Начало здесь
Так, по мнению В.В. Горбунова, только стабильность находок копий может свидетельствовать в пользу массового применения копейного боя в целом, а их устойчивая дифференциация, указывать на тактическое различие конных формирований90. Правда, стоит отметить, что А.Р. Артемьев считал, что найденные на древнерусских городищах, погибших во время монгольского погрома, наконечники пик (около пятидесяти экземпляров) принадлежали именно нападавшим91. Но на данный момент это подтвердить достаточно сложно, так как памятники Приморья не дают схожего материала92. А если все же допустить, что со временем это и произойдет, то приписать пики тяжеловооруженной коннице будет достаточно сложно, так как их концентрация именно на городских памятниках не может свидетельствовать в пользу принадлежности этих находок последней.
Дело в том, городская застройка значительно уменьшает эффективность таких подразделений, так как узость пространства ограничивает компактность построения и скорость нанесение удара, тем самым сводит на нет все преимущества таранного копейного удара. В то же время в источниках есть свидетельства использования монголами копий при штурмах городов. Так, Рашид ад-Дин приводит подобный эпизод, описывая штурм монголами тангутских крепостей Тукджи и Туксенбэ: «Он издали наблюдал, каким образом воюют его войска; Менгу-каан увидел своего малорослого воина, который, взяз в руку копье, шел на крепостную стену, а против него, с той стороны, продвигался на бой человек с мечом в руке; воин Менгу-каана не отступал, взобрался на стену, поразил копьем в шею (выделено нами. - Ю.К.) того меченосца и поверг его на землю»93.
Однако в ряде источников есть упоминания использования монголами копий и в полевых сражениях. Несколько таких моментов есть у Джувейни: «Поскольку Чингисхан велел захватить его в плен, войско не использовало свои копья и стрелы ...»94. Далее: «Они не запачкали своих мечей их кровью, но, сидя на своих лошадях, отправили их в ад своими копьями»95. И последний: «... притаившись в засаде, наточив свои копья (выделено нами. - Ю.К.) и опоясавшись саблей ...»96. Три подобных эпизода есть и у Рашид ад-Дина при описании ранней истории монголов: «Джилаукан-бахадур, сын Соркан-Ширэ, был весьма храбр и мужествен. Однажды он неожиданно упал с коня на поле битвы, и на него наскакал враг, чтобы его прикончить. Он вскочил и пеший с копьем пошел па конного, напал на него, обратил его в бегство и гнал его около фарсанга»97. Далее: «После того как войско собралось, Кутула-каан и Кадан-бахадур с двадцатью нукерами, которых они имели, поскакали, подняв копья, на войско»98. И последний: «Во время этого сражения случилось и то, что отец Хусун-Эбугана, Тайн-Мэнэн, который был со стороны Кадан-бахадура и лошадь которого также поранили в шею и убили, шел пешим. Его настигло десять всадников-копьеносцев (выделено нами. - Ю.К.). Он обернулся к ним, ударами меча обратил их всех в бегство и выбрался из вражеской среды победителем и победоносным»99. Еще, как минимум, один эпизод указан в «Юань-ши», в описании биографии Субэдэя, когда Хабал гнал овец в подарок Чингиз-хану, и на него напали разбойники: «Хулухур с Субэдэем пришли к нему на подмогу, пиками перекололи этих разбойников, все они упали - кони и люди, только жалкие остатки банды убежали»100. А вот как описывает вторжение монголов в Мьянму Марко Поло: «А татары ... помчались на царскую рать; ... схватились за мечи и копья и побежали друг на друга с остервенением, крепко бились и мечами, и копьями, убивали и коней, и всадников, отсекали руки и головы, резали тела, валялись на земле и мертвые, и раненые»101.
