Образы синкретических существ в восточноевропейском скифском зверином стиле:

классификация, типология, хронология, иконографическая динамика

Основные задачи и принципы исследования

Грифоны и иные зооморфные существа, объединяющие различные элементы реальных животных в фантастических сочетаниях – один из ключевых мотивов репертуара искусства скифо-сибирского звериного стиля. В данной статье отражены результаты морфологической классификации, типологии, статистического и иконографического анализа массива синкретических изображений, созданных в рамках одного из локальных вариантов скифо-сибирского звериного стиля – в пределах звериного стиля зоны скифской археологической культуры Среднего Поднепровья, Среднего Подонья, степного Северного Причерноморья и Приазовья, а также Северного Кавказа (Прикубанье и Центральное Предкавказье, включая Ставрополье). Анализируемые показатели являются частью более общего исследования, предпринятого автором в отношении скифского искусства, предусматривавшего классификацию и морфологическую типологию всех опубликованных до 2013 года (включительно) изображений, выполненных в канонах скифо-сибирского звериного стиля VII -начала III в. до н.э. и происходящих с территории скифской археологической культуры[1].

Критерием идентификации зооморфных изображений как принадлежащих к художественному направлению скифо-сибирского звериного стиля послужили три нижеперечисленных группы диагностических признаков, предложенные нами ранее с учетом более чем 100-летней традиции изучения скифского звериного стиля, в ходе которой сложились основы современных представлений об отличительных чертах этого искусства[2]:

1) специфические пропорции животного – преувеличенность определенных частей тела (в ущерб остальным): глаз, пасти, ноздрей, ушей, лопатки, бедра; кроме того, гипертофированность рогов и копыт – у копытных, зубов и когтей – у хищников, клюва и крыльев – у птиц, всех вышеперечисленных деталей (при их наличии) - у синкретических животных;

2) акцентирование определенных анатомических деталей (таких, как глаз, рог, лопатка, плечо, бедро, копыто или лапа) посредством рельефа, линейного обрамления, намеренной геометризации и/или «зооморфного превращения» этой детали, т.е. трансформации в другой зооморфный мотив;

3) специфическая поза животного, соответствующая ограниченному набору поз, строго определенному для той или иной группы образов.

При этом для полнофигурного изображения необходимо наличие всех трех признаков, для намеренно редуцированного - достаточно первых двух.

В соответствии с вышеуказанными критериями из общего массива зооморфных изображений, известных на территории скифской археологической культуры, было отобрано 2196 оригинальных изображения. Это количество установлено без учета копий (т.е. бляшек, изготовленных по одному штампу, идентичных отливок наверший и т.д.), поскольку их включение в общую статистику исказило бы реальную картину; в качестве одной статистической единицы рассматривались и зеркальные изображения (например, парные конские нащечники, парные псалии и т.д.). Вместе с тем элементы «зооморфных превращений» учитывались нами как отдельные оригинальные изображения[3].

Эти 2196 изображения происходят из археологических памятников (погребений, поселений) и иных местонахождений (случайных находок, покупок), локализуемых в вышеуказанных территориальных пределах скифской археологической культуры. Общее число этих памятников и местонахождений составляет 862 единицы. Из этого массива местонахождений 738 единиц соответствуют погребениям и поселениям, при этом для упрощения подсчетов несколько погребений одного кургана, несколько курганов одного могильника (например, Келермесского) или несколько курганов или могильников, обозначаемых по одному населенному пункту, рядом с которым они расположены (например, у с.Аксютинцы) учитывались здесь как одна статистическая единица. Остальные 124 единицы соответствуют случайным находкам и покупкам, в это число входят 62 изображения на предметах из коллекции, условно именуемой «Майкопский клад», поскольку эти предметы происходят из разных мест[4].

