибулам с трубчатой ножкой (рис. 21, 10, 18). Оба соответствуют этапу IV Дюрсо по периодизации А.В. Дмитриева.
Следовательно, на этапе IV Дюрсо имелись двупластинчатые фибулы с боковыми вырезами, но гораздо более развитые, чем на этапе III: с гипертрофированными вырезами и без накладок. Хотя фибулы с выпуклостями развивались в других районах Северного Кавказа, судя по пропорциям депаспортизованных экземпляров из старых коллекций ГИМ, уже с V в., и в Дюрсо фибула из могилы 402 была, возможно, импортом, все равно видно, что фибулы этапа III Дюрсо принадлежали к предыдущей стадии развития двупластинчатых фибул, что смена форм двупластинчатых фибул действительно произошла перед началом этапа IV, как правильно считает А.В. Дмитриев.
Абсолютную дату этой смены фибул, а с ней и этапов III и IV можно наметить лишь приблизительно. Мне уже приходилось писать в 1971 г. о типологически самом раннем наборном геральдическом поясе второй половины VI в., найденном в слое пожарища в византийской крепости Садовско-Кале в северной Болгарии. Высказывания наших археологов о «поясах типа Садовско-Кале» и их значении для хронологии не совсем верны. Дело в том, что пояс из Садовско-Кале очень своеобразен в большинстве деталей. На территории СССР с ним связаны лишь два пояса из Суук-Су: в погребении 54 — близкий по набору деталей; в склепе 56 (содержавшем монеты 518-527 и 527-565 гг.) — с совсем другим, упрощённым набором, но одна из бляшек редкой формы совершенно такая же, как в этом погребении. На Северном Кавказе такие пояса пока не найдены, в степи тоже. Судя по территории, эти пояса византийские. В склепе 56 Суук-Су пояс, синхронный садовским, был с самыми ранними женскими украшениями этого могильника, обычно относимыми ко времени не ранее второй половины VI в. В самом Садовско-Кале слой пожарища датирован рубежом VI-VII вв. по монете 582-602 гг. и сопоставлению с письменными данными о набегах славян и авар. В слое гибели другой такой же крепости у Дуная — Царичина Града в Югославии — найдена монета 602 г., что подтверждает дату пожара, уничтожившего Садовско-Кале. Таким образом, набор из Садовско-Кале — единственный с фиксированной датой, остальные наборные пояса датированы по относительной хронологии и монетам, и их даты могут существенно «скользить», смещаясь вверх от даты начала выпуска каждой такой монеты.
Итак, пояса типа Садовско-Кале неизвестны в наших древностях (кроме двух случаев в Крыму), и все рассуждения о них бесполезны, если не признать преемственности между ними и всей массой поясов на территории СССР. Я настаиваю на существовании этой преемственности. Мои оппоненты считают, что пояса из Садовско-Кале и могил 54 и 56 Суук-Су ничем не отличаются от прочих восточноевропейских и что даты Садовско-Кале и могил 54 и 56 Суук-Су надо просто переносить на все восточноевропейские пояса. Это кажется мне игнорированием всех правил классификации и не относится к научным разногласиям. Более серьёзно другое сомнение: делались ли восточноевропейские пояса после поясов типа Садовско-Кале или одновременно, но в иной ремесленной среде, и их типологическая последовательность — только географическая, а не хронологическая. К сожалению, прямых данных для ответа нет, слишком мало находок и нечётка их дата. Всё же пояс из семейного склепа 56 Суук-Су, лежавший на мужском костяке 2, близок по времени женским украшениям периода I Суук-Су, обнаруженным на соседних скелетах 3 и 5. А сделанный уже в восточноевропейской манере пояс из семейной могилы 67 на мужском костяке 2 соседствовал с женскими украшениями периода III Суук-Су на костяке 1. Значит, основные периоды бытования византийских поясов типа Садовско-Кале (но не вообще византийских поясов более развитых вариантов) и ранних восточноевропейских поясов местного производства не совпадали, а следовали один за другим, если можно опираться в этом суждении на три комплекса. Ещё более развитые восточноевропейские пояса синхронизируются путем сложных сопоставлений уже с периодом IV Суук-Су, древностями типа Перещепина, аварскими древностями последней трети VII в. и неволинскими древностями конца VII-VIII в. [165] Развитие во времени всё же существовало, но его контуры ещё долго будут расплывчатыми, допуская сдвиги в несколько десятилетий.
Подводя итог, можно считать, что поясные геральдические наборы этапа IV Дюрсо датируются временем не ранее начала VII в., в VI в. они скорее всего не заходили, так как представляют очень развитую стадию восточноевропейского производства таких поясов, далекую от исходных византийских форм из слоя конца VI в. Тогда этап III Дюрсо следовало бы предварительно датировать второй половиной VI или также и началом VII в., т.е. считать найденные там геральдические пряжки одновременными ранним образцам из Византии. Конечно, теоретически это возможно, хотя очень немногие известные пока пряжки из геральдических наборов второй половины VI в. другие: у тех гораздо шире щель ремня. У пряжек на рис. 20, 2, 5, 16 щель узкая, как на образцах VII в.