К сожалению, из этих описаний нельзя сказать ничего конкретного о приемах владения копьем. В то же время доминиканец Винсент из Бове в своей энциклопедии «Историческое зерцало» прямо указывает, что монголы используют только простую колющую тактику: «... лишь очень немногие используют копья. И когда используют их, то наносят удары сбоку» (выделено нами. - Ю.K.)102. Косвенные свидетельства этому находим у Рашид ад-Дина при описании ранней истории монголов: «Кутула-каан так сильно ударил копьем Турунк-Култана, что оно, пронзив его кольчугу, вошло в мясо предплечья и, пройдя по кольчуге и основанию плеча, засело в нижней части его ноги»103. То есть здесь отчетливо читается удар сверху вниз. А у польского хрониста Яна Длугоша приводится колющий удар наоборот, снизу вверх, при описании им гибели силезского князя Генриха Блогочестивого в битве при Лигнице: «Но когда поднял правую руку, желая ударить татарина, заступившего ему дорогу, другой татарин ткнул его копьем под мышку»104. Пусть читателя не смущает, что здесь мы цитируем более позднего хрониста. Дело в том, что Ян Длугош при составлении своей «Истории Польши» пользовался достаточно большим количеством документов, а также более ранними русскими, венгерскими, литовскими, чешскими, орденскими и польскими хрониками, которые до наших дней не сохранились105. Видимо, описание битвы при Лигнице им было заимствовано именно из такого документа, так как только у этого автора имеется столь детальное описание данного сражения.
Между тем у Рашид ад-Дина есть еще два интересных свидетельства из ранней истории монгол, где описывается применение монголами копий, похожее на таранные удары: «Так как Чингиз-хан неоднократно воевал с тайджиутами и дал им ряд сражений, то, в конце концов, в последнем сражении Джилаукан-бахадур схватился с Таргудай-Кирилтуком, государем тайджиутов, который был чрезвычайно храбр, высок ростом и дороден, а Джилаукан-бахадур имел рост небольшой. Он ударил копьем в пах Кирилтука и хотел его сбить и сбросить с коня, но не смог, опустил копье, другой конец которого ударился в землю, и поднатужился, чтобы оно пронзило лобок Таргудая и воткнулось в живот»106. И далее: «Кадан-бахадур поднял копье и вышел против Мэнэна. Он с такой силой ударил копьем по седельной луке коня, что пробій седло, достал копьем до теза коня, поранил его и обоих, человека и коня, сбросил наземь. В течение года Мэнэн страдал от этой раны. Когда он оправился, они вновь оба вторично вступили в бой, в местности, название которой ... Кадан-бахадур с такой силой ударил копьем в спину Мэнэна, что оно пронзило живот, и убил его» (выделено нами. - Ю.К.)107. Еще один примечательный эпизод упомянут в «Сокровенном Сказании» в описании битвы при Халахалджин-Элэт: «... Чжурчедай и Хуилдар выстроили перед лицом Чингис-хана своих Уруудцев и Манхудцев. ... Тут ударил на них Тумен-Тубегинский Ачих-Шурун. Ударил и сбил копьем (выделено нами. - Ю.К.) Хуилдара Ачих-Ширун»108. Действительно, эти описания очень сильно похожи на описание копейных таранных ударов, оставленное арабским писателем и полководцем Усамой ибн Мункызом чуть более столетия ранее109.
В «Летописце Даниила Галицкого» есть весьма любопытный эпизод при описании битвы на Калке: «Данилъ же выеха напередь, и Семеонъ Олюевичъ и Василко Гавриловичі, потькоша в полкы татарскіа; Василкови же збоденьну бысть, а самому Данилу вбоденьну бывшю в перси»110. Из него следует, что волынская знать выехала впереди своих боевых порядков сразиться на копьях – «потькоша в полкы татарскіа» (то есть буквально - проткнуть копьем татарский строй. -Ю.К), но сами были поражены копьями – «збоденьну бысть → вбоденьну бывшю» (то есть – поколоты. - Ю.К.).
На первый взгляд, из этих эпизодов следует, что монголы могли знать копейный таранный удар. Но дело в том, что таранный копейный удар очень часто путают с копейным колющим ударом, который наносится двумя руками. В свою очередь, первый характерен почти исключительно для западноевропейского военного дела, а второй - для восточного. Описание классического таранного удара дано у упомянутого выше Усамы ибн Мункыза, который жил в эпоху Крестовых походов, тем самым имел хорошую возможность его наблюдать и оценить: «Я считаю, что всякий, кому случится биться копьями, должен прижать руку с копьем и локоть к своему боку, предоставив коню делать то, что он захочет, во время удара. Ведь если он пошевелит рукой с копьем или вытянет ее, удар не оставит следа и дюке царапины» (выделено нами. - Ю.К.)111.