Основная масса предметов, несущих изображения, составивших источниковую базу данной статьи (и общего исследования, частью которого она является), а также ряд их аналогов из других зон скифо-сибирского мира были изучены автором de visu, зафиксированы в фотографиях и рисунках и соотнесены с их публикациями. Для этого автором была проведена работа в экспозиции и в фондах Государственного исторического музея, Государственного Эрмитажа, Государственного музея искусства народов Востока, учебного кабинета-музея кафедры археологии МГУ им. М.В. Ломоносова, Ростовского областного музея краеведения, Азовского историко-археологического и палеонтологического музея-заповедника, Ставропольского государственного историко-культурного и природно-ландшафтного музея-заповедника, Краснодарского государственного историко-археологического музея-заповедника, Национального музея Республики Адыгея, Северо-Осетинского государственного объединенного музея истории, архитектуры и литературы, Национального музея Кабардино-Балкарской республики, Музея истории и культуры народов Сибири и Дальнего Востока Института археологи и этнографии СО РАН, Национального музея истории Украины и его филиала – Музея исторических драгоценностей, Музея археологии Института археологии НАНУ (в составе Национального научно-природоведческого музея НАНУ), Одесского археологического музея НАНУ, Харьковского исторического музея, Музея археологии и этнографии Слободской Украины Харьковского Национального Университета, Полтавского краеведческого музея, Музея Научно-исследовательской лаборатории «Археология» Приднестровского государственного университета, Абхазского государственного музея, Государственных Музеев Берлина. Автор искренне признателен за любезное содействие в изучении коллекций сотрудникам этих музеев: К.Б. Фирсову, Е.Ю. Новиковой, А.П. Мошинскому, И.И. Гущиной, Л.К. Галаниной, А.Ю. Алексееву, Е.Ф. Корольковой, Ю.Ю. Пиотровскому, Н.З. Куниной, Д.Е. Чистову, Е.В. Власовой, И.В. Ксенофонтовой, В.Р. Эрлиху, Е.А. Бегловой, В.С. Житеневу, Л.С. Ильюкову, В.М. Косяненко, А.А. Горбенко, В.И. Перевозчикову, В.Н. Галаевой, И.В. Отюцкому, Е.А. Хачатуровой, А.В. Пьянкову, Н.Ф. Шевченко, А.А. Коцевой, А.Х. Набоковой, Ф.К. Джигуновой, В.М. Батчаеву, А.Б. Деппуевой, И.А. Хашевой, Ф.Р. Накову, С.В. Диденко, Л.С. Клочко, А.А. Грибковой, Е.С. Подвысоцкой, Т.Ф. Шаминой, Н.А. Сон, Е.Ф. Рединой, И.В. Бруяко, Л.И. Бабенко, И.Б. Шрамко, С.А. Задникову, А.Б. Супруненко, В.С. Синике, Н.П. Тельнову, И.В. Четверикову, М.К. Инал-Ипа, А.И. Джопуа и др.

Статистика оригинальных изображений и образуемых ими морфологических типов представлена в табл.1. К анализу этих результатов в контексте синкретических образов мы вернемся в заключительной части статьи.

Табл.1

Результаты идентификации, классификации и хронологии синкретических образов восточноевропейского скифского звериного стиля

§1. Образ грифона

Идентификация. С учетом существующей проблемы идентификации образа грифона в скифском зверином стиле нами были приняты следующие критерии: сочетание таких компонентов, как анатомические элементы птицы (голова, крылья, иногда когти) и хищного зверя, чаще семейства кошачьих (туловище, ноги, хвост, уши, которые могут быть не только короткими, как у кошачьих, но и длинными, как у волчьих хищников – ср. грифоны у Эсхила как остроклювые молчаливые собаки Зевса[5], а для определенного периода (V-IV вв. до н. э.) – и элементы рептилии (чешуя, перепончатый гребень). Именно этим признакам соответствует понятие «грифон» в современной исторической науке, в филологии и в искусствоведении, с опорой на длительную античную письменную традицию (Гесиод, Аристей, Эсхил и Геродот)[6], к которой, как известно, восходит сам термин «гриф/грифон», - при том, этимологические корни термина ряд исследователей связывают с ассирийским и древнееврейским языками[7]. Соответствующий анатомический облик во всех вышеприведенных деталях фиксируется уже более поздними античными авторами[8]. Существуют и отступления от данного списка критериев, когда грифоном именуют крылатого льва с рогами козла - «грифон ахеменидского типа»[9] - и просто крылатого льва[10].

В биологии же термин «гриф» применяется как таксон в рамках классификации отряда дневных хищных птиц, или соколообразных (falconiformes), и обозначает, во-первых, семейство американских грифов (Cathartidae), во-вторых, - группу (подсемейство) настоящих грифов (или грифов Старого света) в семействе ястребиных[11].

Таким образом, значение термина «грифон» в гуманитарных науках не совпадает со значением этимологически идентичного и восходящего к мифологии термина «гриф» в биологии. В нашей работе традиционно применяется первое значение.

С какими же вариациями грифона будут соотноситься анализируемые нами изображения скифского звериного стиля? Как известно, в научной литературе выделяются несколько иконографических типов, или канонов грифонов, задействованных в скифском культурном контексте: раннегреческий, ориентализирующий (переднеазиатский), «скифский грифон»[12], грифон ахеменидского типа и позднегреческий грифон.

Между тем «скифский грифон», как признавала выделившая этот канон Н.Н. Погребова, «в большинстве случаев оказывается просто головой хищной птицы», порой, однако, имеющей ухо, которое появилось в структуре этого образа, как полагает исследовательница, прежде всего как подражание иконографии грифона[13]. Однако такого рода головы могли быть денотатами не хищников с птичьими крыльями и птичьей головой, а именно птиц, но наделенных ушами, что нереально с точки зрения биологии, но встречается в искусстве скифо-сибирского звериного стиля[14]. Поэтому, при всей своей фантастичности, данные изображения примыкают к теме птицы, а не собственно грифона в его изначальном мифологическом понимании; они учитывались нами в рамках образа птицы и пополнили соответствующую статистическую рубрику.

