Более того, в Равенне (Италия) и Крефельде-Геллепе (ФРГ) найдены местные оковки сёдел той же продолговатой со срезанным верхом формы, что и в Шипове. От них сохранились лишь золотые бордюры, украшенные мелкой сложной инкрустацией. В Италии по характеру инкрустации, в ФРГ — также по комплексу оба набора пластин хорошо датированы первой половиной VI в. Они не сохранили чешуйчатого узора (возможно, он был вытиснен в середине поля пластин на коже и потому не уцелел), но форма та же, что у пластин из Дюрсо (рис. 40, 3, 6; 41, 8, 9), характерно и появление бордюра, не представленного на пластинах V в. На Северном Кавказе (Галайты) есть даже узкая седельная пластина и с чешуйчатым орнаментом, и с инкрустированным бордюром (рис. 38, 19). Казалось бы, вопрос о дате степной группы II ясен: VII век — определённо, VI век — предположительно. Но теперь выдвигаются сомнения в дате вещей из конских могил Дюрсо: ведь геральдические пряжки с треугольной пластиной из Тырныаузского склепа, опубликованного П.Г. Акритасом, из кургана в Куденетово раньше датировались V в. Как будто это подтверждает их находка в катакомбе 10 могильника 2 у Лермонтовской скалы вместе с хорошими вещами V в. В Куденетове с такой пряжкой (рис. 39, 2) была ещё обычная пряжка геральдических наборов, но с инкрустацией (рис. 39, 1). Инкрустации долго служили для кавказоведов непреодолимым «камнем преткновения», но масса новых находок подтвердила, что широко инкрустировались и типичные геральдические наборы VII в. (рис. 23, 25-29; 24, 7, 9-12; 25, 6-8, 18; 26, 1, 2, 4, 7, 12, 15, 16, 18, 20, 22, 24, 32; 29, 34; 42, 1, 3, а также пояса из Перещепина, Кунбабонь, Тепе, Бочи, Кернье и др.). Следует обратить внимание и на корреляцию псалиев с валиком на лопасти, восьмёркообразных грызл, блях с бахромчатым валиком, седельных обкладок с З-образной каймой и пряжек с треугольной пластинкой и тремя полукружиями (нижнее иногда заменено клювовидным завершением) и обычных геральдических пряжек и блях (рис. 23, 46; 24, 15, 23; 26, 12, 30, 31; 29, 7, 24; 34, 4, 10; 35, 6, 16, 17; 39, 2, 12, 14-21; 40, 1, 3, 4, 6, 15, 31-33; 42, 2, 3, 6, 13, 17). Куденетово — памятник VII в. (ср. рис. 39, 5; 29, 19; 36, 3). Того же времени семейный склеп в Тырныаузе (на плохом фото публикации всё же видны типичные геральдические пряжки). Кстати, и кайма из З-образных вдавлений, неизвестная на вещах группы I, повторяется на щитках инкрустированных брошей VII в. из Кабардино-Балкарии. Целиком сохранившийся экземпляр, к сожалению, депаспортизован (рис. 36, 3), но ободок от точно такой же броши уцелел в спасённом М.И. Ермоленко инвентаре семейного склепа VII в. из Гижгида (рис. 29, 19), — обе вещи почти тождественны.
Всё же все эти сопоставления не снимают простого вопроса: если группа II существовала в VII в., параллельно с геральдическими поясами, почему изделия группы II в степи или на Кавказе не найдены ни разу с хорошим геральдическим наборным поясом или его частями? Конечно, такие находки есть в Башкирии, но там элементы группы II могли запоздать.
На Северном Кавказе появились и такие находки, правда, долго не оценённые должным образом.
