Обзор типологий наконечников ножен мечей
Являясь яркими и выразительными предметами материальной культуры, наконечники ножен мечей давно привлекали внимание исследователей. Отдельным вопросам распространения и хронологии наконечников ножен посвящены многочисленные работы как российских, так и зарубежных исследователей (Ame 1913; Корзухина 1950; Paulsen 1953; Kazakevicius 1992, 1998; Ениосова 1994; Ambrosiani 2001; Кулаков, Иов 2001; Плавшски 2001; Михайлов, Носов 2002; Janowski 2006; Liwoch 2008). На сегодняшний день, с нашей точки зрения, актуальной остаётся проблема адекватной классификации накопленного материала.
Наиболее объёмной на сегодняшний день остаётся монография немецкого исследователя П. Паульсена, в которой рассмотрено более 260, известных к середине прошлого века, наконечников ножен мечей X-XIII вв., найденных на территории Европы (Paulsen 1953). Исследователь выделил семь орнаментальных мотивов, внутри которых в зависимости от особенностей орнаментации разделил наконечники на группы. В ряде групп дальнейшее деление происходит, в том числе, и исходя из особенностей морфологии наконечников (рис. 1).
The article is dedicated to the published announcement of the sword’s chapes found on the territory of Gnezdovo. It contains information about 22 chapes found in different periods of time some while the archaeological excavations and other as the stray finds. On the basis of revised Paulsen’s typology the sword’s chapes from Gnezdovo are subdivided into four groups of openwork chapes: with a bird motif, with a motif of combinedfigures of a human and a bird, with a quadruped motif, with a human figure motif dated back to the 2nd half of the 10th cent. and into one group of solid sword’s chapes dated back to the end of the 10th - the beginning of the 11th cent. The majority of Gnezdovo openwork sword’s chapes have analogy among Scandinavian finds and, most likely, they were imported. At the same time, a number of sword’s chapes, which do not have Northern parallels, must have been produced both in Gnezdovo itself and in other Old Russian settlements. What is more, the technological methods and the nature of the metals were taken over from the Scandinavian jewellers’ art.
Предложенная П. Паульсеном типология до сих пор используется при анализе как отдельных наконечников, так и их региональных серий. Так, например, типология П. Паульсена легла в основу типологии, предложенной В. Казакявичусом для наконечников, происходящих с территории расселения балтских племён (Каzаkеvicius 1998). В принципе, различия в типологиях состоят в несколько иной группировке типов наконечников внутри групп, а также, в виду того, что типология В. Казакявичуса рассматривает ограниченные в типовом многообразии наконечники только с территории балтов, ином цифровом обозначении типов. Также в работе вводится несколько новых типов наконечников ножен, не учтённых типологией П. Паульсена.
В последнее десятилетие издано большое количество работ польских исследователей, посвященных наконечникам ножен мечей. П. Сикора на основе анализа 75 предметов предложил свою типологию наконечников ножен, происходящих с территории расселения западных и восточных славян1 (Sikora 2003). Она также основана на особенностях орнаментального мотива и во многом схожа с типологией П. Паульсена. В то же время исследователь предлагает отличное от П. Паульсена деление некоторых групп наконечников. А. Яновский на основе типологии В. Казакявичуса рассмотрел 27 бронзовых и серебряных наконечников ножен, найденных на территории Польши (Jаnоwski 2006). М. Парчевский в статье, посвященной отдельному наконечнику, также затронул вопросы типологии, предложив иную группировку типов внутри одной из групп наконечников (Раrсzеwski 2003).
