Монгольские доспехи

Шлемы

наверх

Татаро-монгольские боевые наголовья XIII – первой половины XIV в. – крайне сложный для изучения предмет. К востоку от Дона они встречаются очень редко и являются обычно случайными находками. Более часты они в Поднепровье, причем нередко в курганных комплексах, но датируемых рассматриваемым периодом – единицы. По поводу более точной даты и этнической принадлежности большинства интересующих нас богатых воинских погребений данного региона, в инвентаре которых имеются шлемы, до сих пор нет единого мнения: одни считают их черноклобуцкими XII – начала XIII в., другие – половецкими второй половины XIII – первой половины XIV в., третьи – золотоордынскими первой половины XIII – первой половины XIV в.¹⁰¹ В последнее время украинскими археологами найдено несколько погребений, в том числе со шлемами, датированных монетами и другими датирующими предметами второй половиной XIII – серединой XIV в.¹⁰⁶ Эти эталонные памятники позволяют уверенно отнести к расцвету золотоордынской эпохи – середине XIII – первой половине XIV в.–серию замечательных погребений со шлемами в Поросье, изученных Н. В. Пятышевой и частично Г. А. Федоровым-Давыдовым¹⁰⁶.В частности, к этому времени относится такой яркий, вызвавший многолетние споры памятник, как Таганча. Одним из «монгольских» признаков его является шарообразная булава-скипетр на очень длинной рукояти, которая, как теперь выясняется, достаточно типична для богатых золотоордынских захоронений. Точно такие же булавы-скипетры держат в руках, опираясь на них, как на трости, знатные кидани на росписях стен киданьского царского мавзолея¹⁰⁷ и «предводитель демонов» – варваров (монголов) на китайской картине конца XIII – начала XIV в. (см. рис. 6, 1). Идентифицировать и датировать раннемонгольские археологические шлемы трудно, так как до сих пор нет надежной систематизации китайских, корейских и центрально-азиатских шлемов, также часто являющихся случайными находками и весьма произвольно датируемыми. Поэтому контрольными являются изображения шлемов на иранских миниатюрах первой половины XIV в., поскольку они, как и изображения доспехов, отражают обычно именно монгольские реалии¹⁰⁸.

Рис. 10. Иранские изображения шлемов монгольского времени. 1, 27, 28 – «Джами ат-таварих» Рашид ад-Дина, Тебриз, 1306–1307 гг., б-ка Эдинбургского ун-та; 2, 8–12 – «Дщами ат-таварих» Рашид ад-Дина, Тебриз, начало XIV в., Прусское культурное наследие, Тюбинген; 3–5, 15–20 – «Джами ат-таварих» Рашид ад-Дина, Тебриз, 1314 г., б-ка музея Топкапу, Стамбул; 6, 7, 13, 14, 21–23, 30, 31, 44, 45 – «Шах-намэ» Фирдоуси, Тебриз, 1330–1340 гг., бывш. собр. Демотта; 24–26 – «Шах-намэ» Фирдоуси, Шираз, 1331 г., б-ка музея Топкапу, Стамбул; 29, 32–37, 39, 40, 42, 43 – «Китаб-и Самак Аййар» Садаки Ширази, Шираз, 1330–1340 гг., б-ка Еодли, Оксфорд; 38 – «Шах-намз» Фирдоуси, Шираз, 1333 г., ГПБ, Ленинград; 41 – лист из альбома, Тебриз, 1330–1340 гг., Прусское культурное наследие, Тюбинген.

Судя по миниатюрам, монгольские шлемы были чрезвычайно многообразны, хотя имели ряд общих признаков. При их рассмотрении надо исследовать отдельно собственно оголовье и бармицу – защиту шеи и горла (иногда и лица). Общим признаком подавляющего большинства монгольских шлемов является их сфероконическая форма, представленная самыми разными вариантами – от почти полушаровидной до сильно вытянутой (см. рис. 4, 5, 7, 8, 10). Купол мог быть цельным или, гораздо чаще, составленным из четырех и более секторов. По краю приделана тулья в виде узкой или широкой полосы с ровным или вырезным верхним краем. Венчает шлем чаше или розетковидное подвершие и навершие в виде трубочки для султана, конусообразного шпиля, штырька, низкой шишечки, шарика. Нередко подвершия и навершия ярусные. Специфическими, не известными в домонгольское время западнее Центральной Азии, являются: тульи, набранные из отдельных небольших пластинок (рис. 10, 5, 8, 10, 28), бытовавшие в Синьцзяне в VII – IX вв., в Маньчжурии в IX–XI вв. и в Китае XII–XIV вв.¹⁰⁹, в позднее средневековье встречающиеся в Туве и Тибете¹¹⁰; подвершия в виде многолепестковой или с вырезными лепестками розетки(см. рис. 4, 15, 16; 10, 3, 6, 7, 13, 22, 30, 41, 43), бытовавшие в сунском Китае¹¹¹; навершия в виде высоких тонких прутиков с утолщением или фигурной деталью на конце (см. рис. 4, 4; 5, 8; 8, 5;10, 2, 8, 38), известные до того только в Синьцзяне в IX–X вв.112;налобные пластины с трезубым фигурным вырезом верхнего края(см. рис. 4, 14; 10, 14–16), встречающиеся в Синьцзяне IX –X вв.¹¹³