Ввиду вышесказанного следует подчеркнуть, что колющий копейный удар, наносившийся двумя руками, не является таранным, так как не обладает статичностью, на необходимость которой указывает Усама ибн Мункыз. Его яркие описания находим еще у Прокопия Кесарийского: «Андрей поразил его копьем в правую сторону груди. Не выдержав удара этого исключительно сильного человека, перс свалился с коня на землю. И, когда он навзничь лежал на земле, Андрей короткан ножом заколол его ...». И далее: «Оба они, охваченные сильным воодушевлением, с копьями, устремились друг на друга; копья их, ударившись о броню, отскочили назад (выделено нами - Ю.К), а кони, столкнувшись друг с другом головами, упали и сбросили с себя всадников»112. Несмотря на то, что мы цитируем источник более раннего времени, в нем легко угадываются реалии византийцев и сасанидского Ирана, поскольку на Востоке техника этого удара не менялась с сасанидского периода, также использовали ее и византийцы.
Оба этих пассажа весьма похожи с двумя вышеприведенными фрагментами из сочинения Рашид ад-Дина. Так, из текста описания поединка между Джилаукан-бахадуром и предводителем тайджиутов Кирилтуком следует, что Джилаукан-бахадур не смог нанести повреждение ударом копья противнику и лишь только, навалившись на копье, смог вогнать его наконечник в тело тай-джиута. При этом из контекста очевидно, что удар копьем он наносил обеими руками, так как в дальнейшем он перехватил вторую руку, из-за чего конец копья упал на землю. Схожую ситуацию мы видим и во втором пассаже Прокопия Кесарийского – копья у поединщиков не смогли пробить доспехов и от силы удара вылетели из рук всадников, о чем собственно и предупреждает Усама ибн Мункыз. В остальных двух эпизодах описаны достаточно мощные удары. У Рашид ад-Дина Кадан-бахадур в первом случае смог пробить седло и ранить противника вместе с лошадью, во втором – при ударе в спину копьем, оно прошло в брюшную полость. А у Прокопия Кесарийскою Андрей, слуга византийского полководца Вузы, выбил всадника из седла, правда, судя по контексту, не смог пробить его доспеха, так как пришлось добивать ножом ошеломленного противника.
Между тем у Усамы ибн Мункыза описываемые таранные удары несут более мощное воздействие: «Он принял участие в этой битве, надев позолоченный панцирь: его поразил копьем в грудь франкский рыцарь ..., так что копье прошло через спину ...»113. «Из замечательных ударов копьем мне пришлось видеть один, который нанес как-то рыцарь из франков ... нашему всаднику. ...У него было рассечено три ребра с левой стороны и три ребра с правой стороны. Острие копья ударило ему в локоть и отделило его, как отделяет сустав мясник»... «Он ударил копьем двух всадников, стоящих рядом, и сбросил их обоих вместе»... «Он ударил одного из рыцарей, рядом с которым был другой... Якут свалил и всадников, и лошадей»114.
Если монголы все же использовали таранный копейный удар, то это должны подтверждать и косвенные данные - составляющие этого приема. В нашем случае для таранного копейного удара важно учитывать два фактора: наличие щита и крупных пород лошадей. Именно щит служил противодействием такому приему во время тренировок и междоусобных войн, а лошадь должна быть способной нести всадника в доспехе (а для монголов М.В. Горелик считает еще и обязательным наличие конского доспеха) и выдерживать столкновение, чтобы не опрокинуться при ударе.