Наконечники с мотивом птицы | Наконечники с мотивом четвероногого зверя | ||||
Скандинавская группа | Шведско- варяжская группа |
Скандинавская группа | Шведская группа | Наконечники со звериным мотивом балтийского региона | Наконечики со свернувшимся зверем и пальметтой |
I-1a |
I-2a |
II-1 |
II-2 |
II-3 |
II-4 |
I-1a |
I-2b |
II-1 (вариант) |
II-2 (вариант) |
II-4 (вариант) |
|
I-2b |
|||||
I-2d |
|||||
Рис. 1. Типология наконечников ножен мечей X века П. Паульсена. Fig. 1. Typology of sword’s chapes from 10th cent. after P. Paulsen. |
Типологию ажурных наконечников ножен «эпохи викингов», основанную на отличном от П. Паульсена подходе, предложила Н. В. Ениосова (Ениосова 1994, 100-121). В своей типологии она значительное место отвела учёту морфологических признаков, таких как форма нижней и верхней рамок, отсутствие или наличие прилива-ножки, соотношение высоты и ширины и т.д. Морфология наконечников сыграла важную роль уже при выделении групп и подгрупп. Непосредственно типы и варианты наконечников внутри групп и подгрупп выделяются исходя исключительно из орнаментальных особенностей (рис. 2). Последнее обстоятельство привело к тому, что полученный результат (на уровне типов) по большей части схож с типологией П. Паульсена (табл. 1).
Подгруппа A-1 | Подгруппа A-2 | Подгруппа B-1 | Подгруппа B-2 | ||||
A-1-1 |
A-1-2 |
A-2-1 |
A-2-2 |
A-2-3 |
B-1-1 |
B-2-1 |
B-2-2 |
A-1-1a |
A-1-2a |
A-2-1a |
A-2-3a |
||||
А-1-2б |
|||||||
Рис. 2. Типология наконечников ножен мечей Н. В. Ениосовой. Fig. 2. Typology of sword’s chapes after N. V. Eniosova. |
Но, с нашей точки зрения, схема, предложенная Н. В. Ениосовой, не всегда адекватно отражает особенности изучаемого материала. Например, нельзя признать удачным выделение двух подгрупп наконечников «с птицей» на основании формы нижней части рамки: В-1 – с «почти плоской нижней частью рамки»; В-11 – «с вытянутым нижним краем обрамления»2. В результате, в разные подгруппы попадают орнаментально идентичные наконечники, отличающиеся только наличием или отсутствием уплощения в нижней части рамки. Происхождение этого уплощения можно объяснить тем, что вследствие незначительной толщины (в некоторых случаях менее 1 мм), основание при соприкосновении наконечника ножен с поверхностью земли постепенно прогибается или же стирается3. Уплощение может повторяться и усиливаться при использовании наконечника в качестве модели-оттиска для новых литейных форм (ibidem, 108-109). Также некоторые наконечники имеют уплощённо-округлую форму нижней части, на основании которой отнести наконечник к той или иной подгруппе сложно в виду отсутствия чётких критериев.
П. Паульсен (1953) | Н. В. Ениосова (1994) | В. Казакявичус (1998) | П. Сикора (2003) | С. Ю. Каинов (по материалам Гнёздова) |
I.1 | А-1-2 | Ib1 | IIb1 | Гн-II.1 |
I.1 (вариант) | А-1-2а | Ib2 | IIb2 | |
А-1-26 | Ib3 | |||
I.2a | B-1-1; B-2-1; B-2-2 |
Ia | Ia | Гн-I.1.3 |
I.2b | Гн-I.1.1 | |||
I.2c | Ib | |||
I.2d | Гн-I.2 | |||
II.1 | А-2-1 | IIа | IIIb1 | Гн-III.1 |
II.1. (вариант) | А-2-1а | IIIb2 | ||
II.2 | А-2-2 | IIb | ||
II.2 (вариант) | А-2-3а | IIIa | Гн-III.2 | |
II.3 | А-1-1 | IIc | ||
А-1-1а | IIa1 | Гн-IV.1 | ||
II.4 | А-2-3 | IIa2 | ||
II.4 (вариант) | ||||