Собственно монгольскими являются следующие признаки шлемов: отогнутое назад коническое навершие (см. рис. 5, 10, 14; 8, 1, 7; 9, 2); тулья, вырезанная четырьмя, иногда фигурными, фестонами по верхнему краю (см. рис. 4, 4–6,13; 5, 11, 15; 10, 4, 30, 31,40); налобная пластина в виде узкой горизонтальной трапеции с чуть вогнутым верхним краем, иногда вырезным (см. рис. 4, 2, 3; 5, 1 –5, 13; 8, 1, 3, 5–7; 10, 1, 17); науши в виде парных, реже соединенных по три дисков (см. рис. 4, 6, 12; 5, 4, 10; 8, 8, 9; 9, 2; 10,18, 20); забрало из двух скрещенных узких стальных полос(см. рис. 5, 3); наносник с нижней частью в форме трилистника, напоминающий абрис носа в фас (см. рис. 10, 13, 30). Трудно судить по изображениям, является ли наносник отдельной деталью или откован вместе с тульей. Редкими, специфически восточно-азиатскими признаками монгольских шлемов в иранской миниатюре являются оформление верхнего края налобной пластины «облачным» узором (см. рис. 5, 7; 10, 7) и наличие горизонтального или приклепанного под углом козырька (см. рис. 10, 32)¹¹⁷. Столь же редко изображение налобной пластины с надбровными вырезами на нижнем крае (см. рис. 10, 6). Такие пластины встречаются на Синьцзянских памятниках VIII в.¹¹⁸ Оформление оголовья фестонами по верхнему краю тульи, от вершин которых к макушке сходятся прямые линии (имитация клепанного шлема, когда он выкован из одного куска), получило распространение с 30-х гг. XIV в. (см. рис. 4, 7, 10, 11,16). Вероятно, ближневосточные мастера в более сложной технике имитировали старый, привычный для монголов и ставший традиционным на Ближнем Востоке тип шлема. Аналогом шлемов с иранской миниатюры является шлем мамлюкского султана Мухаммеда Ибн Кала'уна¹¹⁹, правившего с перерывами с 1294 по 1340 г. На этом шлеме мы впервые встречаем отдельную подвижную стрелку-наносник, вполне возможно, что и на миниатюрах часть наносников – того же типа.

Рис. 11. Шлемы монгольского времени (вторая половина XIII – середина XIV в). 1–Демьяновна, Мелитопольский уезд, середина ХШ – начало XIV в.; 2 – Праздничное, Кубанская обл., вторая половина XIII – середина XIV в.; 3 – Новотерское, Чечено-Ингушетия, первая половина – середина XIV в; 4 – Мировка, Поросье, вторая половина XIII – первая половина XIV в.; 5 – Абаза, р-н Абакана, вторая половина XIII – середина XIV в.; 6 – случайная находка, Алтайский край, первая половина XIV в., Бийский краеведческий музей им. В. В. Бианки; 7 – Плоское, Тираспольский р-н, кург. 228/501. период правления Токты (1290–1312); 8 – Пешки, Поросье, кург. 323, середина – вторая половина XIII в., 9 – вторая половина XIII – первая половила XIV в., Военный музей, Стамбул (шлем изображен без поздних добавлений – козырька, наносной стрелки и нау-шей); 10, 11 – Северо-Западный Иран, вторая четверть – середина XIV в.; 12 – «мисюрка боярина Голицина», Северо-Западный Иран, вторая четверть – середина XIV в., Оружейная палата Московского Кремля; IS – Северо-Западный Иран, первая половина XIV в, бывш. собр. графа Г. Вилчека, Венгрия; 14 – Таганча, Поросье, середина – вторая половина XIII в.; 15 – Бурты, Поросье, кург. 261, середина XIII – середина XIV в.; 16 – Ковали, Поросье, середина XIII – начало XVI в,

Круглые или приближающиеся по форме к четырехлепестковым розеткам «мишени» на куполе шлемов (см. рис. 4, 6, 14; 9, 2; 10, 4, 9, 15, 16, 18–20, 25, 26, 30) являются наследием домонгольской ближневосточной традиции 117, вместе с тем они характерны и для китайских и тангутских шлемов X–XIII вв.¹¹⁸ Надбровные вырезы, сделанные на нижнем крае оголовья или приклепанной к нему налобной пластины (см. рис. 5, 3, 4; 9, 2; 10, 6),– явление, распространенное почти повсеместно. Такой признак, как не очень широкие горизонтальные или чуть приопущенные поля (см. рис. 10, 34, 35), характерен для шлемов Византии VIII и XIII вв.¹¹⁹ и особенно Китая VI–XVII вв.¹²⁰, в Западной Европе они появляются с XIII в.¹²¹