Иконография всех остальных канонов грифонов, как уже сказано, предполагает сочетание вышеперечисленных анатомических элементов хищного зверя и хищной птицы. При наличии этого условия идентификационными признаками этих канонов являются: 1) для ориентализирующего (переднеазиатского) грифона - гребень, идущий вдоль всей шеи до темени и завершающийся завитком, закрытый или полузакрытый клювовидный рот; 2) для грифона раннегреческого типа - отсутствие гребня, столь характерного для грифонов ассиро-урартского, хеттского и позднегреческого типов, а также раскрытая клювовидная пасть и высунутый язык, вертикально торчащие уши и, как правило, шишковидный выступ-рог на темени[15]; 3) для грифона позднегреческого типа - орлиная голова, уши волчьего хищника, длинный перепончатый гребень рептилии, иногда чешуя; 4) для грифона ахеменидского (греко-персидского) – львиная голова с козлиными рогами, при наличии крыльев.

С учетом того, что эти иконографические каноны подвергались в скифском зверином стиле существенной корректировке, отступая от своих инокультурных эталонов, в нашей классификационной системе в таксон грифона были включены также изображения крылатого кошачьего хищника, выходящие за рамки вышеперечисленных канонов, но удовлетворяющие важнейшему признаку грифона - слиянию элементов хищного зверя и птицы.

Образ грифона в восточноевропейском скифском зверином стиле реализуется как в редуцированном воплощении (головы и протомы), так и в полнофигурном.

§1-1. Редуцированные изображения грифона

§1-1-1. Протомы и погрудные изображения грифонов

В рамках данного таксона дифференцируются 6 типов.

Тип 1 Новозаведенско-келермесский[16] объединяет 5 оригинальных изображений[17], происходящих с территории Ставрополья (1), Прикубанья (2-4) и неизвестного происхождения, но скорее всего, прикубанского или ставропольского (5). Все они оформляют бронзовые навершия с бубенцом[18]. Изображения скульптурные, моделированы сходящимися плоскостями, рассчитаны на круговой обзор. Бубенец наверший плавно (2-4) или через рифленый поперечный валик (1, 5) перерастает в короткую, иногда почти не выраженную (4) шею, увенчанную перпендикулярной ей головой (рис. 1).

Здесь представлен монстр, в принципе соответствующий канону грифона раннегреческого типа, но при этом лишь новозаведенское изображение (1) содержит все атрибуты, предусмотренные данным каноном (открытая клювовидная пасть, высунутый язык, вертикально торчащие длинные острые уши, напоминающие уши хищников семейства волчьих, шишковидный выступ на темени и кожно-шерстная складка в основании головы).

Морфологическая динамика в рамках данного типа, очевидно, состоит в неуклонном упрощении образа, что проявляется в утрате выступа-рога и ушей. Так, если у грифонов на новозаведенских навершиях (1) шишковидный выступ на темени отображен очень четко, то у келермесского и майкопского грифонов, равно как и у грифона неизвестного происхождения он отсутствует (2, 3, 5). Монстр на говердовском навершии (4), лишенный не только выступа, но и ушей, вероятно, замыкает реконструируемый эволюционный ряд и, в принципе, образует своего рода иконографический тупик. Единственным признаком, который сигнализирует о связи данного изображения с каноном раннегреческого грифона, является трактовка клюва и языка, причем даже язык уже не прогнут, как требует канон, а выгнут и упирается в завершение геометризированного подклювья. В остальном же говердовское изображение скорее соответствует уже канонам не грифона, а хищной птицы.

Основу хронологии данного типа составляют изображения из объективно датируемых комплексов: 1) из кургана 3/Ш Келермесского могильника, относящегося к поздней группе Келермесских курганов (курганы Шульца), датированной Л.К. Галаниной на базе тщательной типологии изделий и с учетом переднеазиатских импортов и влияний 2-й пол. VII в. до н.э.[19], что подкрепляется аналогиями материала этих курганов с курганом 16 могильника Новозаведенное-II, датируемым 610-590 гг. до н.э. на основании ионийского керамического импорта[20]; 2) из кургана 1 у хут. Говердовский, в целом синхронизируемого по сходству котла и навершия с Келермесскими курганами Шульца и датируемого в пределах 2-й пол. VII-рубежа VII-VI вв. до н.э.[21] Изображение из кургана 8 могильника Новозаведенное-II, как эталонное для данного келермесского и говердовского изображений, должно датироваться в сходных рамках, во всяком случае, не позже. Остальные изображения в силу их морфологического сходства могут датироваться в тех же пределах. Таким образом, хронологические рамки данного типа: 2-я пол. VII в. до н.э.