Табл. 1. Соотношение некоторых типологий наконечников ножен мечей X века. Обозначение групп и подгрупп наконечников ножен в типологии П. Паульсена: I-1 – «скандинавская группа наконечников с мотивом птицы»; I-2 (а, Ь, с, d) – «шведско-варяжская группа наконечников с мотивом птицы»; II-1 – «скандинавская группа наконечников с мотивом четвероногого животного»; II-2 – «шведская группа наконечников с мотивом четвероногого животного»; II-3 – «наконечники со звериным мотивом балтийского региона»; II-4 – «наконечники с мотивом четвероногого животного, дополненным пальметтой». Table 1. Relations between some typologies of the sword’s scabbard chapes from 10th cent. Designation of the groups and subgroups of the scabbard chapes in P. Paulsen’s typology: I-1 – Scandinavian group of chapes with the bird motif; I-2 (a, b, c, d) – Swedish-Varangian group of chapes with the bird motif; II-1 – Scandinavian group of chapes with a quadruped motif; II-2 – Swedish group of chapes with a quadruped motif. II-3 – chapes with an animal motif of Baltic region; II-4 – chapes with a quadruped motif with a palmette added. |
Форма наконечника ножен может определяться как технологическими моментами, так и особенностями эксплуатации, и при этом разные по форме наконечники могут иметь один устойчивый орнаментальный мотив. Эта устойчивость определяется и самой технологией изготовления наконечников – литьё в глиняные формы с помощью промежуточных моделей. Подобная технология приводила к «появлению серий наконечников довольно стандартного облика, различающихся в мелких деталях». Различия могли возникать в результате доработки «непроливов» деталей наконечника как в воске (на стадии изготовления восковой модели), так и в металле уже после отливки (ibidem, 109). «Доработанные» наконечники, в свою очередь используемые как модели для изготовления форм, образовывали новые серийные варианты наконечников.
Цель данной статьи – максимально полная публикация коллекции наконечников ножен мечей, найденных в Гнёздове как при археологических работах, так и в результате несанкционированных обследований территории памятника при помощи металлодетекторов и в настоящее время находящихся в частных собраниях.
Группа I | Группа II | Группа III | Группа IV | Группа V | ||
Тип 1 | Тип 2 | Тип 1 | Тип 2 | |||
Рис. 3. Типология наконечников ножен мечей, найденных в Гнёздове. Fig. 3. Typology of sword’s chapes from Gnezdovo. |
С нашей точки зрения типология наконечников ножен должна базироваться на учёте, в первую очередь, особенностей орнаментального мотива, как это уже было сделано в типологии П. Паульсена. Учёт морфологических особенностей возможен на уровне выделения вариантов наконечников. При анализе гнёздовской коллекции в типологию П. Паульсена были внесены исправления и дополнения, позволяющие более адекватно отразить существующее многообразие наконечников.
В виду относительно малочисленной коллекции наконечников мы не ставили своей задачей создание новой универсальной типологии. Имеющийся в нашем распоряжении материал был разделён на группы в зависимости от орнаментального мотива. В ряде случаев, когда позволяет количество и сохранность материала, на основе учёта орнаментальных особенностей предложено подразделение наконечников внутри групп на типы и варианты (рис. 3). Дальнейшая работа по разработке новой типологии наконечников ножен будет продолжена с учётом, по возможности, большего количества наконечников, как найденных на территории Древней Руси, так и за её пределами.
Всего по имеющимся данным из Гнёздова происходит 22 наконечника ножен. Из них 12 экземпляров найдены при археологических работах, ведущихся на памятнике с 1874 года, остальные обнаружены случайно или при помощи металлодетекторов. Один наконечник известен только по архивным материалам.
Восемнадцать экземпляров принадлежат к так называемым ажурным наконечникам, четыре относятся к «непрорезным» наконечникам. Семь наконечников найдены при раскопках курганов, четыре – городища, остальные найдены на территории селища.
В зависимости от орнаментального (иконографического) мотива наконечники можно подразделить на следующие группы (рис. 3).