Дата этапа III Дюрсо пока противоречива из-за недостатка опорных данных. Но само обособление этапа III от этапов II и IV очень вероятно и даёт новые возможности для изучения хронологии большого круга древностей.
Северокавказские древности VII в.
Пожалуй, этот раздел вызывает теперь, после статьи 1971 г., [1] меньше всего споров. Кавказоведы согласились с передатированием целой группы северокавказских древностей с «IV-V», «V», и «V-VII» вв. на VII или VI-VII вв. Вероятно, здесь помогло и то, что уже до 1971 г. многие авторы относили отдельные комплексы к «VI-VII» вв., если в них имелись выразительные геральдические поясные детали и не было пресловутых инкрустаций, так долго уводивших исследователей на ложный путь. Но главной причиной, мне кажется, была исключительная однородность таких древностей (при огромном разнообразии внутренних вариаций), их ясное отличие от предшествующих и последующих (рис. 21-29).
В мою задачу не входит сейчас исчерпывающее описание всех памятников и всех категорий вещей (для этого нужна целая серия специальных сводов). Достаточно отметить, что определяющей категорией древностей для отнесения к этому периоду служат прежде всего геральдические детали поясов и сбруй — пряжки и бляхи (рис. 21, 3, 11, 21-26, 37, 39; 22, 1, 4-19, 27, 28, 31-46, 54-61; 23, 2-6, 8-20, 25-32, 34-36, 48 и др.). Затем столь же показательны двупластинчатые фибулы с глубокими вырезами на ножке, тонкие (рис. 21, 1, 14) и массивные литые (рис. 21, 27), разнообразные мелкие фибулы (рис. 21, 10, 15-20, 30, 34; 22, 26; 23, 1; 24, 1; 25, 26, 27; 26, 8; 27, 22; 28, 23; 29, 1-3, 16-19). Характерны тонкие двупластинчатые фибулы с почти треугольной, расширенной в самом верху ножкой (рис. 27, 1, 2; 28, 7, 12, 20, 22), датированные как по кавказским и башкирским комплексам, так и по аналогиям среди более крупных и сложных фибул второй половины VI-VII в. из южного Крыма (Суук-Су и др.). Могут служить относительно-хронологическим показателем и многие другие находки, устойчиво связанные с комплексами этого периода.
В 1973 г. мной предложена схема деления геральдических украшений на четыре этапа. Об этапе I, не представленном на Северном Кавказе, уже говорилось в предыдущем разделе. Этап II пока представлен одним крымским погребением, но промежуточное место в эволюции поясов не позволяет убрать его из общей картины. Возможно, этап II был очень краток, и пояса этапа III появились уже до середины VII в. Практически все достаточно яркие северокавказские комплексы содержали геральдические детали без узкой даты, в пределах VII в. (рис. 21, 3, 11, 21-24, 26, 37, 39; 22, 1, 2, 11, 14, 17-19, 27, 28, 34 и др.), и детали этапа III, отличающиеся особенно крупными прорезями или усложнённостью и связанные взаимовстречаемостью со степным горизонтом псевдопряжек и находок последней трети VII в. (рис. 21, 25; 22, 9, 10, 12, 15, 16, 31-33, 36, 40, 41, 56-58, 60; 23, 9, 14, 19, 34; 29, 21). Эта особенность объясняется, вероятно, влиянием инкрустаций, появившихся сначала на поясах высшей степной знати (Перещепино, Боча, Тепе и др.); на дешёвых поясах вставки заменялись особенно большими прорезями этапа III. Северокавказские раскопки последних десятилетий подтвердили это, дав много геральдических деталей с дешёвыми инкрустациями на тех же местах и показав, что всё развитие геральдических поясов знатного и рядового населения Восточной Европы было взаимосвязанным процессом (рис. 23, 25-31, 37-42; 24, 7, 9-13, 31-38; 25, 4, 6-8, 18; 26, 1, 2, 4, 7, 12, 15, 18, 20, 22, 24, 32-35; 29, 25). Подтвердилось и изготовление в VII в. других инкрустированных украшений, особенно брошей, часто с птичьими головками или в виде хищных птиц (рис. 23, 1; 25, 26; 29, 19; 36, 1-7; 37, 10-15, 32, 34, 36; 39, 1-5, 12, 13; 42, 1-12, 16), совсем непохожих на инкрустации V в., но имеющих аналогии в других областях.
Литература
[1] Амброз А.К. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы. // СА. 1971 № 2. Ч. I; СА. 1971. № 3. Ч. II.