Что касается щитов, то об использовании их монголами сообщают всего два источника. Наиболее подробно монгольские щиты описывают южно-сунские дипломаты Пэн Да-я и Сюй Тин, которые посещали монголов в 30-х гг. XIII в.: «Черные татары имеют также прямоугольные щиты, сплетенные из кожи, а вместо бамбука в их каркасе – ива. Ширина щита – 3 цунь, а длина – в полтора раза больше ширины. Есть еще круглые плетеные щиты специально для воинов передовой линии атаки, носящих их на локте. Их используют, когда черные татары спешиваются и только лишь стреляют из лука. чтобы сокрушить противника. Черные татары имеют также круглые железные щиты, заменяющие шлемы. Их берут ради удобства быстрых разворотов и увертываний, когда проникают в бою в строй противника. Есть еще деревянные щиты на шестах, являющиеся приспособлен июни для укрытия от камнеметов противника (выделено нами. - Ю.К.) при атаке городов»115. Из подробного описания становится очевидным, что здесь речь идет преимущественно об использовании монголами инженерных и станковых щитов для создания легких полевых и осадных укреплений. Что касается «железных щитов, заменяющих шлемы», то тут не понятно, что именно хотели сказать авторы, но по способам действия ими «удобства быстрых разворотов и увертываний», они явно были предназначены не для парирования таранных ударов. В то же время автор другого свидетельства, папский легат Джованни из Пьян дель Карпине, говорит прямо: «Щит у них сделан из ивовых или других прутьев, но мы не думаем, чтобы они носили его иначе как в лагере и для охраны императора и князей, да и то только ночью» (выделено нами. - Ю.К.)116. Это подтверждает и доминиканец Винсент из Бове: «Щиты не используют...» (выделено нами. - Ю.К.)117.
Остальные современники, которые описывают оружие, военное дело или подробный ход завоеваний, ничего об использовании монголами щитов не сообщают. Таким образом, можно смело угверждать, что щитов монголы, за исключением инженерных, не использовали.
В отношении второй составляющей таранного удара – крупных лошадей – не все так однозначно. Дело в том, что монгольская лошадь – это достаточно небольшое животное, о чем прямо говорят современники. «Лошади у них малорослые, но сильные, легко переносящие голод и трудности, ездят они на них верхом на крестьянский манер...» (выделено нами. - Ю.К), – свидетельствует Фома Сплитский118. То же сообщает Рикольдо Пеннини: «Ездят они верхом на мелких лошадях (выделено нами - Ю.К), похожих на коз»119. А вот свидетельство пленного англичанина, который находился на службе у монголов в качестве лазутчика и которого лично допрашивал в 1241 г. правитель Австрии герцог Фридрих II Бабенберг: «.... Они привычны не к очень рослым, но очень выносливым коням...» (выделено нами. -Ю.К.)120.
Если обратиться к метрическим данным, то, к примеру, остеологический материал даже более поздней Золотой Орды дает средний рост основной массы конского поголовья в холке – 128-136 см121. При таких же размерах современные представители монгольской породы лошадей весят около 300 кг122. При этом лошади якутской породы, которые чуть превосходят в размерах монгольских коней, способны нести вес в пределах всего 80-100 кг.123 Таким образом, если учесть собственный вес воина и вес используемого им вооружения и снаряжения, то общий вес, который несла лошадь, мог подходить к критическому, и это без учета использования конского доспеха, который М.В. Горелик считает чуть ли не маркером монгольской «латной конницы»124.
Однако у английского монаха-бенедикца Мэтью Париса можно найти следующее сообщение: «У них большие и сильные кони (выделено нами. - Ю.К ), которые питаются листьями и даже ветками и корой деревьев. На них татары взбираются по трем ступенькам, словно по трем уступам вместо стремян, так как у них, татар, короткие ноги»125. Как известно, при написании своего компиляционного труда значительную часть материапа Мэтью почерпнул из королевского архива126. Между тем ни о каких специальных посадочных ступеньках-уступах у монголов из других нарративных источников больше не известно. Более того, археологические материалы четко показывают, что монголы использовали именно стремена127.
С другой стороны, можно предположить, что здесь речь идет об импортных или захваченных в каких-то других странах лошадях. Так, в письме императора Священной Римской Империи Фридриха II Гогенштауфена, адресованном английскому королю Генриху III, сообщается следующее: «Но, о чем не без сожаления можно сказать, теперь-то они вооружились награбленным у побежденных христиан оружием, лучшим и более красивым ... Кроме того, теперь они владеют лучшими конями (выделено нами. - Ю.К), вкушают изысканные яства, наряжаются в красивейшие одежды»128. Свидетельства об использовании монголами захваченных коней можно найти и при описании Мухаммадом ан-Насави битвы между одним из сыновей хорезмшаха Ала ад-Дина Мухаммеда и монгольским отрядом близ селения Вашта в 1221 г.: «Из них (то есть монголов.-Ю.К.) спаслись лишь всадники на скакунах...·» (выделено нами. - Ю.К,)129. О том, что в этом пассаже речь идет именно о захваченных монголами конях, указывает выделение ан-Насави в своем труде «Сират ас-султан Джалал ад-Дин Манкбурны» («Жизнеописание султана Джалап ад-Дин Манкбурны») лошадей монгольской породы130.