Как видим, формы монгольских шлемов, их элементы и детали на иранских миниатюрах первой половины XIV в. чрезвычайно разнообразны, многие из них имеют разное происхождение (как правило, все же центрально и восточно-азиатское), но все они являются вариантами именно татаро-монгольского «ордынского» шлема. Они сразу узнаются и на мосульском и дамасском металле (см. рис. 7, 1–3). Среди китайских изображений крайне мало монгольских шлемов, но и на китайском памятнике конца XIII – начала XIV в. шлем северного «варвара-демона» (монгола), склепанный из двух половин, имеет налобную пластину с надбровными вырезами и верхним краем, повторяющим вырезы, несколько опущенную по отношению к краю шлема (см. рис. 6, 1). На японских изображениях все монгольские воины в шлемах с цельнокованым или склепанным из многих узких секторов куполом (см. рис. 6, 3, 7–13). И хотя в целом шлемы монголов художник рисовал как японские по пропорциям, на них изображены налобные пластины тех же форм, что и на иранских миниатюрах, тогда как для японских шлемов XI–XIV вв. и их изображений специфичной и постоянной деталью является сильно приопущенный вниз широкий козырек с округлым нижним краем¹²² (к тому же японские шлемы в это время не имели цельнокованого купола).

Рассмотрим дошедшие до нас подлинные шлемы. Наиболее яркий из них – шлем из кургана 228/501 у с. Плоское в р-не Тирасполя (рис. 11, 7). Купол, склепанный из четырех секторов, перекрытых по стыкам узкими полосами, коническое подвершие с довольно длинным штыреобразным навершием, увенчанным коническим утолщением, высокая тулья, склепанная из прямоугольных вертикальных пластин, прямоугольная налобная пластина, горизонтальный козырек – почти все эти признаки принесены монголами в Европу из Центральной и Восточной Азии. По низу шлем охватывает приклепанная узкая полоса с петлями для продевания металлического прута, к которому крепилась бармица. Шлем датирован монетами золотоордынского хана Токты (1290–1312 гг.)¹²³. Черты, присущие монгольским шлемам первой половины XIV в., отличают шлем из Бийска (рис. 11, 6) – «трезубая» налобная пластина с надбровными вырезами, фестончатый верхний край тульи, сложно вырезанные края подвершия. Шлемы из музея Топкапу в Стамбуле (рис. 11, 10, 11) и «мисюрка князя Голицына» из Оружейной палаты (рис. 11, 12) имеют «коронообразную» тулью, набровные вырезы, приклепанные рельефные «брови» (сохранились у стамбульских экземпляров), подвижные стрелки-наносники. Округлый купол одного из них склепан из восьми секторов, у остальных купола цельнокованые, но сектора имитированы выпуклыми линиями, как на шлеме султана Мухаммеда Ибн Кала'уна. По аналогии с изображениями на миниатюрах их можно считать иранскими изделиями второй четверти – середины XIV в.¹²⁴ Видимо, несколько старше шлем из бывшего собрания графа Г. Вилчека в Венгрии (рис. 11, 13)¹²⁵. Купол его имеет те же выпуклые вертикальные линии, имитирующие сектора; особенно характерно изогнутое монгольское навершие. Специфическая центрально-восточноазиатская форма клепаного купола с чашевидным подвершием, высокое навершие из железного прута с утолщением в середине и трезубым завершением отличают еще один шлем из музея Топкапу (рис. 11, 9), позволяя датировать его второй половиной XIII – первой половиной XIV в. Гораздо менее выразителен шлем из Абазы (рис. 11, 5). Все его признаки типичны и для монгольских шлемов, такие же шлемы делались в Центральной, Северной и частично Восточной Азии с VI до XVIII в., так что интересующим нас периодом он датируется по сопутствующим находкам – чугунному котлу и панцирю.

Крайне интересны шлемы из восточно-европейских погребений – с территории Золотой Орды. Как отмечалось выше, сейчас появились надежные критерии для датировки монгольским временем целого ряда памятников, особенно Днепровского региона, которые до сих пор ряд авторов относит к предшествующему периоду. И хотя не все они принадлежат собственно монголам, оружие с этих памятников является неотъемлемой частью золотоордынской культуры. Часть шлемов из Поросья имеет яркие монгольские признаки: шлем из кургана 323 у с. Пешки – козырек (рис. 11, 8), из кургана Таганча – навершие в виде длинного шпиля (рис. 11, 14), которое было и у схожего доспеха из кургана 261 у с. Бурты (рис. 11, 15). К раннему золотоордынскому периоду можно отнести шлем с цельнокованым куполом и рельефными надбровными вырезами из Демьяновки Мелитопольского р-на (рис. 11, 1), о чем говорят круглые «мишени» на куполе, тогда как шлем из Мировки в Поросье (рис. 11, 4) с куполом, склепанным из двух частей, и широкой ровной тульей вряд ли старше XIV в., так как его подвершие имеет вид многолепестковой розетки с длинными «лапчатыми» лепестками, что характерно для вырезных деталей шлемов именно XIV в. Северокавказские надежно датируемые шлемы в целом близки днепровским (рис. 11, 2, 3).