Тип 2 Носакинско-кужорский объединяет 5 изображений, происходящих с территории Нижнего Поднепровья (1, 2), Среднего Поднепровья (3) и Прикубанья (4, 5). Они оформляют уздечные принадлежности: бронзовые псалии (5), а также наносники/налобники – бронзовые (2, 4), серебряный (3) и серебряный с золотой плакировкой (1) (рис. 2).

Грифон здесь отображен с разной степенью редуцированности – либо погрудно (2, 3, 4), либо погрудно с вытянутыми вперед передними ногами – в виде протомы (1), либо погрудно с рудиментарным безногим туловищем (5). Это орлиноголовый грифон позднегреческого типа - с клювом хищной птицы, с ушами и гребнем, с туловищем зверя и, в одном случае (1), с ногами хищника. Кужорский грифон, кроме того, наделен коротким рогом на лбу (4). Шея перпендикулярна груди (может быть немного согнута вперед - 4), голова перпендикулярна шее и, соответственно, горизонтальна (1-3, 5) или полуопущена (4). Шея и грудь грифонов на кужорских налобниках разделены поперечными валиками на крупные гладкие участки (имитация чешуи рептилии? свисающие складки шерсти на груди?) (4), тогда как грудь грифона в изображении из Ольвийской хоры заполнена рельефной пальметкой между волютами (2).

Аналогии и хронология. Основу хронологии данного типа составляют изображения из таких объективно датируемых комплексов, как курган 4 могильника Носаки (2-я пол. IV в. до н.э.)[22] и курган 5 Уляпского могильника (1-я пол. IV в. до н.э.)[23]. Кроме того, кужорские изображения на наноснике (4‑1, 4‑2) по композиции, трактовке деталей и технике моделировки демонстрируют местное подражание таким вполне греческим изображениям, как головы - золотые украшений саркофага из кургана Большая Близница, датируемого серединой - 2-й пол. IV в. до н.э.[24] Значительное морфологическое сходство с данными изображениями имеет грифон на налобнике из Ольвийской хоры (2), при этом его публикаторы полагают, что «четкая форма пальметки позволяет датировать изделие не позднее V в. до н.э.»[25]. Очевидно, если и датировать ольвийское изображение V в. до н.э., то не ранее 2‑ой половины этого столетия. Изображение из Старинской птицефабрики (3), весьма сходное с носакинским и из Ольвийской хоры (1, 2), но более упрощенное (клюв сомкнут, гребень рудиментарен) не может датироваться ранее их. Таким образом, вероятные хронологические рамки данного типа - 2‑я пол. V - IV в. до н.э.

Тип 3 Корнеевско-будковский объединяет 10 изображений, происходящих в основном с территории Среднего Поднепровья (2-10), а также из Нижнего Поднепровья (1). Это изображения, оформляющие бронзовые уздечные наносники/налобники[26]. Изображения моделированы скульптурно, но в расчете преимущественно на профильный обзор. Здесь представлены голова, шея и грудь некоего существа с клювом хищной птицы или клювообразной мордой, с ушами и гребнем на голове и/или на шее (в одном случае гребень отсутствует - 10), что в общем соответствует иконографии грифона позднегреческого типа. Кроме того, большинство изображений (1-7), возможно, содержат схематичное воспроизведение сдвоенных передних лап при помощи продольного рифления грудной части (возможна и другая версия: это имитация шерсти). Шея перпендикулярна груди (может быть немного приподнята - 3, 4), голова перпендикулярна шее (также может быть немного приподнята - 1, 3, 4) и, соответственно, параллельна груди. Восковица чаще отображена с помощью рельефного выступа над поверхностью надклювья или по бокам надклювья (1-8, 10), но может сливаться с гребнем (9). В ряде изображений завиток надклювья, обособляясь от восковицы, фактически превращается в закрученный рельефный язык (4-7, 10), а подклювье скорее напоминает короткую нижнюю челюсть кошачьего хищника с утолщенным или свисающим подбородком (2-7, 10), причем в изображениях из Скифской могилы эта нижняя, «звериная» челюсть даже обособляется от верхней, «птичьей», что подчеркивает синкретическую природу образа (8). В хитцовском изображении (2) надклювье имеет членистую структуру, наподобие птичьего когтя. Ладыжичинское изображение (10) находится на границе образов скифского грифона и нехищной птицы, поскольку в данном случае сильно обособленная от надклювья восковица может трактоваться и как надклювье нехищной птицы (тем более, что она отделена от глазной части валиком, который сам может трактоваться как край восковицы), и в таком случае изогнутый валик является не клювом, а языком в открытом рту птицы (рис. 3).

Рассматривая морфологическую динамику в рамках данного типа, мы наблюдаем, как в ходе тиражирования в варварской среде канона грифона позднегреческого типа, столь четко реализованного в вышеописанных изображениях типа 2 (Носакинско-кужорский), происходит либо общая схематизация (1, 9), либо изживание грифоньих признаков - атрофирование гребня (1-9), вплоть до его исчезновения (10), дробление и модификация клюва (2-10), упрощение и аморфизация клюва (9).