В свою очередь, способ кормления этих лошадей («... питаются листьями и даже ветками и корой деревьев») (выделено нами. - Ю.К), скорее всего, указывает именно на неприхотливых лошадей монгольской породы. Император Священной Римской Империи Фридрих II Гоген-штауфен так описывает неприхотливость монгольских лошадей: «... кони их, которых они ведут с собой, довольствуются древесной корой и листьями, и корнями трав; и все же в нужный момент они всегда оказываются чрезвычайно быстрыми и выносливыми»131. А вот свидетельство Джованни из Пьян дель Карпине: «Они нам ответили, что если мы поведем в Татарию тех лошадей, которые у нас были, то они все могут умереть, так как лежали глубокие снега, и они не умели добывать копытами траву под снегом, подобно лошадям татар, а найти им для еды что-нибудь другое нельзя, потому что у татар нет ни соломы, ни сена, ни корму»132. Практически то же самое сообщает и современник монгольского нашествия на мусульманский Восток Ибн аль-Асир (1160-1234 гг.) в своем груде «Аль-кямиль фи т-тарикх» («Совершенство по части летописания»): «Животные же их, на которых они ездят, сами разгребают землю своими копытами и едят корни растений, не зная ячменя»133. Таким образом, скорее всего, в данном пассаже Париса мы имеем дело с искажением фактов, вызванным страхом перед вторжением монголов. Такие моменты в его труде встречаются достаточно часто134.
Между тем ряд источников все же свидетельствует об использовании конского доспеха монголами. Например, о монгольском конском доспехе сообщает Джованни из Пьян дель Карпине, бывший у монголов между 1245-1247 гг.: «... у них есть также вооруженная лошадь ...»135. Он же приводит и наиболее полное описание конструкции конских доспехов: «Некоторые имеют латы, а также прикрытия для лошадей из кожи, сделанные следующим образом: они берут ремни от быка или другого животного шириною в руку, заливают их смолою вместе по три или по четыре и связывают ремешками или веревочками; на верхнем ремне они помещают веревочки на конце, а на нижнем - в середине, и так поступают до конца; отсюда, когда нижние ремни наклоняются, верхние встают, и таким образом удваиваются или утраиваются на теле. Прикрытие лошади они делят на пять частей: с одной стороны лошади одну, а с другой стороны - другую, которые простираются от хвоста до головы и связываются у седла, а сзади седла на спине и также на шее; также на крестец они кладут другую сторону, там, где соединяются связи двух сторон; в этом куске они делают отверстие, через которое выставляют хвост, и на грудь также кладут одну сторону. Все части простираются до колен или до связей голеней; и пред лбом они кладут железную полосу, которая с обеих сторон шеи связывается с вышеназванными сторонами. ... У некоторых же все то, что мы выше назвали, составлено из железа следующим образом: они делают одну тонкую полосу шириною в палец, а длиною в ладонь, и таким образом они приготовляют много полос; в каждой полосе они делают восемь маленьких отверстий и вставляют внутрь три ремня плотных и крепких, кладут полосы одна на другую, как бы поднимаясь по уступам, и привязывают вышеназванные полосы к ремням тонкими ремешками, которые пропускают чрез отмеченные выше отверстия; в верхней части они вшивают один ремешок, который удваивается с той и другой стороны и сшивается с другим ремешком, чтобы вышеназванные полосы хорошо и крепко сходились вместе, и образуют из полос как бы один ремень, а после связывают все по кускам так, как сказано выше. И они делают это как для вооружения коней, так и людей»136.
Следующее сообщение находим в «Летописце Даниила Галицкого» под 1250 г. При описании войска князя Даниила Романовича, которое он привел на помощь венграм, мы читаем: «Данила же приде к нему, исполни вся люди своѣ. Нѣмьци же дивящеся оружью татарьскому (выделено нами. - Ю.К), бѣша бо кони в личинахъ и в коярѣхъ кожаныхъ ...»137. Об использовании конского доспеха монголами свидетельствует и Хетум Патмич.: «...панцири, они сами и их лошади носят таковые из кожи»138.