Пожалуй, наиболее сложными для интерпретации являются два схожих шлема с железными масками в виде человеческого лица из курганов у сел Ковали и Липовец в Поросье (рис. 11, 16). Н. В. Пятышева датирует их второй половиной XIII – первой половиной XIV в.¹²⁶, что подтверждается данными последних раскопок. В. Н. Кирпичников и Н. В. Пятышева в интерпретации этих шлемов исходили из единых положений – маски портретны и плотно прилегали к лицу. Однако авторы пришли к противоположным выводам: по мнению Н. В. Пятышевой, маски были неудобны в бою и являлись ритуальными, согласно точке зрения А. Н. Кирпичникова, они были удобны и являлись боевыми¹²⁷. Относительно функции масок, несомненно, прав А. Н. Кирпичников, но исходные положения авторов совершенно неверны. Маски, во-первых, не являются портретами, поскольку воспроизводят обобщенные черты героя-богатыря древней алтайской традиции¹²⁸, а во-вторых, не прилегали к лицу, хотя бы потому, что диаметр края шлема всегда значительно превышает диаметр головы, поскольку шлемы надевались на толстые подшлемники. Маски были просто фигурными забралами, отстоявшими от поверхности лица на 1 –1,5 см; при плотном прилегании маски удар по ней мог повлечь контузию и даже увечье. Мы не можем здесь касаться проблемы железных масок: тема эта требует отдельного исследования, поскольку материала по ним много из разных регионов Евразии, но он, во всяком случае из Центральной и Восточной Азии, пока противоречив в плане боевого применения масок. Рассматриваемые здесь изделия представляются нам позднеполовец-кими, выполненными под влиянием масок-забрал Ближнего и Среднего Востока и Византии, а также и Руси, где боевые маски-забрала из железа зафиксированы письменными, изобразительными и археологическими свидетельствами¹²⁹.

Что касается самих шлемов, то генезис их формы связан с Ближним Востоком, как то предположил Кирпичников¹³⁰ (ничем не обосновавший это предположение). Действительно, высокая цилиндрическая тулья, под углом переходящая в конический купол, прямоугольный вырез над лбом, большие каплевидные вдавленности на куполе встречаются на ближневосточных изображениях шлемов конца XII – середины XIII в.¹³¹, но навершие в виде длинного шпиля – деталь, характерная для монгольского времени. Интересно, что шлемы на ряде половецких «каменных баб» имеют такую же форму купола¹³². Это позволяет датировать их не ранее второй половины XIII – начала XIV в., говорить о довольно широкой распространенности в Восточной Европе этой ближневосточной формы шлема и о возможности изготовления половецкими мастерами  шлемов такого типа, в том числе и шлемов из Липовца и Ковалей.

Монгольский плюмаж, судя по изображениям, имел вид волосяной кисти либо состоял из двух перьев. Флажки, для которых на первый взгляд и предназначены длинные штыреобразные навершия, появляются только в XV в.– на Среднем Востоке, в Китае, на Руси и особенно распространяются с XVI в. вместе с длинными навершиями-шпилями. Датирующим монгольским временем элементом могут являться подвижные колечки, вделанные в конец наверший шлемов (рис. И, 8). На них, судя по северокавказским аналогам XVIII–XIX вв., подвешивались два кожаных язычка – украшение макушки шлемов. Впервые такое украшение появляется на изображениях именно в монгольское время в тебризской миниатюре первой половины XIV в. (см. рис. 4, 8, 13) и на мосульском металле конца XIII – начала XIV в. (см. рис. 7, 2). На Руси подобные украшения не применялись никогда.

Важной частью шлема является связанная с ним система защиты шеи, лица, горла. Судя по изображениям, бармицы монгольских шлемов XIII – первой половины XIV в. были чрезвычайно разнообразными как по форме, так и по структуре. Плано Карпини, описывая монгольский шлем, про оголовье лишь сообщает, что оно делается из железа или меди, а о бармице пишет: «То, что прикрывает кругом горло и шею,– из кожи. И все эти куски кожи составлены указанным выше способом»¹³³, т. е. ламинарным. На иранских изображениях мы видим ламинарные бармицы из твердых материалов – расписной твердой кожи, металла (см. рис. 4, 5, 15; 5, 16; 10, 7, 22, 29, 32, 33, 35, 36, 42, 43), ламеллярные (см. рис. 10, 6, 21, 24, 25, 27, 38, 41), а также бармицы из чередующихся наборных сплошных полос (см. рис. 5, 5–7). Популярны бармицы из толстой мягкой кожи или войлока, часто с росписью (см. рис. 4, 2, 3, 10; 5, 1–3, 5, 13, 14; 8, 1–3, 5–7; 10, 1, 9, 11). Реже встречаются бармицы из мягкой ткани (см. рис. 4, 14; 10, 3–5, 10,12, 28), которой иногда обертывали, вероятно, опасаясь перегрева, твердые бармицы и науши (см. рис. 10, 16, 18–20); по той же причине поверх панциря могли надевать легкий безрукавный кафтан (см. рис. 5, 9). Ламеллярные бармицы на монгольских воинах мы видим в китайской и японской живописи (см. рис. 6, 1, 3); особенно часты на японской картине бармицы из мягких материалов, иногда стеганые (см. рис. 6, 7–13). Достаточно широко в западных регионах монгольской империи применялись кольчужные бармицы, известные как по изобразительным (см. рис. 4, 4, 7, 8, 11, 13, 16; 5, 9, 11, 15; 7, 3; 10, 2, 13– 15, 23, 30, 31, 40), так и по археологическим (см. рис. 11,5, 10–12, 14–16) данным. Только в одном случае с достаточной долей уверенности можно предположить чешуйчатое покрытие назатыльника (см. рис. 10, 8).