Весной 1953 г. рабочие обнаружили при земляных работах близ станицы Преградная на р. Уруп комплекс находок, опубликованный в 1957 г. Т.М. Минаевой (рис. 37, 1-18). [70] Комплекс широко известен. Его дата в пределах второй половины VI-VII в. ни у кого не вызывает сомнения. Фигурки человека и льва, пряжки и части геральдического наременного набора бесспорно определяют его дату на основании многочисленных аналогий. Поэтому исследователи не придавали самостоятельного значения происходящему из той же находки «лому металлическому», как он числился в инвентарной книге Ставропольского музея. По мнению Т.М. Минаевой, он «тесно связан со всем комплексом остальных вещей». Его «составляют главным образом обрывки тонкого серебряного позолоченного листка... Одни из них — с пунктирным чешуйчатым орнаментом, другие — с каймой» (рис. 37, 17, 18). [71] Т.М. Минаева предполагала, что листком были обложены ножны кинжала, а полное отсутствие упоминаний о чем-либо подобном в акте, составленном находчиками, она объясняла тем, что ржавый железный кинжал мог не привлечь их внимания. [72] С этим трудно согласиться, так как именно остатки оружия привлекли бы внимание кладоискателей.
Т.М. Минаева не смогла объяснить отсутствие в музее двух предметов, специально отмеченных находчиками: «В акте, составленном рабочими при сдаче находки, указаны „две рыбы”, которые в коллекции музея отсутствуют». [73] Поиск аналогий для чешуйчатого листка показал его отличие от обкладок кинжалов — преградненская обкладка имела широкую кайму из точек, З-образных оттисков и кружочков. Самую близкую аналогию сочетанию чешуек точно такой же каймы можно найти лишь на золотых седельных обкладках из конской могилы 5 в Дюрсо (рис. 37, 17, 18; 40, 6,). Уже говорилось, что З-образный бордюр сочетается с чешуйчатым фоном на большом числе седельных пластин степной группы II (Шипово, Дюрсо, Галайты, Мокрая Балка, Керчь, Лермонтовская скала и др.). При этом, если пластины без бордюра обычно высокие, близкие к треугольнику (Новогригорьевка, Печ-Усёг, Левице, Мундольсхайм — все группы I), то пластины с бордюром более «приземистые», со срезанным верхом. Именно эта поздняя разновидность седельных накладок более всего похожа на широкую золотистую рыбу с лобастой головой и коротким массивным хвостом, тем более что вся блестящая поверхность пластины мерцает мелкой чешуёй (рис. 38, 19; 40, 3, 6, 17, 24; 41). Остается только удивиться меткости и лаконичности определения, сделанного находчиками. Седельные пластины находят парами, потому в акте и упомянуты «две рыбы». Вероятно, в момент находки обе пластины хорошо сохраняли свою форму. Но все такие пластины очень тонки и хрупки; лишённые твёрдой основы, они быстро деформируются и крошатся (так, от знаменитых шиповских пластин после многих лет хранения в музее остались лишь небольшие обломки). Поэтому, пока переходившие из рук в руки рыбовидные пластины преградненской находки попали в музей, от них остался лишь «лом металлический», внесённый под таким названием в инвентарную книгу Ставропольского музея. [74]
Предположение о пластинах седла базируется на свидетельстве находчиков и на двух опубликованных Т.М. Минаевой обломках. Сотрудники Ставропольского музея Н.А. Охонько и И.В. Отюцкий искали, по моей просьбе, металлические обломки, упомянутые Т.М. Минаевой, но не нашли: по-видимому, за время, прошедшее с 1957 г., рассыпались и они. Поэтому необходимо ещё какое-то подтверждение моей версии о седле в преградненской находке. Оно есть.
Т.М. Минаева считала, что «бронзовые пряжки, прорезные бляшки, застёжка с геральдическим щитком, по-видимому, были принадлежностью мужского пояса» (рис. 37, 1-9). [75] Но основание дуговидных бляшек (рис. 37, 4-6) вырезано так, что оно могло охватывать круглую бляшку (рис. 37, 7, 8), образуя с ней двойник или тройник (рис. 37, 20, 21), обычно применяемый для соединения ремней сбруи (рис. 37, 32 — часть сбруи из Перещепина; [76] 37, 36 — часть сбруи из Чми; 37, 37-39 — детали роскошной сбруи VII в. из Ирана, хранящейся в Лувре). И в других находках VII в. такие составные бляшки обычно имеются там, где есть удила, подпружные пряжки, петли, части сёдел (рис. 22, 17-23; 23, 22, 23, 25-30, 46; 24, 7-9, 15; 26, 30, 31; 37, 32-35, 37-43) или уцелели ремни сбруи.
