У ряда авторов, писавших о происхождении пражской культуры или о зоне достоверных славянских памятников гуннского времени, одним из аргументов в пользу включения Поднестровья в состав „ядра" „исторических славян" была концентрация здесь комплексов пражской культуры с вещами 5 в. Истоки этого заблуждения вполне очевидны. Достаточно посмотреть на карту (рис. 27А), чтобы убедится, в том, что здесь же известна значительная часть вещей VI и VII вв., встреченных в комплексах с керамикой пражского типа. Само же Поднестровье является лишь частью зоны концентрации датирующих находок, охватывающей пространство к северу от Нижнего Подунавья. Эта картина легко объяснима. Во-первых, в этой зоне происходили наиболее интенсивные контакты славян с соседями, а, следовательно, и более активное заимствование и использование ряда инокультурных вещей, показательных для датировки. Во-вторых, по количеству изученных раскопками памятников эта зона значительно превосходит регионы в бассейне Припяти, Вислы или Эльбы. Лишь в 1987 г. А. А. Егорейченко было раскопано, а в 1991 г. – опубликовано поселение Остров, где пражская керамика была найдена с вещами финала римского времени (рис. 1, 28, 29 и каталог). Тогда стало возможно возражать против механической ссылки на ранние находки в Поднестровье не только с точки зрения методической слабости, но и опираясь на конкретный пример.

Материалы пражской культуры из ряда построек в Бернашовке, в том числе, найденные вместе с „Черняховской" фибулой (рис. 2:13, 14; подробнее см. И. О. Гавритухин 2000а, с. 78-80) подтвердили реальность сдвижки нижней границы пражской культуры в VI-й в. Важно было и то, что морфологические характеристики сосудов из ранних комплексов с пражской керамикой в Бернашовке имеют очень близкие соответствия среди материалов из Острова (ср. рис. 2:15 и рис. 1, 28, 29 по признакам на рис. 27С). Все это позволило с достаточной степенью уверенности говорить о фазе „0" пражской культуры не только на основе находок датирующих вещей, но и по особенностям керамического комплекса (И. О. Гавритухин 19976; 2000а, там ссылки на более ранние работы).

Не обычное название раннего горизонта („фаза 0") связано с тем, что общее представление об эволюции керамики пражского типа, как и отражающее эту эволюцию номенклатура, в 1970-1980-х гг. были уже сформулированы крупнейшими знатоками этих древностей. Анализ материалов из Кодына в контексте других памятников пражской культуры позволил И. П. Русановой говорить о трех фазах развития пражской культуры, в целом, соответствующих особенностям периодов I-III, выделенных на памятниках Буковины (И. П. Русанова 1976, с. 21-36; И. П. Русанова, Б. А. Тимощук 1984а; 19846, с. 23-28). К близким выводам пришел и В. Д. Баран (1988) при рассмотрении материалов из Рашкова в контексте памятников Поднестровья и Восточного Прикарпатья. В итоге, к концу 1980-х гг. выделение периодов 1-П1 пражской культуры, как и основные реперы в их понимании, стали среди большинства специалистов из Восточной Европы практически общепризнанными. Поэтому, выделенные в 1990-х гг. пражские памятники, предшествующие эталонам фазы I из Кодына и Рашкова, пришлось обозначать как фазу „0" (впервые-А. М. Шавкопляс, И. О. Гавритухин 1993).

Выделением памятников IV - начала V вв. проблема происхождения пражской культуры не исчерпывается. В ходе недавних раскопок В. С. Вергей на поселении Петриков в Припятском Полесье (материал готовится к публикации; я благодарен В. С. Вергей за возможность познакомиться с ним) была получена коллекция керамики, типологически еще более архаичная, чем представленная на поселении Остров и синхронных ему памятниках. Таким образом, с учетом наблюдений Н. В. Лопатина и А. М. Обломского над особенностями памятников типа Абидни (см. А. М. Обломский 2005, там литература), тезис о Полесье как зоне формирования пражской культуры (И. О. Гавритухин 19976; 2000а) кажется наиболее предпочтительным. С другой стороны, достаточно очевидно, что пражская культура не является прямым продолжением памятников типа Абидни, хотя эти древности, судя по всему, принадлежат родственным традициям. „Протопражские" памятники еще предстоит выделить, а характеристика и датировка их особенностей и этапов развития на протяжении 1-й половины I тыс. н.э. остается делом будущего.