Основную массу монгольских бармиц можно подразделить на открытые, защищавшие затылок и лицо с боков, обычно выкроенные в виде прямоугольника или трапеции, часто с закругленными углами (см. рис. 4, 2-5,7-10, 14; 5, 1, 2, 5, 12-14, 16; 6, 1; 7, 1, 2, 4; 8, 7-5, 5-7; 10, 1, 3-5, 10-12, 17, 24, 25, 27-29, 32, 33, 35-38, 42, 43); полузакрытые, прикрывающие еще и горло (см. рис. 5, 3, 9, 15; 6, 3, 7–13; 10, 2, 6, 7, 31, 40, 41); закрытые, защищающие также и лицо до глаз или чуть ниже (см. рис. 4, 15; 5, 7; 7, 3; 10, 13–15, 21–23, 30; 11, 10–12, 14). Именно закрытые бармицы обычно сочетались с наносниками и забралами, и они же были самыми надежными – всегда из железа или твердой многослойнойкожи, кольчужные, ламеллярные, ламинарные.

Иногда бармица представляла собой систему из наушей и назатыльника (см. рис. 10, 9), но чаще она была обособлена от наушей или назатыльника (см. рис. 4, 9, 12; 7, 3; 10, 8).

Открытые и полузакрытые бармицы были общеевразийским явлением, закрытые известны в Средней и Центральной Азии в VII – IX вв., Иране в VII–XIII вв., Скандинавии в VI–X вв., Испании в XII –XIII вв., в Венгрии и в Византии в X в., на Руси в конце XII–XIII в.¹³⁴ Закрытые бармицы с ровным верхним краем появляются только в монгольскую эпоху.

Наследием предыдущего периода могут считаться у монголов Ирана кольчужные капюшоны (см. рис. 10, 44), но дополнение их наушами (см. рис. 10, 45) – явление монгольской эпохи, фиксируемое в Иране во второй четверти XIV в.¹³⁵

Защитные детали

наверх

К ним относятся самостоятельные части доспеха, защищающие участки тела, не закрытые панцирем,  ожерелья, зерцала, наручи, поножи. 

Ожерелья

 Защитные ожерелья, судя по изображениям (в натуральном виде они, к сожалению, до нас не дошли), были чрезвычайно популярной частью монгольского доспеха в рассматриваемый период. В подавляющем большинстве случаев на иранской миниатюре изображены ожерелья, сделанные из кожи, видимо весьма толстой, обычно расписной, реже – одноцветной, с металлическими бляшками (см. рис. 4, 2, 3; 5, 1–6, 10, 14; 8, 1–3, 5–8; 9, 2; 10, 1, 11), нередки кольчужные ожерелья (см. рис. 4, 7, 10–12; 5, 9; 10, 2), единичны – ламеллярные (см. рис. 10, 24). На мосульских инкрустациях и японских изображениях ожерелья, видимо, кожаные(см. рис. 6, 7; 7, 1, 2).

Защитные ожерелья из толстой кожи и ламеллярные были хорошо известны в Синьцзяне и Дуньхуане в VIII–X вв., Северном и Южном Китае в XII в.– начале XIII в.¹³⁸, кожаные и кольчужные ожерелья носили воины Ирана и Ирака в X–XIII вв.137 В I тыс. н. э. ожерелья в Средней, Центральной и Восточной Азии не только защищали плечи, верх груди и спины, но и служили для крепления оплечий-нарукавий¹³⁸. Такое ожерелье один раз изображено на багдадской (?) миниатюре 1330 г. (см. рис. 9, 2).

Зерцала

Они, как уже отмечалось, обычно прикреплялись к монгольскому панцирю, но в одном случае можно предположить, что зерцало (впервые в средневековье имеющее прямоугольную форму) является самостоятельным доспехом и надето (или нашито) поверх мягкого панциря (см. рис. 9, 1). Это – самое раннее в эпоху средневековья изображение зерцального доспеха, который будет столь популярен в XV–XVII вв. на Ближнем и Среднем Востоке и в России. О том, что его распространение на западе Евразии связано именно с монголами, говорит факт появления зерцал (вместе с чисто монгольскими колчанами) на иконах, выполненных в государствах крестоносцев на Ближнем Востоке в середине XIII в.¹³⁹, русской миниатюре 20-х гг. XIV в.¹⁴⁰, балканской стенной живописи XIV в.¹⁴¹ Нам не известно монгольское название зерцала, но, вероятнее всего, это был термин, обозначающий понятие «зеркало», как в русском и персидском языках. У монголов, как и у других народов Центральной и Восточной Азии, зеркало издревле выполняло, кроме бытовой, магическую функцию – враждебные духи, смотрясь в него, пугались собственного ужасающего вида и не трогали носителя зерг кала. Эти представления переносились и на зерцало ¹⁴².

Наручи

О применении монголами наручей-налокотников, двустворчатых, на шарнирах, известных под персидским названием «базубанд» в рассматриваемое время свидетельствуют лишь редкие археологические находки. Так, недавно на Херсонщине в монгольском погребении, датируемом второй четвертью XIV в., была найдена пара хорошо сохранившихся базубандов*.

* Автор выражает благодарность за сообщение о находке А. И. Кубышеву и В. Дорофееву.