Гн-I. Наконечники с мотивом птицы
В эту группу включены наконечники с вписанной в рамку фигурой птицы с распростёртыми крыльями и направленной вверх головой. Верхняя часть рамки также оканчивается выступом в форме направленной вверх и повёрнутой вбок птичьей головы. В типологии П. Паульсена данные наконечники включены в «шведско-варяжскую» группу наконечников с мотивом птицы, разделенную на четыре подгруппы (a, b, c, d), в зависимости от особенностей как морфологии так и орнаментики (Paulsen 1953, 22-35).
Всего в Гнёздове найдено 11 (10+1?) наконечников с мотивом птицы (№№ 1-10, 19? в Каталоге наконечников). С нашей точки зрения они чётко подразделяются на два типа, отличающихся характером орнаментации.
Отличительной чертой первого типа наконечников с мотивом птицы является наличие линейной орнаментации на рамке наконечника и чётко детализированной фигуры птицы. Также для всех наконечников этого типа характерны утолщения на шее и на хвосте птицы.
К этому типу относятся четыре гнёздо-вских наконечника, один из которых найден в погребении (Сок.-1882/Ц-184), два на территории городища, один на селище (№№ 1-4 в Каталоге).
Несмотря на отмеченные выше общие признаки, которые объединяют их в один тип, некоторые орнаментальные детали позволяют говорить о вариантах орнаментации внутри этого типа наконечников.
К первому варианту (Гн-1.1.1) относится наконечник с изображением птицы, у которой крылья и хвост проработаны линиями, имитирующими оперение (рис. 4:1, фото 1:1). Хвост широкий, разделённый на 3-4 пера5. На перьях и верхней части крыльев птицы нанесены маленькие точки. На спине птицы прочерчена ромбовидная фигура. Внешний и внутренний края боковых частей рамки подчёркнуты двумя линиями, между которыми нанесена «лестничная» плетёнка. Нижняя часть рамки орнаментально ограничена от боковых частей 1-2 параллельными линиями. Характерная черта – вытянутая и приострённая в профиле нижняя часть рамки6.
Наконечник этого варианта найден в Гнёздово в единственном экземпляре. Он найден с помощью металлодетектора на территории восточной части гнёздовского селища.
На территории Древней Руси наконечники этого типа найдены в Тимерёво и Старой Ладоге. Первый является случайной находкой и вероятнее всего происходит из разрушенного погребения. В отличие от гнёздовского, орнаментация тимерёвского наконечника затёрта и в целом проработана значительно грубее (Недошивина 1963, 63, рис. 36:4).
Староладожский наконечник происходит из раскопок В. И. Равдоникаса в 1939 году на Земляном городище (Равдоникас 1949, 40, рис. 30:4). Он найден в горизонте Д, который датируется в пределах 920-990 гг. (Кузьмин 1997, 345, табл. 1; Михайлов, Носов 2002, 138). В некоторых деталях, а также грубым исполнением, данный экземпляр схож с тимерёвским наконечником7.
Четыре наконечника этого варианта найдены в Бирке – три в погребениях (№№ 643, 750 и 944), обломок четвёртого найден при раскопках поселения. Погребения датируются временем не ранее середины X века (Ambrosiani 2001, 14). Ещё один наконечник этого варианта происходит из Финляндии – Saltvik, i Аландские о-ва (Kivikoski 1973, fig. 847).
Гнёздовский наконечник по тщательности проработки ближе к наконечникам, найденным в Бирке и Финляндии. Тимерёвский и староладожский экземпляры, по нашему мнению, являются вторичными по отношению к североевропейским.
П. Паульсен подобные наконечники относил к подгруппе b «шведско-варяжской» группы и предполагал, что центром их производства могла быть шведская Бирка (Paulsen 1953, 26).
Наконечник второго варианта (Гн-I.1.2) отличается более грубым исполнением и упрощенной орнаментацией (рис. 4:2, фото 1:2). Сохраняется широкий хвост, но исчезает его перьевая проработка. Хвост птицы окаймлён с трёх сторон двойной линией. Отсутствуют точки на перьях хвоста и груди птицы. Исчезает «лестничная» плетёнка на рамке, но сохраняется характерное для предыдущего варианта отделение горизонтальной чертой нижней части рамки от верхней. Нижняя часть рамки наконечника срезана.