Основу хронологии данного типа составляют изображения из объективно датируемых комплексов: из Боковой гробницы Скифской могилы (V в. до н.э.)[27] и из Корнеевки, курган 2, погребение 3 (последняя четверть V в. до н.э.)[28]. Остальные изображения, подражающие характерному для V-IV вв. до н.э. типу позднегреческого грифона, должны датироваться в этих хронологических рамках. Кроме того, нововладимировское изображение найдено в комплексе с бляхами в виде выделенного нами в специальном исследовании определенного типа обособленных конечностей хищника («Солоха-Чертомлык»), а дата это типа, в свою очередь, была установлена нами как V - IV вв. до н.э.[29] Таким образом, предельные хронологические рамки типа 3 (Корнеевско-будковский) - V‑IV вв. до н.э.

Тип 4 Уляпский представлен единственным изображением, происходящим с территории Прикубанья и оформляющим бронзовый налобник из 8-го кургана Уляпской группы (1). Это скульптурная, рассчитанная на трехмерное обозрение протома короткоухого короткоголового хищника (т.е. семейства кошачьих) с рудиментарными ногами, раскрытой пастью, верхняя челюсть которой в сочетании с треугольным верхним клыком имеет столь значительное сходство с клювом, что это заставляет допускать стремление мастера изобразить не столько кошачьего хищника, сколько грифона. Вместе с тем, данное изображение в отношении моделировки, общей композиции и трактовки анатомических деталей аналогично полнофигурному объемному изображению лежащего кошачьего хищника с обращенной назад головой, оформляющего выпуклый ажурный конский налобник второй половины IV в. до н.э. из кургана 1 Кужорской группы[30]. И, судя по размещению рудиментов передних ног на уляпской протоме, соответствующих ногам этого кужорского зверя, уляпский хищник также показан с повернутой назад головой, сливающейся подбородком с выступом спины (рис. 4).

Курган 8 Уляпского могильника по дате найденной в нем боспорской (пантикапейской?) амфоры датируется 2-й пол. IV в. до н.э.[31], соответственно следует датировать и сам Уляпский тип.

Тип 5 Солохский включает 2 оригинальных изображения, происходящие с территории Нижнего Поднепровья (из бокового погребения кургана Солоха), оформляющие бронзовые обложенные золотом наносники (1, 2-1, 2-2, 2-3). Изображения моделированы в двустороннем рельефе, строго профильно, в расчете на боковой обзор. Это протомы львиноголового грифона с отчетливым гребнем рептилии (1) или с гривой, напоминающей одновременно грифоний гребень (2-1, 2-2, 2-3). Шея перпендикулярна груди, голова перпендикулярна шее. Уши короткие подтреугольные, свойственные кошачьим хищникам. Нос может быть гладким (1), может иметь рельефные складки (2), типичные для льва. В основании грудной части продольным рифлением показана шерсть или же имитирована лапа (рис. 4).

По чернолаковому килику комплекс бокового погребения Солохи датируется 400-375 гг. до н.э.[32], соответственно следует датировать и выделенный нами Солохский тип.

Тип 6 Гаймановско-солохский объединяет 2 изображения, происходящие с территории Нижнего Поднепровья. Они оформляют бронзовый обложенный золотом налобник из бокового погребения Солохи (2) и золотой налобник/наносник из двух половинок - обкладок деревянной основы, происходящий из центральной гробницы Гаймановой могилы (1). Изображения моделированы в двустороннем рельефе, в расчете преимущественно на боковой обзор. Это погрудное изображение львиноголового грифона с козлиными/бычьими рогами, а гаймановское изображение, кроме того, содержит и гребень рептилии. Возможно, это попытка передать облик львиноголового грифона ахеменидского типа с рогами (рис. 4).

Шея перпендикулярна груди, голова перпендикулярна шее. Уши отходят назад, противонаправленно морде. На уши опираются, почти сливаясь с ними, короткие рога - скорее бычьи, возможно, козлиные; в солохском изображении (2) они кончаются шариками. В основании грудной части солохского налобника помещена рельефная 7-лепестковая пальметка (передача львиной шерсти на груди или же имитация лапы).

Хронология . По объективным показателям комплекс бокового погребения Солохи, как уже отмечалось выше, датируется 400-375 гг. до н.э. Комплекс Гаймановой могилы в целом по амфорам и другим импортам был датирован началом 2-й пол. IV в. до н.э.[33] или 360-325/320 гг. до н.э.[34], однако недавно С.В. Полин по тем же основаниям датировал центральную гробницу этого кургана более ранним и более узким интервалом - 390-380 гг. до н.э.[35]. Следовательно, предельные рамки данного типа: 400-320 гг. до н.э.

§1-1-2. Головы грифонов

В рамках данного таксона дифференцируются 4 типа (рис. 5).

