Находки шлемов «цзиньского типа» в Восточной Европе

Интерес к различным аспектам завоевания монголо-татар в отечественной науке появился еще в начале XIX в. [1, с. V-VIII; 2, с. 5-7]. Но понадобилась еще почти семьдесят лет, чтобы понять, что основополагающим фактором этих завоеваний являлось военное дело захватчиков. Самой ранней попыткой рассмотреть оружие и военное дело монголо-татар, можно считать работу одного из первых российских оружиеведов, генерала Н.Е. Бранденбурга «О вліяніи монгольскаго владычества на древнее русское вооружение», которая вышла частями в 1871 г. [3, № 1, с. 18-32; № 2, с. 79-93; № 3, с. 42-63; № 4, с. 76-97]. Через четыре года вышла работа другого генерала, одного из выдающихся географов-ориенталистов XIX в., М.И. Иванина «О военном искусстве и завоеваниях монголо-татар и среднеазиатских народов при Чингис-хане и Тамерлане» [4]. Эта фундаментальная работа на десятилетия опередила свое время. К сожалению, в наши дни она почти полностью забыта. Следующую попытку рассмотреть оружие и военное дело монголо-татар уже в 40-50 гг. XX в. предпринял немецкий исследователь Бертольд Шпулер [5, р.373-386; 6, р. 399-421]. В это же время, 1948-1949 гг., предпринятые Раскопки остатков столицы Монгольской Империи г. Кара-Корума, осуществленные в 1948-1949 гг. С.В. Киселевым дали достаточно скудный оружейный материал [7, с. 188-206]. Однако этого материала вполне хватило А.Ф. Медведеву для выделения наконечников стрел, принесенных монголо-татарами в Восточною Европу [8, с. 50-60], хотя и было недостаточно для полного воссоздания монголо-татарского комплекса вооружения. И лишь спустя 30 лет благодаря стараниям выдающегося отечественного оружиеведа, М.В. Горелика, появились первые представления о внешнем виде монголо-татарских воинов [9, с. 90-101; 10, с. 244-269; 11, с. 163-208]. На базе полученных им выводов в последующие годы были написаны десятки работ. Мы не станем их здесь все перечислять, так как это выходит за рамки нашей работы, отметим лишь, что результаты, полученные М.В. Гореликом, легли в основу, как минимум, трех диссертаций, посвященных военному делу монголо-татар и военному делу государств возникших в результате их экспансий [12; 13; 14].

Между тем, вскоре после выхода работ М.В. Горелика другой видный отечественный исследователь, А.Р. Артемьев, поставил под сомнение полученные М.В. Гореликом результаты. Мотивируя свою позицию тем, что они были получены путем сопоставления иранских, китайских и японских изображений с зачастую не оправданным археологическим материалом [15, с. 284-288; 16, с. 48-52]. Ввиду скудности непосредственно монгольских памятников А.Р. Артемьев предложил иной способ выявления монголо-татарского комплекса вооружения. В частности, им было предложено идти по пути, который ранее для выявления монголо-татарских наконечников стрел выбрал А.Ф. Медведев [8, с. 50-60]. По мнению исследователя, необходимо более тщательно проанализировать находки оружия, обнаруженные на восточноевропейских городищах, погибших во время монгольского завоевания, а также сопоставить их с материалом, полученным во время раскопок в Приморье [17, с. 87-88; 18, с. 143-152]. Эта работа стала возможна благодаря труду В.Э. Шавкунова, который обобщил и проанализировал находки вооружения с чжурчжэньских городищ Приморья [19]. К сожалению, на момент написания монографии В.Э. Шавкуновым среди приморского материала не были известны находки шлемов [19, с. 78]. Но в последующие годы эта ситуация изменилась, и на сегодняшний день нам известно около десяти боевых наголовий с этой территории [20, с. 161].