Наконечник этого варианта представлен одним экземпляром, найденным при раскопках Центрального городища в 1953 году в слое, содержащим круговую керамику, что не позволяет датировать его ранее середины – второй половины X века. Наконечник целый, обломана только голова птицы на рамке.
Аналогичный гнёздовскому наконечник происходит из раскопанного в Киеве в 2002 году погребения, совершённого по обряду ингумации в деревянной камере. Киевский наконечник отличается от гнёздовского только большей «срезанностью» нижней части рамки. Судя по найденным в погребении византийским монетам, младшая из которых отчеканена в 920 году, киевское погребение датируется не ранее второй четверти X века (Зоценко 2005, 68; Movtjan 2004, 54-56).
Наконечники третьего варианта (Гн-I.1.3) отличаются от второго незначительно и также характеризуются довольно грубой проработкой орнамента. Как и у предыдущего варианта, отсутствует перьевая проработка хвоста. У данного варианта хвост несколько уже и оконтурен с трёх сторон двойной линией. На груди птицы вместо прочерченного ромба – ромбовидное отверстие. Исчезает орнаментальное разделение нижней и верхней части рамки.
Этот вариант представлен двумя наконечниками. Один из них найден в кургане Сок.-1882/Ц-18 (рис. 4:3а-3б, фото 1:3). Во время находки наконечник был целый, к настоящему времени сохранилась лишь его часть. Отличительной чертой этого наконечника является циркульный орнамент, нанесённый в углах рамки и, возможно, над головой птицы. Для кургана, из которого происходит наконечник, можно предложить только широкую датировку X веком.
Обломок второго наконечника этого варианта найден при раскопках гнёздовского городища в слое второй половины X века. Он отличается от первого наконечника отсутствием циркульного орнамента в углах рамки, а также очень небрежно исполненной орнаментацией8 (рис. 4:4, фото 1:4).
Аналогии этому варианту наконечника среди восточно и североевропейских древностей автору не известны. На территории Древней Руси наконечник, наиболее близкий к варианту 3, найден при раскопках Углича в слое разрушенного могильника X века (Новые поступления 1997, № 379; Томсинский 1997, 387). Но ряд деталей (оформление хвоста, точки на крыльях и хвосте) не позволяет отнести его к варианту 3.
Наконечник из кургана Сок.-1882/Ц-18 П. Паульсен отнёс к подгруппе a «шведско-варяжской» группы, центром производства наконечников которой, по его мнению, был район Киева (Paulsen 1953, 22).
По всей видимости, наиболее ранним вариантом наконечников типа I является первый (Гн-I.1.1), чьё происхождение связано со Скандинавией, вероятнее всего с Биркой, где найдено несколько наконечников этого типа. Из Скандинавии он распространяется в Финляндии и на Руси. На территории последней данный тип получает дальнейшее развитие, в результате его переработки возникают другие варианты наконечников этого типа ни разу не встреченные за пределами Древней Руси. Это ещё раз свидетельствует о наиболее вероятном древнерусском происхождении наконечников второго и третьего вариантов первого тип9.
Второй тип наконечников «с мотивом птицы» (Гн-I.2) отличается от предыдущего характером орнаментации – дополнительные орнаментальные детали на груди птицы и на рамке нанесены преимущественно циркульным орнаментом или отсутствуют совсем, а также в целом несколько большими размерами по сравнению с наконечниками первого типа. Сама фигура птицы в отличие от первого типа обозначена только внешним контуром, почти без проработки деталей. Если у первого типа наконечников «с мотивом птицы» голова (клюв, глаз) птицы отчётливо обозначаются линейным орнаментом, то у данного типа верхний контур головы очерчивался нижним краем отверстия (округлой или треугольной формы). Глаз птицы обозначался циркульным орнаментом. В центре груди птицы, где у наконечников первого типа находилось отверстие или прочерченный ромб, иногда нанесён циркульный орнамент. Верхний выступ, орнаментально отделённый от наконечника чертой, оформлен в виде головы птицы, у которой циркульным орнаментом также обозначен глаз. В типологии П. Паульсена этому типу соответствуют наконечники подгруппы d «шведско-варяжской» группы (Paulsen 1953, 28-33).