В то же время у Джованни из Пьян дель Карпине есть прямое указание на то, что «бронированные» кони поставлялись монголам извне: «... некий начальник одной области привел ему много верблюдов с попонами из балдакина, и на них положены были седла с какими-то снарядами, внутри которых могли сидеть люди, и, как мы думаем, верблюдов было сорок или пятьдесят, а также много коней и мулов, прикрытых бляхами или вооруженных, причем у некоторых бляхи были из кожи, а у некоторых из железа»139. К сожалению, путешественник не уточнил, из какой именно области был этот «начальник». Можно лишь предположить, что этой областью могла быть современная китайская провинция Юньнань, она ближе других регионов к Монголии, где были рослые лошади. На это указывает чиновник хана Хубилая венецианец Марко Поло: «В этой стране, скажу вам еще, водятся рослые кони ... Верхом они ездят по-французски, вытянув ноги» (выделено нами. - Ю.К.)140.
То есть перед нами, помимо свидетельства наличия мощных рослых лошадей, еще и наличие характерной посадки в седле, которая была маркером западноевропейского таранного копейного удара. Между тем государство Дали, которое располагалось на территории этой китайской провинции, было захвачено Хубилаем только в 1253 г. До этого никаких данных о контактах монголов и этого государства в нашем распоряжении нет. В свою очередь, в Сокровенном сказании приведен один весьма интересный указ каана Угэдэя: «Между тем Чормахан-хорчи привел к покорности Багдадский народ. Получив известия, что тамошняя земля хороша и славится хорошими товарами, Огодай-хан повелел Чормахан-хорчину оставаться там в должности баскака-танмачи и ежегодно поставлять ему следующие местные произведения: ... длинношеих и длинноногих западных коней, темногнедых верблюдов-элеут, ..., верблюдов-кичидут, вьючных мулов-хачидути обыкновенных»141. Как мы видим, перечень поставляемых животных у Джованни из Пьян дель Карпине и в Сокровенном сказании полностью совпадает, что дает нам право утверждать: мощные рослые кони поставлялись монголам именно с Ближнего Востока. Косвенно это подтверждает и сообщение Рашид ад-Дина: «... Борак отправил с посольством к его величеству Абага-хану, чтобы он попросил у него красивых и жирных коней»142. Правда, приведенный им эпизод относится чуть к более позднему времени, но это лишь может указывать на то, что такая практика сохранялась на протяжении всего ХШ в. Из его сообщений известно и о том, что на этой территории имел широкое распространение и конский доспех: «Прошел сильный ливень, так что большая часть панцирей и конских доспехов (выделено нами. - Ю.К.) попортилась», – упоминает Рашид ад-Дин при описании противостояния хулагидского принца Газана и мятежных эмиров в 1289 г.143
Между тем обращает на себя внимание то, что, исходя из указа Угэдэя, приведенного в Сокровенном сказании, поставки рослых лошадей должны были начаться с середины 30-х гг. ХШ в., так как именно к этому времени относится установление контроля над частью ближневосточных территорий Чормаганом. В свою очередь, свидетельства использования конского доспеха монголами относятся не ранее чем к концу 40-х - 50-м гг. ХШ в. Видимо, монголы не сразу освоили новые традиции или же использовали их весьма ограниченно. Косвенно об этом свидетельствует и молчание о монгольском конском доспехе очевидцев их вторжения в Европу.