В Преградной есть и другие детали седла — серебряные фигурки человека и льва (рис. 37, 10, 11). В последнее время В.Б. Ковалевская отнесла их к числу амулетов. [77] Но против этого говорит способ изготовления фигурок. «Изображение человека из серебряной тонкой (0,3 м [д.б.: мм]) штампованной пластинки... Круглые отверстия для глаз вытиснены, как и вся фигура, с оборотной стороны; возможно, что в них первоначально были вставлены камни или стёкла... Пластинка не имела самостоятельного значения; она укреплялась на какой-то основе». [78] Так же сделана фигурка льва, включая отверстия для инкрустаций. «Края пластинки загибались на какую-то основу. Кроме того, на лапах и бедре проделаны отверстия для прикрепления пластинки». [79] Фигурка человека позолочена вся, у льва — лишь голова, грива и передняя лапа. Д. Ласло уже давно показал, что, как и львы из Перещепина, мартыновские фигурки людей и львов украшали два комплекта седельных лук. [80] В пользу двух комплектов говорят и два различных типа блях — тройников для сбруи из Мартыновки. [81] Мартыновские фигурки литые, но с «оборотной стороны вогнутые, предназначенные для набивания на какую-то плоскость. Судя по тому, что отверстия для прикрепления довольно больших размеров и их всегда по два, фигурки не пришивались, а именно прибивались». [82]
И в других находках тиснёные или полые снизу фигурки людей и львов сопутствовали деталям конского снаряжения: в Кугуле (рис. 23, 22-32, 46; 24, 7-15), Мартыновке (рис. 37, 40-44), [83] Малом Перещепине, [84] Галайты (рис. 38, 13-19), кургане в Ново-Биккино (Башкирия), [85] кладе матриц для тиснения в Фельнаке (Румыния). [86] Таким образом, мнение Д. Ласло об их назначении украшать седельные луки подтверждается все новыми и новыми находками.
Итак, преградненская находка состояла в основном из частей конского снаряжения: это были ремни сбруи с металлическими пряжками и бляхами и седло, луку которого украшали симметричные позолоченные фигурки человека и двух львов, а выступающие из-под этой луки концы седельных полок были покрыты тоже позолоченной фольгой с чешуйчатым орнаментом. К сбруйному набору относились также тиснёные полихромные бляшки и лунницы (рис. 37, 12-16). В конском наборе из Преградной довольно эклектически соединены две традиции: византинизированного геральдического стиля (рис. 37, 1-11) и старого степного искусства группы II (рис. 37, 12-19), идущего от времени гуннов. Вероятно, чтобы сгладить эту разностильность, фигурки на луке были дополнены маленькими цветными вставками на месте глаз (рис. 37, 10-12). Фигурки из других, «чисто» геральдических находок (рис. 37, 44) таких вставок не имеют. Среди археологов ходят разные версии об истоках подобных фигурок львов, в том числе их считают кочевническими, в частности аварскими. На самом деле они византийские. В этом легко убедиться, сравнив фигурки с изображениями львов на пластинах пряжек первой половины VII в. из Суук-Су. [87] Совпадают не только поза, трактовка суставов ног, но, главное, манера изображать гриву в виде слабоволнистых линий с точками на концах (рис. 37, 11, 31). Повторяя византийские прообразы и изображая никогда не виданного экзотического зверя, мастера разных мест Восточной Европы всегда в чём-то уклонялись от оригинала. Наиболее это проявилось в мартыновских фигурках, где львиные когти и зубы соединились с ногами лошади. Но и здесь совершенно не лошадиная грива сохранила кайму из поперечных насечек по верхнему краю, как в Преградной и Кугуле (рис. 37, 11, 31, 44). Когда мастер галайтинских изделий заполнил всю поверхность фигурки инкрустациями, ему пришлось гриву опустить совсем, но насечки по краю он всё же оставил (рис. 38, 13) как невольную дань уже давно забытой изобразительной традиции.