Тип, судя по европейскому материалу, также имеет некоторое количество вариаций, но сохранность гнёздовских наконечников не позволяет выделить отдельные варианты.
В Гнёздове найдено, по крайней мере, шесть наконечников этого типа (№№ 5-10 в Каталоге – рис. 5:1-3, 6:1-3, фото 2:1-4,3). Два происходят из погребений (Серг.-1901/Дн-85, Л-73), два найдены на территории селища, один – на территории городища. Ещё один наконечник этого типа был найден в разрушенном в 1899 году при строительстве железной дороги погребении, совершённом по обряду ингумации в деревянной камере. До наших дней наконечник не сохранился, но о его наличии свидетельствует отпечаток на фрагменте нижней части ножен (№ 6 в Каталоге – рис. 6:3, фото 3).
Инвентарь погребений, а также археологический контекст находок на поселении, не позволяет датировать гнёздовские наконечники этого типа ранее середины X века.
Описываемый тип наконечников является наиболее распространённым на территории Древней Руси. Помимо гнёздовских наконечников, из археологических раскопок происходит ещё как минимум 12 (+1?) экземпляров: Шестовица – 4 экз., Юго-Восточное Приладожье – 1 экз.10, Михайловское – 1 экз., Рюриково городище – 1 экз., Старая Ладога – 1 экз., Новгород – 1 экз., Седнев – 2 (1+1?) экз., Сарское городище – 1 экз., Белоозеро – 1 экз. (Самоквасов 1917, 56, № 3510; Ениосова 1994, 110, рис. В; Андрощук 1999, 48, 107; Михайлов, Носов 2002, 136-137, рис. 1:2). Таким образом, с учётом гнёздовских находок, всего на древнерусской территории найдено не менее 19 (18+1?) наконечников этого типа.
Для выяснения начальной хронологии наконечников типа Гн-I.2 очень важен новгородский наконечник, найденный при зачистке материка на Троицком XI раскопе11. Предматериковые отложения на этом раскопе датируются 30-ми гг. X века (Янин, Рыбина, Хорошев, Гайдуков, Дубровин, Сорокин 1999, 5; Гайдуков, Дубровин, Тарабардина 2001, 79-81).
Два из четырёх экземпляров наконечников этого типа, найденных в Шестовицком могильнике (погребения №№ 58 и 83), по мнению Ф. А. Андрощука, датируются первым десятилетием Х в. (Андрощук 1999, 53-54). Доказательством столь ранней даты погребений является находка в них мечей типа Н, византийских монет Льва VI (886-912 гг.) хорошей сохранности в погребении № 83, наконечника копья типа I по типологии А. Н. Кирпичникова или тип Е по типологии Я. Петерсена в погребении № 58 и салтовского стремени в погребении № 83. Находки в обоих погребениях наконечников ножен, по мнению Ф. А. Андрощука, не противоречат предложенной датировке. Обосновывая это, исследователь, во-первых, приводит находку наконечника такого же типа в культурном слое поселения Бирки, содержавшем восточные монеты чекана до 932 года. Во-вторых, Ф. А. Андрощук приводит наконечник из погребения в L’Isle de Groix (Франция), датированного 900-950 гг. (Андрощук 1999, 48).