Тип 1 Грищенецко-ольвийский объединяет 5 изображений, происходящих с территории Среднего Поднепровья (1-3), Крыма (4) и Нижнего Побужья (5); они оформляют бронзовые уздечные бляхи. Изображения моделированы в одностороннем рельефе. Здесь представлены головы монстров с мордой, похожей на морду кошачьего хищника, но с клювовидно загнутой верхней челюстью (в одном случае (1) сходство с птицей дополнительно подчеркнуто присутствием восковицы, край которой уступом переходит в клюв, а сходство с хищным зверем - наличием зубов) и с хохолком-гребнем на темени, что и составляет, как мы помним, иконографические признаки грифона. Рот при этом замыкается ломаным языком, который исходит от нижней челюсти, переламывается под прямым или острым углом и упирается в верхнюю челюсть, иногда загибаясь внутрь окончания клюва (1, 3); таким образом, язык занимает именно то место в композиции, которое в изображениях хищников отдано крупным клыкам - ср., в частности, головы львов и иных кошачьих на аналогичных бляхах из Нимфейского некрополя (курган 32)[36] , Журовки (курган 400)[37] и Макеевки (курган 491)[38]. Кожно-шерстная складка часто трансформирована в птичью голову, клюв которой направлен вверх и упирается в ухо (1, 2, 4, 5).

Хронология типа определяется изображениями из комплексов, объективно датируемых по античной керамике: курганы Г Журовки (усредненная датировка: конец VI - начало V в. до н.э.)[39] и курган 5 Берестняг (2-ая половина V в. до н.э.)[40]. Комплекс погребения 7 Грищенецкого могильника датирован В.Г. Петренко началом или 1-й пол. V в. до н.э.[41] именно на основании бляхи с изучаемым нами изображением (1). Учитывая четкость и высокое качество данного изображения, вполне возможно относить его к ранней стадии выделенного нами типа, что соответствует датировке В.Г. Петренко. Остальные изображения так или иначе сходны с вышеназванными и должны датироваться близким временем. Такая хронологическая позиция не противоречит стилистической близости и явной вторичности данного типа по отношению к вышеупомянутым головам хищников на аналогичных бляхах из кургана 400 Журовки и кургана 491 Макеевки, датируемых по античной керамике 1-й пол. V в. до н.э.[42], а также на бляхах из кургана 32 некрополя Нимфея, могильник которого по античному импорту и иным показателям датирован в целом в рамках 475-425 гг. до н.э.[43] Таким образом, предельные хронологические рамки данного типа - конец VI -V в. до н.э.

Тип 2 Елизаветинский объединяет 3 изображения, происходящие с территории Прикубанья и оформляющие щитки бронзовых псалиев (1-3). Моделировка плоскостная односторонняя, с оформлением деталей с помощью прорезей и углубленных линий. Здесь представлены головы на длинных тонких шеях. Данные монстры наделены челюстями хищников, переходящими в птичьи клювы - это нечто среднее между кошачьим хищником и орлиноголовым грифоном позднегреческого типа. У монстра на псалии из хутора Прикубанский (1), кроме того, показано ухо, превращённое в трехлепестковую перевернутую пальметку, рифленой полоской вдоль края пасти имитированы зубы, а нижняя челюсть превращена в дополнительную птичью головку, глаз которой имитирован волютообразным углублением.

Эти головы и шеи составляют элемент зооморфной трансформации. В одном случае эта голова зажата между двумя птичьими головами, вместе с которыми она трансформирует рога оленя, чья голова, в свою очередь, оформляет щиток псалия (1). Еще в двух случаях это элементы зооморфной трансформации птичьих лап, оформляющих щитки псалиев (2, 3) - превращение наименьшего пальца, в которое впивается кошачий хищник, трансформирующий предыдущий палец.

Ближайшую стилистическую аналогию изображениям данного типа составляют головы хищников на тех же изделиях, трансформирующие остальные отростки оленьих рогов или птичьих лап. Хронологию данного типа следует устанавливать по изображению (2) из датируемого по античной керамике и торевтике Елизаветинского кургана 7 раскопок 1917 г. (3-я четв. IV в. до н.э.)[44]. Изображение из Краснодарского музея (3) очень близко елизаветинскому. Тем самым хронологические рамки всего типа могут быть определены как 3-я четв. IV в. до н.э.