Соединяя в себе яркие элементы развитого геральдического стиля VII в. с элементами более раннего «гуннского» полихромного стиля степей, находка из Преградной подтвердила то, что было ясно из находок в Шипове, Верхнепогромном, хорошо доказывалось материалами из Башкирии: «гуннский» стиль степной группы II возник после V в., в Башкирии, на Волге и Северном Кавказе дожил до VII в. и какое-то время существовал параллельно с новым, принесённым с юго-запада, из владений Византии, геральдическим стилем, а потом был им вытеснен. При этом он не только существовал параллельно, но находился во взаимном обмене, в живом контакте. Значение преградненской находки в том, что это сосуществование она подтверждает в наиболее доступной, наглядной форме.
Однако и здесь возможны возражения: ведь рыбовидные бляхи не сохранились, и можно оспаривать их трактовку, настаивать на том, что чешуйчатые листы все же относятся к ненайденному кинжалу. Правда, там есть ещё мелкие обломки тиснёных бляшек с инкрустацией (рис. 37, 15, 16). Наверное, так бы и было, если бы преградненская находка с её сплавом двух стилей не имела аналогий.
В могиле 19 Харачоя (Чечено-Ингушетия) были вместе тиснёная пластинка «гуннского» стиля с отверстиями для инкрустаций и обычная геральдическая пряжка (рис. 38, 1, 2). [88] И это можно было бы отнести в разряд случайностей. Но остаётся ещё галайтинская находка (рис. 38, 8-20), где сплав элементов группы II и геральдического стиля достиг максимума и где с фигуркой льва достоверно найдены две позолоченные чешуйчатые рыбовидные пластинки. [89] Здесь не только все бляхи сбруи сделаны в традициях степной группы II, обильно украшены рубчиками, выпуклостями и ныне утраченными круглыми инкрустациями, но даже типичную для сёдел геральдического стиля фигурку льва густо покрыли теми же рубчиками и круглыми вставками, так что от первоначальных деталей поместилась одна косая насечка по краю гривы (как у львов из Преградной, Камунты, Кугуля, Мартыновки, Фельнака). Убранство седла довершали традиционные рыбовидные пластины. Датировку VII в. определяют, кроме фигурок, наконечники с трилистником и, вероятно, крыловидные бляшки. Из обрывков перегородчатой инкрустации восстанавливается вкладыш высокой крестовины меча с явно иранским мотивом: диск на полумесяце и, возможно, крылья (?).
Изделия группы II и особенно характерные для них рыбовидные пластины с бордюром встречены с геральдическими пряжками в Шипове, конских могилах 4, 5 и 9 Дюрсо, катакомбе 10 у Лермонтовской скалы; с удилами того же VII в. – в могилах 4 и 10 Дюрсо, склепе 6 из раскопок 1905 г. в Керчи, на ул. Тукаева в Уфе. При этом шиповская пряжка — подражание геральдическим в ювелирной технике группы II. Элементы группы II массово представлены на позднем этапе Бирского могильника в Башкирии. Находки в Преградной и Галайты надёжно подтверждают, что «гуннские» традиции группы II удержались в Восточной Европе по меньшей мере до середины VII в. и лишь постепенно были вытеснены новой модой. Оба комплекса — без следов погребений, зарыты, вероятно, как жертвы умершим — обычай, в разных вариантах связанный со степным влиянием.
Заключение.
Рассмотрение материалов северокавказских памятников V-VII вв. с привлечением материалов синхронных памятников других территорий подтверждает правомерность предложенного мной ранее деления степных древностей на три группы. Это связано с тем, что на Северном Кавказе имеется ряд комплексов, аналогичных древностям степных кочевников.
Уточнение хронологии этих комплексов вносит изменения в историческую интерпретацию археологических памятников. Раньше было принято объединять комплексы с обильной инкрустацией на золотом фоне и относить их только ко второй половине IV-V в. В работе показана их разновременность. Комплексы первой половины V в. распространены от Франции до Волги с центром на Дунае. Именно здесь сложился этот стиль в разноэтничной среде гуннской эпохи и именно здесь, на Западе (на Дунае, Рейне, севере Франции), наиболее чётки критерии для выделения памятников этого времени и на нашей территории, поскольку погребения с таким инвентарём хорошо выделялись здесь своей чужеродностью среди местных древностей. Отсюда этот стиль в период гуннского владычества был занесён на Боспор и на Кавказ.