К несколько более раннему периоду следует отнести наручи из Сахновки¹⁴³. Их восточное происхождение доказывается тем, что в русской паноплии наручи во всех источниках фиксируются лишь с XVI в., тогда как варианты «базубанда» известны в Средней и Центральной Азии VII–VIII вв.¹⁴⁴

Поножи

Поножи-наголенники в виде изогнутых металлических или из твердой кожи пластин есть на японских изображениях монгольских воинов (см. рис. 6, 11, 12). Там же мы видим и прикрытие стопы в виде листовидной лопасти, сплошной, из кожи или металла, и наборной – из набегающих узких горизонтальных пластинок. Такое прикрытие ноги хорошо известно в Центральной и Восточной Азии со второй половины I тыс.¹⁴⁵

Щиты

наверх

Плано Карпини так описывает монгольский щит: «Щит у них сделан из ивовых или других прутьев...»¹⁴⁶ Рашид ад-Дин в начале XIV в. пишет сыну в Шираз, чтобы он отправил в Большую Орду в числе прочего оружия «щиты бамбуковые, затканные сверху разноцветным шелком, 1000 штук; из обыкновенного дерева, затканные разноцветной пряжей,– 2000 штук»¹⁴⁷. В обоих случаях (во втором – несомненно) описаны щиты, очень хорошо известные по поздним – XVI–XVII вв.– персидским и турецким музейным образцам¹⁴⁸. Они круглые, выпуклые, сделаны из концентрически сплетенных гибких и прочных прутьев, соединенных сплошной обвязкой из разноцветных нитей (до сих пор так в Казахстане и Киргизии делают циновки «чий»), которые образуют узор. В центре помещался металлический умбон. Диаметр щита 50–70 см. Именно такого типа щиты мы видим на иранских миниатюрах первой половины XIV в. (рис. 12, 1, 4). В домонгольское время они пока нигде (за исключением Малой Азии ахеменидского времени, т. е.  VI–IV вв. до н. э.¹⁴⁹) не зафиксированы. Зато с XV–XVI вв. они распространяются от Центральной Европы до Восточной Азии. Так что щит типа «чий» можно считать чисто монгольским. Кстати, монгольский термин для щита (любого) – «халха» – возводится к монгольскому глаголу «халхасун» – сплетать (из прутьев)¹⁵⁰. Неудивительно широкое распространение этих щитов – они высоко ценились везде за исключительную упругость при ударе саблей или булавой, удар же копьем, топором, чеканом принимался на стальной умбон. Легкость и нарядность также должны были привлекать к ним внимание.

Рис. 12. Щиты. 1, 2, 8 – «Шах-намэ» Фирдоуси, Шираз, 1331 г., б-ка музея Топкапу, Стамбул; 3, 7 – «Шах-намэ» Фирдоуси, Шираз, 1333 г., ГПБ, Ленинград; 4 – «Шах-намэ» Фирдоуси, Шираз, 1341 г., собр. Назар-ага; 5, 6 – «Джами ат-таварих» Рашид ад-Дина, лист из альбома, Тебриз, начало XIV в., Прусское культурное наследие, Тюбинген; 9 – «Джами ат-таварих» Рашид ад-Дина, Тебриз, 1314 г., Королевйкое Азиатское общество, Лондон; 10 – «Сказание о монгольском нашествии» Тоса Нагатаки, 1292 г., императорское собр., Токио; 11–14 – «Шах-намз» Фирдоуси, Тебриз, 1330–1340 гг., бывш. собр. Демотта; 15 – Бештам-кала, Хорезм, XIII в» (железный щит с элементами реконструкции).

Из дерева, обтянутого кожей, или многослойной твердой кожи делались щиты примерно того же диаметра и формы, что и предыдущего типа (см. рис. 4, 2; 8, 3; 12, 12, 13). Они имели металлические умбон розетковидной формы и оковку по краю. Поверхность расписывалась любимыми монголами орнаментами – гирляндой с роговидными трилистными отростками и роговидно-крестообразным узором. Последний часто помещался и на изнанке щита. Щиты подобного типа имели широчайшее распространение в Евразии в домонгольское время и, по всем данным, связаны с паноплией тюркских племен. Напротив, маленькие, диаметром до 40 см, круглые щиты, делавшиеся, вероятнее всего, из твердой многослойной кожи, а иногда, может быть, и из стали, гладкие или украшенные крупным геральдическим узором в виде цветка лотоса, заимствованным монголами в Китае и принесенным ими на Запад (см. рис. 4, 6; 12, 13), скорее всего, были усвоены монголами на Среднем и Ближнем Востоке¹⁵¹. На мусульманском же Востоке монголы заимствовали и ставшие у них популярными крупные, свыше 70 см в диаметре, железные щиты, склепанные из нескольких секторов, закрепленных фестончатой оковкой по краю, с розеткообразным умбоном в центре¹⁵² (см. рис. 5,1; 12, 5, 6,15), а также щиты меньшего диаметра розетко-образной формы с розеткообразным умбоном в центре, скорее всего, из твердой кожи на металлическом каркасе¹⁵³ (см. рис. 12, 14). Чисто монгольским приемом было усиление расписного деревянно-кожаного, а также, не исключено, и «чийного» щита четырьмя крестообразно расположенными железными секторами (см. рис. 5, 1; 12, 9).