Действительное значение датирующих вещей V в., достоверно связанных с комплексами пражской культуры, заключается в том, что на их основе случае удается получить типологические реперы – эталоны для выделения всего горизонта памятников пражской культуры этого времени. А это позволяет очертить зону расселения славян в период, предшествующий их появлению у лимеса Империи. С другой стороны, эти памятники важны для решения вопросов о соотношении пражской культуры и древностей ее предшественников в зоне первых миграций славян.

Впервые эти вопросы на уровне современных требований были рассмотрены И. П. Русановой. Показательно, что в книге 1973 г. она писала о возможности датировать VII веком ряд памятников пражской культуры, содержащих типологически поздний набор вариантов венчиков сосудов. В отношении же более архаичных комплексов можно было утверждать, что они относились к VI в. Лишь раскопки в Кодыне, где были найдены датирующие находки V в., позволили получить надежный репер для выделения всего горизонта славянских памятников этого времени. Кроме ряда пунктов на территории Украины, к этому горизонту был отнесен и представительный набор памятников с территории Польши (И. П. Русанова 1976, с. 176-177,199; 1978). Состав наиболее ранних памятников пражской культуры в Польше, представленный М. Парчевским, за единичными исключениями, близок тому, что предложила И. П. Русанова (М. Parczewski 1988, с. 102104). Рассмотрение этих материалов по предложенной мной классификации привело к схожим результатам (И. О. Гавритухин 1997б, с. 43; 2000а, рис. 1,2).

Исследование Г. Фусека убедительно показало, что комплексы, типологически сходные с ранними пражскими памятниками на территории Польши, есть и в Словакии (G. Fusek 1994, с. 92 и др., там литература). Можно указать комплексы с керамикой, имеющей близкие характеристики, в Восточной Германии и на Нижнем Дунае (И. О. Гавритухин 1997б, с. 43-45). Таким образом, пласт древностей, типологически близкий ранним находкам в Кодыне, оказался не чужд территориям, где появление славян относится ко времени не ранее финала V или даже первых десятилетий VI вв. Это подтверждается и комплексами с датирующими находками. Особенно показательны материалы из Луки Каветчинской с фибулой конца V - начала (1-й половины?) VI вв. (И. О. Гавритухин 2003; рис. 6: 1-9).

Расхождение приведенных материалов с первоначальными оценками кодынских комплексов („эталон V в.") кажущееся. Дело в том, что периоды развития пражской культуры не соответствуют рамкам календарных столетий. Упомянутые материалы действительно отражают один этап в истории славян, относящийся не к „V" или „VI" столетиям, а датируемый в рамках от середины V до 1-й половины или середины VI вв. (весь корпус оснований для датировки и показательные особенности керамики – см. И. О. Гавритухин 19976, с. 43-45; 2000б).

Сказанное не снимает проблему выделения особого горизонта славянских древностей, отражающего очень важный в истории Европы период между финалом римского времени – началом эпохи великого переселения народов (фаза 0 пражской культуры: IV - начало V вв.) и, в основном, „постгуннской" эпохой (фаза I: с середины - 2-й половины V в.). Можно указать на ряд комплексов пражской культуры с датирующими находками, с разной степенью достоверности относящиеся к гуннскому времени (рис. 2: 1-13). Правда, некоторые из них либо позволяют более широкую датировку (рис. 2: 7-9; возможно, рис. 10 и некоторые другие), либо не достаточно выразительны или не полностью достоверны (как рис. 2:11, 12). Поэтому, в настоящее время выделение горизонта славянских памятников гуннского периода базируется, прежде всего, на оценке локальных шкал керамических комплексов пражской культуры и анализе зон концентрации дославянских памятников 1-й половины V в. Общая систематическая характеристика этого горизонта пражской культуры (получившего название „фаза 0/1"), сопоставимая с оценками фаз 0 или I, пока затруднена и в некоторых вопросах спорна (И. О. Гавритухин 1997б, с. 45-46). Насколько соответствуют реальности нынешние представления о составе памятников этого времени (И.О. Гавритухин 2000а) покажут более детальные исследования и новые материалы.