В то же время, начиная с 1218 г., в источниках встречаются свидетельства о хорошо вооруженных и даже тяжеловооруженных отрядах монголов. Выше мы приводили сообщение относительно кортежа даосского духовного лидера Чан-чуня. В свою очередь, корпус, который вторгся в Грузию под предводительством Джэбэ и Субэдэя в 1220 г., в описании Киракоса Гандзакеци представлен как: «... огромное множество войск в полном снаряжении ...»144.Так же, то есть «в полном вооружении», автор характеризует отряд монголов, который в 1236 г. захватил г.Гандзак145. Отряд, который монголы специально выделили в том же году для захвата резиденции ишхана Шахиншаха г.Лори, он называет «... отборные, хорошо вооруженные части...»146. Рассказывая о захвате Хаченского княжества, Гандзакаци сообщает: «Некоторые из их военачальников с хорошо снаряженным, тяжеловооруженным войском и всем лагерным имуществом вторглись в нее» (здесь имеется в виду страну. - Ю.К.)147. В свою очередь, Джувейни, описывая подавление восстания Тараби в г.Бухара в 1239 г., указывает, что при поддержке местных феодалов монголы «собрали превосходно снаряженное войско»148. Также, рассказывая о подавлении восстания Бачмана в Поволжье в том же году, историк сообщает: «Князь Менгу-каан приказал построить двести кораблей и в каждый из них посадить сто монголов в полном вооружении» (выделено нами. - Ю.К.)149. О том же свидетельствует и Рашид ад-Дин150. И, наконец, описывая курултай 1246 г., Джувейни характеризует его участников: «... прибыли и царевичи, каждый со своими конниками и слугами, своим войском и своей свитой. Блеск их платья и снаряжения ослепил глаза людей ...»; и далее: «Соркотани-беки и ее сыновья прибыли первыми в таких нарядах и с таким снаряжением, каких глаза не видели, и уши не слышали» (выделено нами. -Ю.K.)151.
Но, если внимательно вникнуть в суть этих сообщений, то мы увидим, что перед нами отряды, специально сформированные для выполнения особых задач. В первом случае – корпус, направленный для глубокого рейда, изначально посланный для поимки правителя Хорезма, в двух случаях – формирования для скорейшего подавления восстаний, в других случаях – отряд для захвата резиденции одного из правителей и кортежи правителей, прибывших на курултай. Еще в одном случае – отряд для захвата г. Гандзака, в котором, как свидетельствует армянский хронист, находился достаточно хорошо вооруженный гарнизон и которому все же удалось прорваться из города и уйти152. Исключение составляет лишь захват Хаченского княжества, но, по свидетельствам Мухаммад ан-Насави, при захвате Хорезма монголы захватили большое количество оружия: «А из вещей, оружия, рабов и снаряжения татары захватили столько, что сами стали богаты, а их вьюки тяжелы»153.
Таким образом, мы видим ту же практику, что и с охраной кортежа Чан-чуня, то есть в особых случаях монголы могли концентрировать воинов с усиленным вооружением в единые подразделения. Более того, та же практика могла применяться монголами и непосредственно в ходе сражений, о чем свидетельствует, например, Сюй Тин: «При сокрушении сильного построения войск противника и взятия позиций сполна применяют на острие атаки воинов в доспехе из скрепленных кож. Должны быть впереди, как правило, из каждых десяти атакующих таких трое»154. Это подтверждает и эпизод из биографии Джафар-ходжи, засвидетельствованный в «Юань-ши», при прорыве монголов к цзиньскому г.Нанькоу: «Если идти отсюда на север, то есть в лесу Хэй-шулинь нехоженая дорога, всадники смогут пройти по одному, я сам там когда-то часто проходил. ... Тай-цзу тогда приказал Джафару быть проводником впереди на коне и без лат»155. О том, что это именно усиление рядов атакующих, а не использование тяжелой конницы, говорят дальнейшие строки Сюй Тина: «Обычно, при столкновении с противником, боевой строй черных татар таков: рассыпной, по 4-5 человек в группе, так чтобы они никоим образом не скапливались в толпы, которые смогут быть охвачены противником. Вообще же, если черные татары применяют пеший порядок, то в регулярном строю, а если конницу – то в рассыпном строю» (выделено нами. - Ю.К.)156. Как видим, ни о каких плотных построениях нет и слова. В то же время у сунского чиновника Лю Кэ-чжуана (1187-1269) в панегирике «Ду Гао шэньдаобэй» («Стела на пути духа Ду Гао») указывается, что монголы ценили воинов, имеющих доспех, и «расходовали» их экономно: «Войско багатуров посылало всех приговоренных к смерти на укрепления, тем самым за счет смертников замещалось использование латников ...»157. В свою очередь, армянский историк Григор Акнерци указывает, что в качестве ударных частей в кампаниях на Ближнем Востоке монголы использовали войска кавказских вассальных правителей: «Причиною этих побед были те же грузинские и армянские князья, которые, образуя передовые отряды, с сильным натиском бросались на неприятеля; а за ними уже татары пускали в дело свои луки и стрелы» (выделено нами. - Ю.К.)158.
Продолжение здесь