Кроме ручных, монголы использовали при осаде и в бою, для создания полевых укреплений, станковые щиты, известные по письменным источникам под названием «чапар»¹⁶⁴. Их мы видим в руках спешенных монгольских воинов на японской картине XIII в. (см. рис. 12, 10). Это большие, от земли до верха груди, прямоугольники, представляющие собой деревянную раму, заполненную прутяной плетенкой. Предмонгольские аналоги им пока не известны.

Относительно характера и широты применения щитов монголами Плано Карпини сообщает, что «мы не думаем, чтобы они носили его (щит.– М. Г.) иначе, как в лагере и для охраны императора и князей, да и то только ночью»¹⁵⁵. Однако на миниатюрах щиты изображены, хотя и далеко не всегда, но достаточно часто и именно в сценах конного боя, а также осады. О широком применении щитов в монгольском войске говорит и приведенное выше письмо Рашид ад-Дина. Вместе с тем монгольские всадники на японской картине все без щитов, хотя это можно объяснить тем, что в средневековой Японии не было ручных щитов, только станковые, и эта традиция отразилась в картине. Текст же Карпини наводит на мысль, что он имел в виду «чапар».

Конский доспех

наверх

Монгольский конский доспех сразу бросился в глаза европейцам, как некая диковина. О кожаных, крепких как железо, конских панцирях монголов пишут многие авторы XIII в.– западно-европейские хронисты, киликийский царевич Гетум (Гай-тон)¹⁵⁶. В Ипатьевской летописи при описании татарского защитного вооружения дружинников Даниила Галицкого отмечены и конские доспехи – личины и «кояры»¹⁵⁷. Последнее слово должно обозначать панцирь. Если панцири людей в том же тексте обозначены общетюркским термином «ярык»¹⁵⁸, то в той же языковой среде логично искать и «кояр». Однако этого слова в тюркской лексике нет (как и в монгольской). Нам представляется, что здесь мы имеем русскую передачу тюркских слов «еййар», «айар», «егар»¹⁵⁹ (в последнем случае могла иметь место метатеза «е» и «г», что характерно, как разъяснил нам Д. Д. Васильев, при заимствовании в славянском из тюркского) – «седло» (видимо, в более общем смысле – покрытие для коня). Ламинарные из твердой многослойной кожи и ламеллярные железные конские панцири монголов описывает Плано Карпини: «Прикрытие лошади они делят на пять частей: с одной стороны (т. е. с одного бока.– М. Г.) одну, а с другой стороны другую, которые простираются от хвоста до головы и связываются у седла, а сзади седла на спине и также на шее; также на крестец (круп.– М. Г.) они кладут другую сторону, там, где соединяются связи двух (первых.– М. Г.) сторон; в этом куске они делают отверстие, через которое выставляют хвост, и на грудь также кладут одну сторону. Все части простираются до колен или до связей голеней; и пред лбом они кладут железную полосу (пластину.– М. Г.), которая с обеих сторон шеи связывается с вышеназванными сторонами»¹⁶⁰ (рис. 13, 1). Тебризские, ширазские и багдадские миниатюры первой половины XIV в. дают изображения монгольского доспеха, близкое описанному Плано Карпини: два ламеллярных доспеха точно соответствуют описанию (рис. 13, 2, 5), кожаный ламинарный и металлический (бронзовый или золоченого железа) ламеллярный доспехи не имеют выделенного нагрудника (рис. 13, 3, 4); видимо, линия, отделяющая нагрудник от боковин, не показана, хотя это мог быть и доспех киданьского типа, где нагрудная и боковые стороны составляли единое полотнище. Есть и изображение кольчатого или даже пластинчато-кольчатого конского панциря, по покрою аналогичного двум вышеописанным (рис. 13, 8).

Рис. 13. Монгольский конский доспех. 1 – реконструкция автора подписанию Плано Карпини; 2 – «Шах-намэ» Фирдоуси, Багдад (?), начало 1340-х гг., лист из альбома, Прусское культурное наследие, Тюбинген; 3 – «Шах-намэ» Фирдоуси, Шираз, 1341 г., собр. Назар-ага; 4 – «Шах-наме» Фирдоуси, Шираз, 1333 г., ГПБ, Ленинграда – лист из альбома, Тебриз, 1330–1340 гг., Прусское культурное наследие, Тюбинген; 6–8 –й Шах-намэ» Фирдоуси, Шираз, 1340 г,, собр, ЗКиллет.

Кроме доспехов из твердых материалов были и мягкие – из многослойных тканей, мягкой кожи, войлока. На одном рисунке изображена цельная попона в крупных цветах (рис. 13, 6), на другом – двухчастный панцирь (рис. 13, 7), состоящий из прикрытия шеи и груди, стеганного, с фигурной, «чешуями», прострочкой, и прикрытия боков и крупа; круги на последнем могут быть орнаментом, но возможно, это бронирование металлическими дисками. Почти все конские панцири имеют внизу тканевый подзор или бахрому.

Необходимой принадлежностью конского доспеха монголов являлось наголовье – железное либо из твердой многослойной кожи. Судя по миниатюрам, оно формовалось из одного куска, но Карпини говорит о налобной пластине, к которой должны были на шарнирах или при помощи колец крепиться сегментовидные нащечники, как у киданьских, китайских и всех позднейших, дошедших до нас оголовий.