Тип 3 Тенгинско-майкопский объединяет 3 изображения, происходящие с территории Прикубанья (1-3) и оформляющие бронзовые наносники/налобники (2-1, 2-2 (два варианта одного изображения), 3) и элемент бронзового навершия (1) - верхнюю часть переднего отростка рогов оленя. Изображения моделированы либо в одностороннем низком рельефе с доработкой деталей углубленными линиями (1), либо скульптурно (2-1, 2-2, 3), но в расчете преимущественно на профильный обзор, с использованием прорезей для моделировки деталей. Здесь представлены голова и шея (а в двух случаях (2- 1, 2-2, 3) еще и грудная часть) грифона с сильно загнутым (на 180 или почти на 360 градусов) клювом хищной птицы, в одном случае - с ухом, превращенным в трехлепестковую пальметку (1). Этот тип изображений находится на грани образов грифона и хищной птицы, при этом клюв здесь сочетается с короткой мощной звериной челюстью, в которую он упирается своим изгибом и которая имеет характерный свисающий подбородок (в изображении на Тенгинском навершии (1) эта звериная челюсть превращена в дополнительную головку грифона или ушастой птицы). Таким образом, в изображениях данного типа грань между образами птицы и грифона перейдена в пользу последнего.

Голова перпендикулярна шее, шея в одном случае плавно переходит в расширенную грудную часть (2-1, 2-2), еще в одном случае (3) грудь отделена от шеи горизонтальным валиком и преобразована в пальметку (возможно, это не грудь, а лапа).

Тенгинско-майкопский тип композиционно соответствует, с одной стороны, описанным выше типам погрудных изображений грифона – Носакинско-кужорскому (2-я пол. V - IV в. до н.э.) и Корнеевско-будковскому (V-IV вв. до н.э.), с другой - определенному типу погрудных изображений птиц, в частности происходящих из комплекса кургана 1 у с. Волковцы, (раскопки С.А. Мазараки 1897‑1898 гг.), объективно датируемого 2-й четв.-2-й пол. IV в. до н.э. по античной керамике[45]. Изучаемый тип представляется прикубанским производным от этих более массовых и широко распространённых типов - причем таким дериватом, в котором почти утрачена грань между образами грифона и птицы.

Составляющие основу данного типа тенгинские изображения (1, 2-1, 2-2) происходят из комплекса, датируемого по античным импортам (керамике и торевтике) 2-й пол. IV - нач. III в. до н.э.[46]. Майкопское изображение (3) может датироваться в тех же рамках, но с тяготением к началу этого периода, с учетом его высокого качества и попытки мастера передать лапу грифона. Таким образом, рамки данного типа: 2-я пол. IV - нач. III в. до н.э.

Тип 4 Дуровско-майкопский объединяет 3 изображения, происходящие с территории Прикубанья (2, 3), и Среднего Подонья (1) и оформляющие бронзовые наносники/налобники. Изображения двусторонне-рельефные, рассчитанные на боковой обзор, моделированы с использованием сквозных отверстий. Здесь представлены голова, шея и рудиментарная грудная часть грифоноподобного существа - с мордой зверя и знаком гребня на шее - вероятная модификация орлиноголового грифона позднегреческого типа, слитого с местными образами копытных или хищников. Центром симметрии является преувеличенный глаз. Животное представлено с дуговидно изогнутой шеей, перпендикулярной груди, голова продолжает линию шеи и упирается нижней челюстью в грудь. Изображения трактованы крайне лаконично – по сути, голова составлена огромным глазом и примыкающей к нему носовой частью.

Ближайшую морфологическую аналогию данному типу составляют изображения «оленекозла», - мотива, прикубанского по происхождению, оформляющего такие же бронзовые наносники/налобники и функционировавшего в восточноевропейском скифском зверином стиле (преимущественно в Прикубанье) в пределах сер. IV-нач. III в. до н.э.[47] Изучаемый тип изображений грифона – дериват и переосмысление темы «оленекозла», что, скорее всего, происходило в результате гипертрофирования рога и исчезновения головы «оленекозла» в ходе тиражирования. Таким образом, данный тип грифона не мог появиться ранее возникновения образа «оленекозла». Этому не противоречит имеющаяся датировка А.П. Абрамовым одного из комплексов, содержащих изображения данного типа - из кургана 1 Дуровки - по амфоре Книдского/Косского производства 2-й половиной IV - 1-й половиной III в. до н.э.[48] Аналогично следует датировать и майкопское изображение, практически тождественное дуровскому. Таким образом, предельные хронологические рамки данного типа: 2-я пол. IV - 1-я пол. III в. до н.э.

§1-2. Полнофигурные изображения грифона

Таксономические уровни классификации. Основу морфологического дифференцирования полнофигурных изображений грифона составили три универсальных таксономических уровня:

1. По позиции ног относительно оси туловища полнофигурные изображения грифона разделяются на три универсальные сюжетных группы:

группа I - нижние части ног параллельны оси туловища как минимум ниже сгиба запястья (передняя нога) и сустава заплюсны (задняя нога) - грифоны лежащие и летящие в прыжке;

группа II - нижние части ног под углом или перпендикулярны туловищу - стоящие, идущие;

группа III - комбинация обеих позиций ног - полулежащие-полустоящие.