Рис. 28. Остров. Жилище 1.	Рис. 29. Остров. Жилище 3.	Рис. 30. Бернашовка, жилище 36.
Рис. 31. Рашков III, жилище 67.	Рис. 32. Семенки, постройка VI.	Рис. 33. Семенки, постройка VI.

Понимание характера и механизма взаимоотношений расселяющихся славян и местного населения важны не только для освещения многих важнейших проблем славянской истории. Здесь есть и особые аспекты, важные для изучения хронологии. Во-первых, это вопрос о датировке специфичных локальных форм и модификаций керамики пражской культуры, а так же их месте в эволюции набора, характеризующего культуру. Во-вторых, это – оценка влияния традиций субстратного населения и соседей на характер, ритм, направление развития керамических форм у славян.

Выше уже отмечалось, что состав и характер модификаций посуды пражской культуры в комплексах фазы 0 близок у памятников, даже расположенных весьма далеко друг от друга и отличающихся по ряду особенностей строительных традиций (например Остров и Бернашовка). Кроме того, практически все специалисты по пражской культуре, не смотря на различия использованных ими типологических систем, констатируют схожесть важнейших тенденций в изменении набора модификаций сосудов у разных, зачастую весьма отдаленных и едва ли контактировавших между собой территориальных групп славян. Территориальная и количественная ограниченность комплексов с вещами V-VI вв. пока не позволяет продемонстрировать это с безусловной очевидностью. Тем не менее, если учитывать всю сумму оснований для датировки керамических комплексов, имеющих сходные характеристики, выделение горизонтов (фаз) пражской культуры как целого представляется вполне реальным (И. О. Гавритухин 1997б; G. Fusek 1994, с. 91-110). Единичные специфические модификации керамики и другие неизбежные локальные особенности не только не меняют ситуации, но, как правило, вполне вписываются в общую картину.

Понятно, что единство „исходного" набора посуды и тенденций его развития свидетельствует о сравнительно компактной зоне формирования пражской культуры. По мере расселения потенциал этого единства слабел. Поэтому типологическая близость керамических комплексов на ранних этапах развития культуры с большей степенью надежности отражает именно хронологическую близость. При этом, конкретно оценить скорость смены форм посуды или ряд особенностей состава комплексов на разных территориях можно только опираясь на анализ локальных хронологических шкал. Специфика пражской культуры такова, что комплексы с датирующими вещами в решении этой будут проблемы играть вспомогательную, хотя и важную, роль.

Корректная постановка вопроса о влиянии субстратных традиций на эволюцию пражской культуры возможна лишь если понимать пражскую культуру, с одной стороны, как этнографическую общность, заданную единством происхождения ее носителей, с другой стороны, как отражение процессов в ходе славянских миграций. Именно такой подход позволил И. П. Русновой впервые жестко сформулировать вопрос о выделении „типологического ядра" пражской культуры и „чужеродных" традиций. На конкретный результат решения этой задачи во многом повлияла полемика с археологами, недооценивавшими особенности пражской культуры на фоне ее северных и восточных соседей (И. П. Русанова 1976). Новые материалы и исследования пражской культуры позволяют подойти к этим вопросам, как мне представляется, более взвешено.

Безусловно, вытянутые горшки с расширением в верхней трети высоты, сравнительно узким дном, выраженным плечиком (особенно видов А, Б, Г по И. П. Русанова 1976, с. 17-18) принадлежат ведущим модификациям пражской керамики, во многом определяющим облик всего керамического набора. В то же время, сосуды со слабо профилированной, „широко раскрытой", верхней частью, или со сравнительно широким дном, или приземистые, напоминающие миски (виды Д, В, Е по И. П. Русановой и близкие им формы), являются органичной частью комплекса керамики пражской культуры. Отдельные ребристые формы, сосуды без выделенного плечика или с расширением, сдвинутым ближе к середине высоты, вполне могут появляться как редкие или единичные модификации, наконец, как специфичные особые формы в рамках той же традиции. К примеру, можно отметить, что раскрытые слабо профилированные формы (как рис. 1:1,2; 28:3; 29:2) во многом определяют облик керамики пражской культуры фазы О (И. О. Гавритухин 19976, с. 42) и нет никаких оснований для отнесения их к некому „дославянскому" субстрату.