Недавно новосибирский исследователь Л.A. Бобров обобщил эти находки, и, сравнив со шлемами с сопредельных территорий, предложил выделить их в отдельную группу, назвав ее «цзиньской» [21, с. 267-287] (рис. 1). Данное название представляется вполне оправданным, так как классический вариант этих шлемов, сложился именно в период господства в Северном Китае чжурчжэньской Цзиньской империи (115-1234). В качестве отличительных признаков этой группы Л.А. Бобров предложил считать следующие конструктивные особенности и элементы оформления: низкий цельнокованый (реже клепаный) полусферический или сфероконический купол, короткое навершие (как правило короткая трубка-втулка) и вертикальный прямоугольный (реже трапециевидный) налобник. Яркой конструктивной чертой классических «цзиньских» шлемов, по мнению Л.А. Боброва, является принцип крепления налобника к шлему. Он крепится к тулье только в верхней части, а нижний край налобника помещается значительно ниже края шлема. По мнению исследователя, такое конструктивное решение позволяло существенно снизить общий вес шлема без потери защитных свойств, так как шею воина защищала ламеллярная или стеганая на вате бармица. Характерной особенностью некоторых «цзиньских» налобников является декоративное оформление в виде нахмуренных бровей, переданных чеканкой [21, с. 271].

Вскоре после обобщения приморских находок JI.A. Бобров опубликовал абсолютно идентичный им шлем из Внутренней Монголии [22, с. 106-115. рис. 1,1]. Исследователь предположил, что шлем был изготовлен цзиньскими мастерами, а в последствии использовался цзиньскими или монгольскими воинами [22, с. 110]. По нашему мнению, тот факт, что у шлема целенаправленно демонтирован широкий венец, скорее, указывает на его вторичное использование. В любом случае данная находка является подтверждение того, что монголы использовали в своем комплексе вооружения шлемы «цзиньского типа».

В двух своих статьях Л.A. Бобров предложил свою версию распространения шлемов «цзиньского типа» по Евразии. По его мнению, в ходе военных действий в Северном Китае монголами были захвачены тысячи унифицированных чжурчжэньских шлемов, которые поступили на вооружение воинов армий Чингизидов. Вместе с ними эти шлемы проникли во многие уголки континента. Со временем, наголовья этого типа настолько сроднились с воинским комплексом монголов, что на завоеванных территориях местные мастера освоили производство шлемов, оформление которых напоминало «цзиньские» прототипы [21, с. 279-281]. Таким образом, JI.А. Бобров выделил «классические» шлемы «цзиньского типа» и их дериваты, изготовленные мастерами завоеванных территорий, как подражание «цзиньским» образцам. Последние могли иметь значительные конструктивные отличия от своих прототипов, но снабжались наиболее яркими оформительскими элементами характерными для «цзиньских» наголовий: прямоугольными налобниками, «бровями», короткими навершиями и др. [21, с. 271, 279-287].

Между тем, в первой своей работе Л.A. Бобров к группе «цзиньских» шлемов отнес наголовье найденное в 80-гг. XX в. при случайных обстоятельствах в предгорьях Алатау, в округе г.Мерке средневековых источников (современное с. Мерке Меркенского района Жамбылской области Республики Казахстан) (рис. 2). Исследователь предположил, что шлем является монгольским адаптированным вариантом «цзиньского типа» [21, с. 282-283] . Не отвергая в принципе такой интерпретации, отметим что, меркенская находка схожа с приморскими шлемами только формой купола и наличием широкого венца. По некоторым другим параметрам шлем из округи г. Мерке имеет важные отличия от «цзиньской» группы шлемов. Так пущенная мастером по середине обода полоса, которую Л.A. Бобров принял за подражание валикам на ободах «цзиньской группы» наголовий, на самом деле предохраняет от перерубливания шнуры, которые монтировали пластинчатую бармицу. Эти ограничители, разные по форме, но выполняющие одинаковую функцию, встречаются у многих шлемов с пластинчатой бармицей [23, с. 135-143. рис.1-2; 24, с. 168-169. табл.LXII]. К сожалению, исследователь отверг без критики датировку Е.А. Смагулова, который опубликовал меркенскую находку. Последний на основании вполне убедительных, на наш взгляд, морфологических признаков отнес шлем из округи Мерке к Х-ХІІ вв. [25, с. 270-273]. В целом, данное наголовье конструктивно очень близко не приморским, а прибалтийским находкам, которых на сегодняшний день известно пять экземпляров [26,1рр.5-17]. Здесь стоит сделать отступление.