В рамках I группы изображения грифона дополнительно дифференцируются по взаимоположению передних и задних ног на 3 сюжетные подгруппы:

подгруппа I-1 - передние и задние ноги - вперед;

подгруппа I-2 - передние ноги назад, задние вперед;

подгруппа I-3 - передние ноги вперед, задние назад.

В рамках II и III групп такое деление на данный момент нецелесообразно из-за малой вариативности взаиморасположения ног.

2. По позиции головы относительно туловища каждая сюжетная группа (в рамках I группы - соответствующие подгруппы) разделяется на 2 универсальных сюжетных отдела:

отдел I - изображения грифонов с головой, однонаправленной с туловищем (голова показана либо прямо и горизонтально, либо поднята, либо опущена);

отдел II - изображения грифонов с повернутой головой (либо назад, либо вполоборота, либо анфас и т.д.).

3. По менее значимым композиционным показателям, а также с учетом иных морфологических (стилистических) признаков каждый сюжетный отдел разделяется на морфологические типы.

Группа I - подгруппа 1 - отдел I

В рамках данного таксона дифференцируются 5 типов.

Тип I-1-I-1 Тузлинско-кужорский объединяет 3 изображения из Прикубанья, оформляющие S‑образные бронзовые двудырчатые псалии (1-3). Изображения моделированы скульптурно, но в расчете преимущественно на профильный обзор, соответственно парные органы (уши, крылья, ноги) даны в строго профильном ракурсе. При этом детали в тузлинском и майкопском изображениях (1, 3) переданы рельефом, тогда как в кужорском изображении (2) проработаны и рельефом, и углублёнными линиями (рис. 6).

Данный тип изображений представляет синкретических существ в едином композиционном построении: с прямой спиной, с шеей наискось вверх, с головой, перпендикулярной шее, т.е. немного наклонённой, и с ногами, подогнутыми под острым углом к туловищу: при этом задние ноги упираются в низ живота, а передние почти параллельны (3) или почти параллельны шее (1) (у кужорского грифона (2) отображены только задние ноги, передние отсутствуют). Образная природа этих персонажей не идентична: кужорский монстр (2) – это очевидная реализация канона позднегреческого грифона (туловище и лапы хищника, клювововидная голова хищной птицы, гребень рептилии). Тузлинского персонажа (1) Е.В. Переводчикова рассматривает как позднее проявление мотива протомы грифона раннегреческого типа, но трактованного, в сравнении с традицией «скифской архаики» «по-новому», - в стиле круга Семибратних курганов V в. до н.э.[49] На майкопском же псалии (3) представлен монстр с туловищем хищника, короткой головой, коротким широким ухом и с клювовидной мордой - т.е. гибрид кошачьего хищника и птицы, своеобразный вариант грифона без крыльев. Однако композиционное единство и значительное сходство в трактовке анатомических деталей позволяет условно относить все три изображения к единому морфологическому типу.

Морфологическая динамика, аналогии и хронология. Как уже говорилось, Е.В. Переводчикова относит тузлинское изображение к прикубанскому стилю круга Семибратних курганов V в. до н.э., объединяемых (в противовес памятникам «елизаветинского стиля» IV в. до н.э. из Елизаветинских курганов) рельефной моделировкой и определенными особенностями трактовки анатомических деталей[50]. По моделировке деталей, по полноте реализации образа очевидно, что тузлинское изображение является первичным в эволюционном ряду выделенного нами типа, тогда как майкопское, будучи близким ему по моделировке, уже теряет иконографические элементы грифона (нет крыльев, длинного уха, соответствующего канону «остроклювой молчаливой собаки Зевса»).

Майкопское изображение демонстрирует, помимо прочего, композиционное сходство с изображением оленя на аналогичных псалиях из Уляпского могильника (курган 2, ритуальная площадка)[51], с которым и следует его синхронизировать. Между тем комплекс Уляпского 2-го кургана на основе амфорного материала датируется 1-й пол. (ближе к середине) IV в. до н.э.[52]

Кужорское изображение находится в конце внутритипового эволюционного ряда, поскольку наряду с объемностью «семибратненского стиля» наделено чертами плоскостной моделировки с доработкой углубленными линиями («елизаветинский стиль») и упрощено сообразно фактуре оформляемой вещи (утрачены передние ноги). При этом кужорское изображение возникло не только в результате внутритиповой стилистической эволюции, но и под воздействием внешнего импульса - позднегреческого канона грифона. Кужорские изображения на псалиях очень близки в своей грудной части изображению на налобнике из того же комплекса. Этот налобник относится к вышеописанному типу 2 протом грифона (Носакинско-кужорский). Как и эти протомы, кужорские изображения на псалиях по композиции, трактовке деталей и технике моделировки демонстрируют копирование местными мастерами таких вполне греческих изображений, как головы – золотые украшения саркофага из кургана Большая Близница, датируемого серединой - 2-й пол. IV в. до н.э.[53]

Таким образом, совокупные предельные рамки данного типа: V - 3-я четв. IV в. до н.э.