С другой стороны, влияние субстратных традиций и соседей на облик славянской керамики нельзя игнорировать. В ряде работ проблема наследия пшеворской и черняховской культуры в пражской культуре фактически сводилась к обсуждению роли посуды, изготовленной на гончарном круге. Критический источниковедческий анализ (И. П. Русанова 1976; М. Parczewski 1988) показал, что зачастую в пражских комплексах наличие гончарной посуды, связанной с традициями позднеримского времени, является следствием механического смешения разновременных материалов. Теме не менее, наличие в комплексах пражской культуры гончарной керамики Черняховского облика на памятниках, где Черняховский слой отсутствует (Рашков II, Лука Каветчинская) или в надежно документированных случаях (Кодын, некоторые комплексы из Берна-шовки, Теремцев и др.) позволяют отбросить сомнения. По крайней мере, в отношении Поднестровья и Восточного Прикарпатья участие местного населения римского времени в формировании славянской культуры является доказанным.

Сейчас понятно, что процесс продвижения славян с Днестровского Левобережья к Нижнему Подунавью длился более столетия и сопровождался активными контактами с юго-западными соседями, в том числе и процессами ассимиляции. В реконструкции этой картины важное место играют комплексы с датирующими вещами. Причем, концентрация таких находок в рассматриваемом регионе позволяет в данном случае считать полученные выводы, в целом, вполне репрезентативными. Появление славян на левом берегу Днестра происходит не позднее рубежа IV и V вв. (рис. 2: 14, 15). В гуннское время можно говорить о славянском присутствии как на Левобережье, так и на Правобережье Среднего Поднестровья (рис. 2: 7-13). На Верхнем Пруте пражские памятники появляются около середины или во 2-й половине V в. (рис. 3-5). А в середине - 2-й половине VI в. не вызывает сомнений славянское присутствие и к югу от Карпат (рис. 8). Важно и то, что результат рассмотрения приведенных „реперных" памятников соответствует анализу всего комплекса источников (подробнее - см. И. О. Гавриту-хин 2000а; 20006).

В ряде случаев на славянских памятниках удается выделить керамические формы, отражающие традиции субстрата. Например в Кодыне лепная посуда культуры карпатских курганов выделяется некоторыми особенностями фактуры и моделировки (И. П. Русанова, Б. А. Тимощук 1984б, с. 14-19). Можно указать сосуды „субстратных" форм и на других памятниках Восточного Прикарпатья (например рис. 11: 6, 7, если реконструкция этих сосудов, предложенная Д. Г. Теодором, достоверна; рис. 13: 7). Показательны и сосуды пражского типа, оформление венчиков которых напоминает образцы культуры карпатских курганов (например рис. 3:1). Причем, для Поднестровья и верховий Прута явно прослеживается нивелировка „субстратного" компонента и комплексы VI-VII вв. на этих территориях полностью соответствуют всем признакам пражской культуры (рис. 21: 1-3, 6; 22; 23; 24:2; 30; 31).

На более южных территориях картина не столь однозначна. В Валахии присутствуют комплексы, которые можно считать пражскими по всем параметрам (например рис. 11) или сочетающие пражскую лепную керамику и круговую, принадлежащую другой традиции (например рис. 16: 1-4; 17). Однако, в большинстве комплексов групп Ипотешть-Кындешть-Чурел, значительная часть лепной посуды, своеобразна. Более-менее достоверное выделение в этих наборах пражского, „субстратного принесенного", „местного" и других компонентов, наряду с имитациями круговой посуды, требует специальных исследований.