Дело в том, что одну из прибалтийских находок, в частности, шлем, найденный при распашке на могильнике Далькайм, М.В. Горелик отнес к продукту монгольских оружейников [27. с. 233]. Между тем, исследователь не учел мнение прибалтийских коллег (или же не был с ним знаком), которые датируют эту группу шлемов ХІ-ХІІІ вв. [26. 1рр.14-17; 28,1рр.35-41;] либо еще уже - ХІ-ХІІ вв. [29, с. 134-135]. При этом М.В. Горелик перепутал могильник, из которого шлем происходит. Так, у него указано, что шлем обнаружен на могильнике Айссельбиттен (нем. Ajssel’bitten) [27. с. 233], хотя Вольфган фон Ля Баум, первый опубликовавший этот шлем, указал, что он происходит с могильника Далькайм (нем. Dollkeim) [30, р.269-270].

Помимо прибалтийских находок, подобная конструкция наголовий известна в западноевропейском искусстве, в частности на шахматной фигурке XII в., изображающей вооруженного всадника в доспехах, из коллекции Дворца Барджелло (Museo Bargello), г. Флоренция, Италия [31, пг.264], а также на шахматной фигурке XIII в., найденной на шведском острове Эланд (01and), изображающей пешего воина-берсерка, грызущего свой щит [31, пг.250; 32, р.33]. Достаточно часто этот тип шлема на половецких каменных изваяниях XIIв. [33, табл.Х1П,5; 34, табл.II,2; 35, с. 224, фиг. 4-4а; 36, № 6, № 9, № 13, № 15, № 23, № 134, № 250, 268. № 684, № 900, № 1120, № 1146, 1163; 35, с. 289-292; 38, с. 187. рис.2; 39, с. 114-143. рис.7-9]. В любом случае, как показывают новейшие наблюдения, данный тип шлемов требует дальнейшего исследования [40, р. 13].

По ходу продвижения монгольских завоевателей на территорию Восточной Европы, обнаружены наголовья более похожие на «цзиньский тип» шлемов. Одной из таких находок является шлем, опубликованный М.В. Гореликом в первом номере данного сборника. Исследователь указал, что шлем происходит из погребения в Пятигорье, при этом привел якобы сопутствующие погребенному другие вещи [41, с. 34-36. рис. 4]. Информация М.В. Горелика является, по меньшей мере, недоразумением, так как по полученным нами несколько лет назад сведеньям от P.P. Рудницкого, который занимается исследованием памятников в этом районе, шлем происходит из несанкционированных раскопок на городище Козьи скалы, у горы Бештау. Шлем был найден на валу указанного городища. Наголовье представляет собой низкую цельнокованую полусферическую тулью, к нижнему краю которой крепится венец-основание (рис. 3). Диаметр шлема – 22,5x20,5 см, общая высота – 21,6 см, высота тульи без навершия – 12 см, максимальная высота венца-основания – 5 см. К венцу под углом 75°, тремя заклепками прикреплен широкий, подтрапециевидной формы козырек-налобник с фигурно оформленным нижним краем. Его длина – 12 см, максимальная ширина – 4 см. По всему периметру козырек обрамлен рантом, сама поверхность козырька орнаментирована чеканкой. По его центру, снизу вверх, проходит тонкий волют, который, по-видимому, обозначает нос. К нему, под углом, с обеих сторон тянутся волнистые линии, напоминающие нахмуренные брови. Венчает тулью навершие высотою 9,6 см, оно свернуто из единого листа, шов расположен к затылку. Нижняя часть навершия состоит из воронковидного основания диаметром 6,4x6 см, которое переходит в высокую коническую трубку. Тремя заклепками навершие монтируется спереди и с обоих боков. С левого бока под заклепку положена подквадратная шайба, что может указывать на следы ремонта. По сведеньям P.P. Рудницкого, шлем найден вместе с ламеллярной бармицей. Возможно, приведенные М.В. Гореликом пластины, которые были им интерпретированы как часть «брони», являются остатками этой бармицы [41, рис. 4.2].

Городище, по мнению В.А. Кузнецова и P.P. Рудницкого, погибло в результате половецкого продвижения вглубь Северного Кавказа в XII в. [42, с. 310]. С последним выводом согласиться трудно, так как наконечники стрел, которые представляют массовый материал на памятнике (найдено более шестисот экземпляров), свидетельствуют в пользу того, что поселение погибло в период монгольской экспансии [42, с. 306, 329-331. рис. 17-19].