По нашему мнению, ни шведская, ни французская находки не могут однозначно свидетельствовать о датировке наконечников этого типа началом X в. Наконечник из de Groix относится к другому типу наконечников, а предложенная широкая датировка погребения в пределах первой половины Х века, не позволяет использовать материалы этого погребения для подтверждения ранней датировки. Наконечник из Бирки также может иметь широкую датировку, включая и вторую четверть Х века, что, учитывая датировку новгородского наконечника, наиболее вероятно.
Не позволяют однозначно датировать началом X века погребения №№ 58 и 83 и другие материалы из этих комплексов. Мечи типа Н, а также наконечники копий типа I на территории Руси бытуют на протяжении всего X века (Кирпичников 1966а, 27; 1966б, 9). Тип салтовского стремени, найденного в кургане, распространён не только в VIII-IX вв., как утверждает Ф. А. Андрощук, но встречается и в Х веке (Крыганов 1987, 140-141, 267, рис. 68).
Два других шестовицких погребения (№№ 46 и 110), содержащих наконечники типа Гн-I.2, Ф. А. Андрощук, основываясь главным образом на североевропейском материале, датирует 900-950 гг. (Андрощук 1999, 54).
На территории Европы данный тип наконечников также является наиболее распространённым. Так в работе П. Паульсена приводятся данные о 13 наконечниках без учёта древнерусских и прусских находок (Paulsen 1953, 28-33). В. Казакявичус учёл 17 наконечников «с мотивом птицы», происходящих с территории расселения балтских племён, но в это количество вошло, по крайней мере, два наконечника с линейной орнаментацией12 (Kazakevicius 1998, 290-191).
На территории Польши найдено три наконечника типа Гн-I.2 (Janowski 2006, 24-26). Наконечник из Warszawy-Starego Brodna датируется X-XI вв., наконечник из Волина (Wolin) – последней четвертью X века (ibidem, 26).
Находкой в слое второй половины X века обломка литейной формы подтверждается производство подобных наконечников в Бирке (Stromberg 1951, 237-238; Paulsen 1953, 27, Abb. 22). П. Паульсен отмечал, что наконечник из Юго-Восточного Приладожья (д. Горка) полностью соответствует этой литейной форме и может считаться импортом из Бирки. Но широкая распространённость этого типа в Северной и Восточной Европе позволяет предполагать наличие нескольких центров производства наконечников типа Гн-I.2. П. Паульсен предполагал в качестве центров производства подобных наконечников в первую очередь Бирку, а также Готланд и «округу Киева» (Paulsen 1953, 33).
С нашей точки зрения, появление наконечников типа Гн-I.2 следует датировать первой половиной (скорее, второй четвертью) X века и можно связать со Скандинавией, где на поселении Бирки зафиксировано их производство. Опираясь на новгородскую находку можно утверждать, что на территории Древней Руси данный тип наконечников появился, по крайней мере, в 30-х годах X века. Возможно, второй четвертью X века датируются некоторые погребения с подобными наконечниками Шестовицкого могильника. Верхняя хронологическая граница бытования этого типа на территории Древней Руси по археологическим данным ограничена концом X века13.
Гн-II. Наконечники с мотивом совмещённых фигур человека и птицы
В эту группу выделены наконечники, которые П. Паульсен относил к «скандинавской группе» наконечников «с мотивом птицы», видя в орнаментации наконечника сильно стилизованное изображение птицы (Paulsen 1953, 17). Но, с нашей точки зрения, данные наконечники несут изображение совмещённых фигур человека и птицы. В этом нас убеждает недавно найденный при раскопках поселения Бирки наконечник ножен (рис. 7:1). На одной стороне наконечника чётко различимы фигуры птицы и человека, причём фигура человека наложена на птицу и как бы сплетена с нею. На другой стороне – фигура птицы, усложнённая плетёным орнаментом (Ambrosiani 2001, 11-13, fig. 1:2-3). Археологический контекст, из которого происходит наконечник, датируется 900-930/940 гг. (Амбросиани, Андрощук 2006, 4, рис. 2:3).