На примере ряда памятников прослеживается и взаимодействие пражской культуры с пеньковской. Наличие пражских и пеньковских элементов являются одной из особенностей памятников Центральной Молдавии (наряду с „восточно-карпатским" компонентом), Южного Побужья, Поросья (И. А. Рафалович 19726; И. П. Русанова 1976, с. 88-100; И. О. Гавритухин 2000а, с. 80-81). Следует отметить, что некоторые формы сосудов, являющихся частью пеньковского керамического набора, близки пражским (например И. О. Гавритухин, А. М. Обломский 1996, рис. 95: 13, 15 и некоторые другие). Различие этих культур достаточно очевидно при сравнении ведущих форм посуды и самой структуры комплексов, но в конкретном случае, особенно на смешанных памятниках, четко отделить обломки пражских сосудов от пеньковских можно далеко не всегда.

Показателен комплекс из Селишт, в котором найден язычок пряжки (рис. 15). Три формы здесь, скорее всего, относятся к пражской культуре фазы II (рис. 15: 2, 3, 7), две – явно пеньковские (рис. 15: 8, 12), атрибуция остальных – не однозначна. Обломок сильно профилированного сосуда с утолщением у края (рис. 15: 11), если оценивать его в ряду пражских, будет указывать на синхронность комплекса фазе III пражской культуры, но, судя по всему, этот фрагмент принадлежал сосуду пеньковской традиции, для которой степень профилированности ряда форм не является хронологическим репером. Длительное сосуществование традиций приводит к их нивелировке. Причем, на ряде памятников удается проследить постепенное усиление черт, связанных с пражским компонентом (И. О. Гавритухин 2000а, с. 81 ). На южном Буге фиксируется похожая картина, в качестве примера можно указать на комплекс из Семенок с серьгой конца VII - начала VIII вв. (рис. 20: 8; 25; 32-34). „Пеньковское наследство" здесь можно лишь предположительно угадывать, а сам набор и практически все формы имеют параллели на многих памятниках финала пражской культуры.

Еще сложнее картина в Центральной и Южной Молдове. Кроме указанных выше „чистых" и „смешанных" традиций здесь присутствуют и признаки влияния культуры кочевников. Показателен комплекс с обоймой пряжки 2-й половины VI - начала VII вв. из Додешть (рис. 14). Тип постройки и ряд керамических форм здесь не отличается от других памятников Восточного Прикарпатья. Формы лепной посуды по приведенным материалам не восстанавливаются до степени, когда возможна отчетливая культурная атрибуция. Но орнаментация керамики вертикальными расчесами (рис. 14: 9-11) не редкость у кочевников в Причерноморье и Карпатской котловине (Этнокультурная..., с. 102-103, рис. 18:24; T. Vida 1999, Taf. 50:4; 52:2; 53:3; 138:1; 147:4).

Влияние субстрата и соседей, локальные различия для памятников V-VI вв. в северо-западной части славянского мира, к сожалению, изучены очень слабо. Для материалов VII в. выделяются некоторые локально-культурные зоны, прежде всего по особенностям строительных традиций и круговой посуды. При этом, даже на основе единичных комплексов с датирующими вещами можно говорить о единстве общего направления эволюции керамики пражской культуры и ее дериватов и в этих регионах. В то же время, складывается впечатление, что в северозападных областях смена форм происходила не столь интенсивно, как на юго-востоке. Во всяком случае, комплексы 2-й половины VII - начала VIII в. на Нижней и Средней Эльбе (рис. 26) содержат формы, близкие образцам VI в., в то время как на юго-востоке славянского мира для VII в. показательны, прежде всего, сравнительно длинные, сильно отогнутые венчики (ср. рис. 20-25, 31-34). Хотя картина, конечно, не столь однозначна. В поздних комплексах во всех зонах пражской культуры и ее дериватов можно встретить единичные формы как слабо профилированные, так и с короткими венчиками. С другой стороны, всем образцам, приведенным на рис. 26, можно найти аналогии на памятниках VII в. с территории Украины, Молдавии, Румынии.

Приведенные примеры и наблюдения призваны предостеречь против механического перенесения датировок ряда комплексов на другие материалы. Однако, как показывают те же примеры, и полный скептицизм здесь тоже не уместен. Комплексы с датированными вещами могут и должны служить реперами для датировки материалов пражской культуры. Но синхронизация комплексов должна производиться не непосредственно, не механически, а лишь с учетом местных культурных влияний и ритмов развития, что возможно только на основе построения и анализа локальных хронологических шкал.