Монгольские конские доспехи XIII – первой половины XIV в. из твердых материалов восходят к киданьскому и тому типу сунского доспеха, который представлен на страницах энциклопедии «У-бэй-ши» 1621 г.¹⁶¹ Мягкие конские доспехи были заимствованы монголами на Ближнем и Среднем Востоке, где они становятся популярны в конце XII – первой половине XIII в.¹⁶², но покрой их у монголов подвергся изменениям. Применялся конский доспех реже других видов защитного комплекса монголов, видимо, только знатными всадниками и отборными ударными отрядами, но они были достаточно многочисленны.

Как видим, защитное вооружение монголов уже с IX в., а особенно в XIII – первой половине XIV в. было и разнообразным, и весьма совершенным. Монгольский доспех является продолжением богатейшей центрально- и восточно-азиатской традиции, причем вполне самобытным и связанным прежде всего с землями к северу от Китайской равнины. Думается, не прав А. Н. Кирпичников, утверждающий, что монголы «не совершили переворота в военном деле и не были изобретателями новых боевых средств... (специально монгольское оружие неизвестно)»¹⁶³. Как мы убедились на примере самого, казалось бы, «не кочевнического» вида вооружения – доспеха, это утверждение отнюдь не отражает положения дел даже в восточной части Монгольской империи, что же касается Запада, то подобное мнение неверно вовсе. Так, Плано Карпини, рекомендуя для борьбы с монголами применять оружие монгольского образца, упоминает «двойные латы... оружие для защиты... коня»¹⁶⁴, которых не было у европейцев. Рашид ад-Дин сообщает, что в казенных мастерских – карханэ – наряду с местными оружейниками работали и монгольские мастера (видимо, наставники в изготовлении оружия монгольского образца); объясняя ликвидацию карханэ, он пишет: «Прежде не было ремесленников, которые умели бы изготавливать оружие по монгольскому обычаю (речь, видимо, идет о мастерах на базаре, работавших вне карханэ.– М. Г.), а теперь (к началу XIV в.– М. Г.) большинство ремесленников на базаре научилось»¹⁶⁵. Отсюда следует, что в огромных карханэ для арсеналов производилось оружие именно «по монгольскому обычаю». Галицко-волынский летописец под 1252 г. описывает дружину Даниила Галицкого: «Немцы же дивились вооружению татарскому: были кони в личинах и в коярах, также и кожаных, и люди в ярыках, была полков его светлость велика, от вооружения блистающего»¹⁶⁶. Следовательно, на конях были железные маски, железные лэмеллярные и кожаные ламинарные и ламеллярные панцири, на воинах – железные ламеллярные доспехи. Если учесть, что ламеллярный доспех был известен в Европе до монголов, то сходство описываемых доспехов с монголо-татарскими состояло в покрое. Как видим, современники, в отличие от поздних исследователей, нисколько не сомневались в самобытности монгольского доспеха.

Заимствовав у покоренных и непокоренных противников и соседей некоторые элементы и детали доспеха, монголы оказали значительное влияние на развитие последнего в Евразии. После монгольского нашествия в Западной Европе начинается резкое утяжеление доспеха за счет усиливающих деталей из железных пластин, тогда как до того там практически полностью господствовала кольчуга¹⁶⁷ (вспомним, как Карпини рекомендовал европейцам «двойные латы»). Сначала был заимствован доспех типа «усиленного хатангу де'ель». От него – русский куяк, европейские бригандины. Доспех этого типа в позднейшем Китае называли «татарским»¹⁶⁸. В Восточной Европе, Передней и Восточной Азии восприняли монгольское зерцало. При монголах окончательно сформировался пластинчато-кольчатый доспех. В шлемы монголами были привнесены науши, козырьки, длинные шпили, на которые позднее стали крепить флажки. На этой базе появился тип шлема, господствовавший в XV–XVII вв. на Ближнем и Среднем Востоке и чуть позднее – в Восточной Европе. То же можно сказать о наручах и прутяных щитах с оплеткой нитями. В Европе до появления там монголов не употреблялся конский доспех, только иногда тканая попона. (Существование на Руси конского доспеха в предмонгольское время, постулированное А. Н. Кирпичниковым на основании единственного факта – находки конской железной личины в Поросье, некорректно проанализированной им¹⁶⁹, является плодом, по меньшей мере, недоразумения, так как это наголовье было сделано в XV в. мамлюкскими мастерами¹⁷⁰.) Только столкнувшись с монголами, западные рыцари, наряду с утяжелением собственного доспеха, ввели и стали развивать конский. Если на защитное вооружение Западной и Восточной Европы влияние монгольского доспеха было, хотя и сильным (в Восточной Европе, разумеется, более ощутимым), но относительно косвенным, то развитие доспеха на Ближнем и особенно Среднем Востоке можно рассматривать как местный вариант эволюции монгольского доспеха¹⁷¹. То же можно сказать о Восточной и, как ни удивительно, частично Южной-Азии, но это требует специального исследования.

наверх

Горелик М. В. Ранний монгольский доспех (IX – первая половина XIV в.) // Археология, этнография и антропология Монголии. Новосибирск: Наука, 1987.