Внешне и технологически вышеописанная находка очень близка шлемам «цзиньского типа». В первую очередь их объединяет низкий полусферический цельнокованый купол, а также наличие широкого венца. Последнюю особенность JI.A. Бобров не включил в отличительные признаки выделенной им группы, но данный конструктивный элемент характерен для всех приморских находок. Между тем, есть и различия. Во-первых, на шлеме из Козьих скал налобник уже полностью трансформировался в козырек. Но при этом он остался таким же широким, и у него сохранилось оформление в виде прочеканенных нахмуренных бровей. Но здесь в отличие от приморских образцов они уже приобрели форму волнистых линий. Во-вторых, это высокое навершие, которое на приморских находках пока не встречено.

Что касается козырька, то, не так давно, на Шайгинском городище был найден козырек, который достаточно близок козьескальскому [43, с. 200-203] (рис. 4). Он представляет собой достаточно крупную подтрапециевидную пластину, дуговидную в сечении. Длина козырька - 13, 5 см, ширина — 6,2 см, толщина - 1 мм. По центру и ближе к углу, с правой стороны, на козырьке сохранились отверстия. Третье, возможно, располагалось в углу слева, но его разрушила коррозия. По всему периметру козырек окаймлен рантом. По его центру, на всю ширину козырька, от нижнего края до верхнего, проходит прямой тонкий волют. От середины этого волюта, под острым углом, расходятся еще два радиальных. С.Д. Прокопец, который опубликовал эту находку, высказал предположение, что изображение более всего походит на крест [43, с. 200]. Но по нашему мнению, изображение является условной передачей «нахмуренных бровей». Еще одной деталью, которая сближает обе находки, является способ их монтажа. Так, «классические» козырьки фиксируются к тульи посредством отвальцованого под прямым углом внутреннего края козырька, в нашем случае оба козырька монтировались на отвальцованый край тулии.

Что касается навершия, то оно идентично навершию шлема, который был найден на Алтае, в устье р.Сымылты [44, с. 111-115. рис. 1] (рис. 5). В свою очередь, сымылтынский шлем очень близок наголовью найденному в 2003 г. на Краснояровском городище [45, с. 175-176. рис. 2.1] (рис. 6). Л.A. Бобров не стал включать это наголовье в «цзиньскую группу» шлемов. Не смотря на то, что данный шлем отличается от остальной серии находок с Краснояровского городища, он на наш взгляд, весьма им близок. Здесь присутствуют основные конструктивные элементы: низкая цельнокованая полусферическая тулия и широкий венец. Отличие же заключается в исполнении налобника (у данного шлема он составляет единое целое с ободом) и в навершии. Последнее хотя и не сохранилось, но под него имеются три монтажных отверстия. То есть с большой долей вероятности можно предположить, что навершие было аналогично навершиям козьескальского и сымылтынского шлемов. Таким образом, у находки из Козьих скал все конструктивные элементы находят аналогии на Дальнем Востоке, что, в свою очередь, позволяет с большой долей вероятности отнести его к продукту цзиньских бронников, тем самым, расширив наши представления о «цзиньской группе» наголовий.

Шлем из Козьих скал без преувеличения стала знаковой находкой. Благодаря ему появилась возможность атрибутировать ряд деталей, которые раннее были найдены отдельно от шлемов. Но так как до этого данный тип наголовий среди находок в Восточной Европе не был известен, авторы затруднялись с идентификацией обнаруженных деталей.

Первой такой находкой является навершие (рис. 7,1-8,1), найденное на Золотаревском поселении, расположенном в верховьях р.Сура, на её правом берегу. В XIII в. оно входило в состав Волжской Булгарии и было разрушено монголо-татарами во время похода 1237 г. [46, с. 180-182].

Навершие обнаружено при археологических раскопках в 1977 г. в раскопе №2 второго сектора Золотаревского городища (руководитель работ М.Р. Полесских), непосредственно под слоем дерна в песке [47, с. 28]. По конструкции навершие из Золотаревки абсолютно аналогично навершию на шлеме из Козьих скал. Единственное отличие состоит в том, что на золотаревском экземпляре при переходе воронковидного основания в трубку выгравированы два ободка. Высота навершия – 11,5 см, диаметр воронковидного основания – 7 см, диаметр трубки - 1x1,5 см.