Все известные северокавказские погребальные памятники этого времени оставлены не гуннами, а местным населением. На Северном Кавказе, в отличие от западных областей, где памятники первой половины V в. хорошо отделяются от памятников второй половины этого столетия (после 453 г.), все древности V в. не расчленяются и составляют единую группу, за исключением могильника Дюрсо, в материалах которого прослеживаются сильные связи с западными областями.
Среди памятников Северного Кавказа имеются некоторые аналогии и степным древностям групп II и III. Для древностей группы III характерны обильное применение зерни и своеобразные формы вещей. Могилы этой группы имеют иную, чем памятники группы I, территорию распространения: от низовьев Дуная до Киргизии. Их, как и Шиповские курганы, надо датировать VII в.
В памятниках VII в. на Северном Кавказе, а также в Башкирии и отчасти в Крыму находят аналогии и степные древности группы II. Есть данные, позволяющие говорить о некоторой синхронности групп II и III степных древностей: они точно засвидетельствованы в комплексах VII в. и лишь предположительно — в VI в.
Вопреки распространённому мнению оказалось, что кочевнических находок VII в. гораздо больше, чем находок гуннской эпохи. Из письменных источников известно, что именно в VII в. прогресс местного кочевого общества привёл к образованию в степях болгарского и хазарского объединений. Если взять территорию Подунавья, то там следы авар второй половины VI в. пока не найдены, так как в период больших войн авары непрерывно кочевали. С упадком внешнего могущества в VII в. образ их жизни стал менее подвижен, и число находок второй половины VII в. сильно возрастает. На Северном Кавказе мало находок V в. Сильно возрастает число находок VII и особенно VIII-IX вв.
Постоянное уточнение археологических дат — закономерный процесс, связанный с быстрыми темпами накопления фактического материала. Всё больше археологов идёт на уточнение и пересмотр датировок раннесредневековых древностей, всё более прочный фундамент подводится под использование археологических материалов для решения широких исторических вопросов.
В заключение я хотел бы высказать свою благодарность всем моим предшественникам, всем, с кем я спорю и с кем солидарен, так как без их изысканий не было бы и этой книги.
[ Иллюстрации: Рис. 1-45. ]
Список сокращений
АП УРСР — Археологiчнi пам'ятки Украïнськой РСР
АС — Археологический съезд
АСГЭ — Археологический сборник Государственного Эрмитажа
ВДИ — Вестник древней истории
ГИМ — Государственный Исторический музей
ЖМНП — Журнал Министерства народного просвещения
ЗООИД — Записки Одесского общества истории и древностей
ИА — Институт археологии АН СССР
ИАК — Известия Археологической комиссии
ИГАИМК — Известия Государственной академии истории материальной культуры
ИСОНИИ — Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института
КГПИ — Краснодарский государственный педагогический институт
КСИА — Краткие сообщения Института археологии АН СССР
КСИИМК — Краткие сообщения Института истории материальной культуры АН СССР
МАД — Материалы по археологии Дагестана
МАДИСО — Материалы по археологии и древней истории Северной Осетии
МАК — Материалы по археологии Кавказа
МАО — Московское археологическое общество
MAP — Материалы по археологии России
МИА — Материалы и исследования по археологии СССР
ОАК — Отчёты Археологической комиссии
СА — Советская археология
САИ — Свод археологических источников
СГУ — Саратовский государственный университет
СНВИК — Саратовский Нижневолжский институт краеведения
СО НИИ — Северо-Осетинский научно-исследовательский институт
ТСА РАНИОН — Труды Секции археологии Российской ассоциации научно-исследовательских общественных наук
ААН — Acta archaeologia hungaricae
АЕ — Archaeologiai ertesitö
АН — Archaeologia hungarica
ESA — Eurasia Septentrionalis Antiqua
----------------------------------------------------
(Опубликовано в: А.К. Амброз. Хронология древностей Северного Кавказа V-VII вв. // М.: 1989. 134 с. ISBN 5-02-009448-Х.)
(Перепечатывается с сайта: http://www.kronk.narod.ru.)