Композиция из сплетённых фигур птицы и человека, по мнению С. Линдквиста, находит своё объяснение в одном из сюжетов североевропейской мифологии. Как следует из «Младшей Эдды», выкрав мёд поэзии у дочери великана Суттунга, Один скрылся от погони, превратившись в орла. Реалистичное изображение этого сюжета (рис. 7:2) присутствует на одном из готландских рунических камней (Ambrosiani 2001, 13, fig. 1:4).
Из Гнёздова происходят два экземпляра наконечников с мотивом совмещённых фигур человека и птицы (№№ 11-12 в Каталоге; рис. 8:1-2, фото 4:1-2). Первый найден при раскопках западной части селища в пахотном слое, что делает невозможной его хронологическую локализацию. Наконечник сохранился почти полностью, отсутствует верхняя часть рамки одной из сторон (рис. 8:1, фото 4:1). Отличительная черта данного наконечника – нечёткий, «замытый» рельеф, что позволяет предположить его изготовление по оттиску без дальнейшей проработки орнамента14.
Второй наконечник обнаружен случайно при прокладке местными жителями газопроводной траншеи на границе Центральной группы курганов и северо-западной части селища. У наконечника обломана верхняя половина одной из сторон (рис. 8:2, фото 4:2). Отсутствие следов оплавленности и фрагментарность наконечника, скорее всего, свидетельствует в пользу его происхождения из культурного слоя селища. Качество проработки орнамента значительно выше, нежели у предыдущего наконечника.
С территории Древней Руси происходит ещё два наконечника этого типа – первый найден при раскопках комплекса второй половины X века на городище Крутик, второй найден в Новгороде в слое, датируемом 1065-1075 гг (Голубева 1982, 227, рис. 1:2; Варфоломеева 1994, 171). Наконечник с городища Крутик, по своим орнаментации и пропорциям, очень похож на наконечники из Гнёздова.
Наконечник из Новгорода отличается меньшей высотой15 и возможным отсутствием ножки-прилива. Аналогичные новгородскому наконечники представлены на территории расселения балтских племён, где их найдено не менее четырёх экземпляров: Auce, Vėžaičiai, Žąsinas, Katučiai (подобным образом орнаментирована лишь одна сторона наконечника) (Kazakevičius 1998, 292). Ещё один наконечник, несколько отличающийся размерами и удлинённым верхним окончанием рамки, найден в могильнике Linkova, Литва (Kazakevičius 2000, 21, рис. 3:1). В. Казакявичус датирует эти наконечники X-XI вв. и считает их импортом из Скандинавии. На балтских территориях, по его мнению, подобные наконечники дали импульс для возникновения местных вариантов наконечников – Ib2 и Ib3 по типологии В. Казакявичуса (ibidem, 20). Стоит отметить, что непосредственно в Скандинавии ни одного подобного «низкого» наконечника с мотивом совмещённых фигур человека и птицы не найдено. Поэтому, с нашей точки зрения, учитывая количество найденных наконечников, вполне допустимо считать прибалтийские и новгородский экземпляры балтской разновидностью скандинавских по происхождению наконечников «с мотивом совмещённых фигур человека и птицы»16.
По данным П. Паульсена на территории Европы без учёта древнерусских экземпляров найдено 12 «высоких» наконечников «скандинавской группы» (наконечники с мотивом «совмещённых фигур человека и птицы» по нашей типологии) – Швеция, о-ва Готланд и Эланд – 7 экз., Норвегия – 2 экз., Исландия, Дания, Германия – по 1 экз. (Paulsen 1953, 18). В недавней работе Б. Амбросиани указывает ещё один наконечник с территории Швеции (Ambrosiani 2001, 16).
П. Паульсен датировал наконечники «скандинавской группы» второй половиной X века (Paulsen 1953, 20). Возможно, в конце X на территоррии расселения балтских племен начинают производиться «низкие» наконечники с мотивом «совмещённых фигур человека и птицы», а также местные типы наконечников с искаженной трактовкой этого мотива (тип Ib2 по типологии Казакявичуса).