Первым опубликовавший навершие И.Л. Измайлов отнес его к комплексу вооружения булгарских воинов. Исследователь предположил, что оно крепилось к трехчастевому шлему. В целом И.Л. Измайлов датировал находку Х-ХIIІ вв. [48, с. 121. рис. 75,12]. Несколькими годами позже Г.Н. Белорыбкин в монографии посвященной Золотаревскому поселению, высказал мнение, что навершие аналогично навершиям древнерусских шлемов, но при этом датировку И.Л. Измайлова оспаривать не стал [46, с. 135. рис.82,5].

Между тем, как мы видим, навершие ничем не отличается от навершия шлема из Козьих скал, поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что оно относится к шлему такого же типа.

Второй находкой является козырек (рис. 7,2-8,2), который случайно найден на 1-м Золотаревском селище с восточной стороны крепости. Козырек представляет собой крупную подтрапециевидную пластину с фигурно оформленным нижнем краем, изогнутую в двух плоскостях. Края козырька отвальцованы в противоположную сторону от изгиба. Общая длина козырька – 11 см, ширина – 7,7 см, толщина – 2,5 мм. По верхнему краю козырька сохранились две заклепки, которыми он крепился к шлему, и отверстие под третью, несохранившеюся.

Козырек в поле зрения исследователей ранее не попадал. Между тем, мы видим, что он достаточно близок козырьку шлема из Козьих скал и отдельно найденному козырьку с Краснояровского городища. Все три козырька схожи и по способу фиксации, на отвальцо-ваный край тулии. Очень близкий по форме и устройству козырек присутствует на шлеме, найденном в Республике Кыргызстан на высокогорном плато Ак-Кель [49, с. 104-105. рис. 4-6] (рис. 9). Его длинна — 10 см, ширина — 5,5 см. По нашему мнению, сам шлем является дериватом «цзиньской группы» наголовий, на что указывают его конструктивные особенности: цельнокованая низкая полусферическая тулья, широкий венец, и широкий массивный козырек, который здесь трансформировался из налобника. Ранее одним из авторов уже было высказано предположение, что эта находка была изготовлена пленным европейским мастером по дальневосточным образцам [50]. Таким образом, мы видим, что козырек с Золотаревского поселения, по всем параметрам достаточно близок козырькам шлемов «цзиньского типа». В свою очередь, это практически исключает его принадлежность к какому-то другому типу шлемов, кроме «цзиньского».

На основании вышесказанного обе золотаревские находки наряду с наконечниками стрел [51, с. 136] и «пальмами» [46, с. 145; 52, с. 414], которые находят полные аналогии на Дальнем Востоке, следует считать принадлежностью монголо-татарских воинов, разрушивших поселение.

Помимо двух находок с Золотаревского городища, авторы располагают сведеньями еще о двух деталях шлемов. Это два навершия, которые обнаружены в ходе несанкционированных раскопок. Первое навершие найдено браконьерами в 2000-2001 гг., на городище Выжегша, Юрьево-Польский p-он Владимирской обл (рис. 10). Экземпляр абсолютно аналогичен навершиям шлема из Козьих скал и золотаревскому. Отличается навершие тем, что на трубке, чуть ниже верхнего края, с правой стороны от шва, пропилено небольшое круглое отверстие. Высота навершия – 10,5 см, диаметр воронковидного основания – 5,7x5,9 см, диаметр трубки – 1,7 см. Толщина воронковидного основания – 1,5-2 мм, толщина трубки – 2,2 мм. Навершие покрыто толстым слоем окалины, что указывает на то, что оно побывало в огне пожара.

По мнению А.Е. Леонтьева, который занимался исследованием городища Выжегша, памятник относится к IX - нач. X вв. [53, с. 94-99]. Между тем, раскопками был вскрыт лишь незначительный по площади участок (200 м² из 4800 м²) на северной окраине памятника [54, с. 198]. Находка детали шлема «цзиньского типа» может свидетельствовать в пользу того, что жизнь на городище продолжалась и после X в. В любом случае, только дальнейшее исследование городища сможет пролить свет на сложившуюся ситуацию.

Со вторым навершием (рис. 11) нас любезно ознакомил директор Шиловского краеведческого музея (Рязанская обл.) А.П. Гаврилов. К сожалению, его точное происхождение осталось невыясненным. Высота навершия – 14 см, диаметр воронковидного основания – 5,8x6,2 см. На навершии, как и у золотаревской находки, при переходе воронковидного основания в трубку выгравированы два ободка. С большой долей вероятности можно предполагать, что эти ободки имитировали двусоставную конструкцию наверший. В свою очередь, это сближает золотаревский и шиловский экземпляры с навершиями двух ранних золотоордынских шлемов: из погребения кургана 228 у с. Плоское (в 13 км от г. Тирасполя) и из коллекции Черкасского областного краеведческого музея (Украина). Навершия обоих упомянутых шлемов абсолютно аналогичны по форме вышеописанным, но изготовлены двусоставными: из воронковидного основания и самой трубки-навершия. Более того, в отличие от вышеописанных козьескальского, сымылтынского, золотаревского и выжегского наверший последний экземпляр, как и навершия шлемов из Плоского и коллекции Черкасского музея, крепился не тремя, а четырьмя заклепками. При этом два упомянутых наголовья конструктивно отличаются от цзиньских шлемов, но, как выяснил один из авторов Ю.А. Кулешов, они все же являются их дериватами [50].

Насколько широко у монголов был распространен этот тип наверший, дают представления миниатюры (рис. 12-13) из так называемого «Альбома Дица» (Берлин, Государственная библиотека – Прусское культурное наследие), где практически у всех монгольских воинов на шлемах изображены подобные навершия. По мнению ряда исследователей, эта серия миниатюр стилевыми особенностями ближе всего восходит к миниатюрам двух сохранившихся (в отрывках) датированных рукописей хроники Рашид ад-Дина — Лондонской (1314 г.) и Эдинбургской (1307 г.) [55, р.15-16; 56, р. 27-45]. Главное их отличие в том, что они создавались мастерами сельджукидской изобразительной традиции [57, с. 36-37], которые, по-видимому, были современниками последнего большого завоевания Монгольской Империи под руководством чингизида Хулагу. Поэтому данные изображения наиболее точно отображают реалии того времени, что делает их для нас бесценными.

К сожалению, у изображенных на миниатюрах шлемов нет ни налобников, ни козырьков, хотя они внешне и схожи с «цзиньской группой» боевых наголовий. Возможно, их отсутствие вызвано каким-то изобразительным приемом, или другими причинами. Но, по вышеописанным находкам, можно предположить, что именно вариант «цзиньской группы» шлемов с козырьком получил наибольшее распространение в монгольской кочевой среде. Естественно мы понимаем, что две находки, козьескальская и золотаревская, не могут являться репрезентативной выборкой. Однако сообщения современников ранних монгольских завоеваний о сабле, как наступательном клинковом оружии монголов, могут косвенно этому свидетельствовать. Так, один из первых персидских историков, который начал писать о монгольских завоеваниях Ата-Мелик Джувейни периодически отмечает у монголов сабли [59, с. 3-4, 65, 85, 92, 186, 359, 416, 457]. Более того, в отношении монгольских воинов он использует специальный термин «сабельщик» [59, с. 85]. А китайские дипломаты Пэн Да-я и Сюй Тин, посетившие монголов в 1230-х гг., прямо пишут: «Черные татары имеют также изогнутые клинки, сделанные по образцу мусульманских» [58, с. 61]. Дело в том, что при ударе саблей сверху вниз по защищенной шлемом голове лезвие приходится в лицо, а козырек этому препятствует. Собственно по этой причине он и получил повсеместное распространение там, где широко применялся сабельный бой. Надеемся, что последующие археологические исследования позволят подтвердить или опровергнуть наше предположение.

В заключение хотелось бы отметить, что предложенный А.Р. Артемьевым метод выявления монгольского комплекса вооружения, как мы видим, себя полностью оправдывает. И в дальнейшем с учетом того, что в погребениях XII-XIV вв. на территории Монголии оружие практически отсутствует [60], этот метод на наш взгляд, является наиболее перспективным.

 

 

 

Авторы: Кулешов Ю.А., Гусынин В.А. Находки шлемов «цзиньского типа» в Восточной Европе // Военное дело в Азиатско-Тихоокеанском регионе с древнейших времен до начала XX в. Вып. 2. – Владивосток, 2012. – С. 33-50.