Для сопровождения паломников по святым местам учредили особый монашеский орден - орден тамплиеров. В 1118 г. при короле Балуине II группа из девяти рыцарей решила принять обеты целомудрия, нестяжательства и послушания иерусалимскому патриарху. Во главе группы стояли два рыцаря: Гуго де Пейн и Годфрей де Сен-Омер. Сначала орден назывался «орден бедных рыцарей Христовых». Вскоре король Иерусалима дал ордену помещения в южном крыле храма Соломона. Это привело к смене названия ордена, который теперь стал называться «орден рыцарей храма Соломона», «орден рыцарей Храма», а затем и вовсе сократился до «ордена храмовников» или «орденa тамплиеров».

В обязанность ордена входила охрана дорог вокруг Иерусалима и по всей Святой Земле. Первые годы орден проявлял минимум активности из-за буквального понимания обета нестяжания. Рыцарям приходилось буквально побираться, добывая одежду и пищу для себя.

Отсутствие ресурсов делало орден малопривлекательным для новых членов. Нищенствующие рыцари даже не могли себе позволить обзавестись белыми мантиями с красным крестом, какие позже стали фактически униформой ордена. Перед орденом стояла задача, невыполнимая имевшимися в распоряжении силами. Девять рыцарей едва ли могли очистить дороги Палестины от сарацин. Несмотря на трудности, орден уцелел и со временем начал преуспевать. Король Балдуин II благосклонно относился к ордену, в котором видел образец рыцарских идеалов. Орден получил освобождение от налогов, а также дополнительное задание – охрану графа Шампанского, земляка Гуго де Пейна. Орден начал обретать твердую почву под ногами. Ему потребовалось открыть филиал в Европе, так как Иерусалим постоянно находился под угрозой осады. Перед орденом встала задача обеспечить себя экономически, а также создать для себя репутацию среди благородных семейств Европы и Церкви.

Уникальному комплексу вооружения белорусского рыцаря XIII в. не везет с публикацией, хотя свет увидели уже две статьи, которыми автор пытался ввести находку в научный оборот [1]. В Беларуси сейчас нет научного историко-археологического журнала (Вестник Академии Наук Беларуси доступен только сотрудникам академии), поэтому пришлось иметь дело с научно-популярным. В редакциях «Наследие» и «Искусство Беларуси» материал обрабатывали и правили на свой лад. В результате в первой статье удалишь весь научный аппарат, в том числе типологию, вес, зарисовки вещей, во втором видоизменили название артикула, переработали подпись под фотографией, назвав шпильку дротиком, и опять же выбросили прорисовку находок. Надеемся, что третья попытка будет более удачной.

Становление древнерусского государства – сложный и многогранный процесс, изучение которого продолжает ставить перед исследователями множество вопросов. Военный аспект его не является исключением, тем более, что тематически затрагивает не только саму Древнюю Русь, но и ратное дело ее ближайших соседей и противников. В конце IX – начале XI веков молодое древнерусское государство вело многочисленные войны, как внутренние (междоусобная борьба за великокняжеский престол), так и внешние (присоединение новых земель). В обоих случаях Русь нуждалась в значительных воинских силах и, прежде всего, – в воинах-профессионалах. Иногда эта потребность удовлетворялась за счет наемников, причем в интересующий нас период в таковом качестве нередко выступали пришельцы из Скандинавии.

Cкандинавская героическая эпоха викингов (вторая половина VIII -середина XI веков) в той или иной степени повлияла на историю многих стран европейского континента. Викинги не только предпринимали опустошительные рейды на поселения и города, но и создавали на завоеванных землях собственные колонии. И если на Запад устремлялись в основном датчане и норвежцы, то шведские викинги обращали свои взоры к богатым и неизведанным землям Восточной Европы, заселенным племенами славян, финнов и балтов.

Аламнер (город на горе), Оролы курык (сторожевая гора), Чалымский городок, Сундырская Гора, Мало-Сундырское городище, Важнангерское городище – под такими названиями это место сохранилось в памяти народа и исторических источниках, каждое название имеет свою легенду и связано с конкретными событиями. Обратимся к известным историческим фактам, мифам, преданиям, запискам краеведов и попытаемся восстановить картину прошлого. Рассказывая о событиях средневековой давности, легко увлечься, преувеличить роль отдельного народа или одной личности в судьбе края. Но нам на помощь приходит археологическая наука. Именно благодаря материальным остаткам («вещдоки» – шутят археологи): жилищам, предметам быта, орудиям труда и вооружению, монетам, полученным в ходе археологических раскопок, можно определить, какие народы проживали в этой местности, и установить точную дату тех или иных событий. Начиная с 1958 года на городище проводились археологические раскопки. В раскопках в разные годы принимали участие известные марийские археологи: доктор исторических наук В.В. Никитин и кандидаты исторических наук: С. В. Большов, Д. Ю. Ефремова, А. В. Михеев, Б. С. Соловьев, лаборант С. В. Долгополов, работавшие в качестве руководителей отдельных секторов и раскопов. В течение многих лет помощь археологам оказывали студенты МГПИ им. Н. К. Крупской (руководитель практики – доктор исторических наук А. Г. Бахтин) и школьники п. Медведева и г. Йошкар-Олы (руководители И. И. Панов и О. А. Колос). Двенадцать полевых сезонов профессионалы-археологи, любители истории и просто любознательные романтики пытаются постичь загадку таинственной горы и понять суть происходивших здесь событий.

Курганы эпохи Великого Переселения Народов. Федеральное агентство по культуре и кинематографии.
Средневековая алания VI-XII веков. Государственный музей искусства народов востока. Москва

Азовский историко-археологический и палеонтологический музей-заповедник. Азов

Государственный исторический музей. Москва

Северо-осетинский государственный объединенный музей истории. Архитектуры и литературы. Владикавказ

В 1981 р. Запорізька експедиція ІА АН УРСР дослідила унікальний поховальний комплекс у кургані № 5 1 поблизу с. Заможне Токмакського р-ну Запорізької обл. Чингульський курган здіймався понад широкою Мо-лочансько-Чингульською заплавою на краю степового плато високого правого берега р. Чингул, в 2 км на захід від села. Неораний насип кургану мав правильну півсферичну форму (висота 5,8, діаметр 68 м).

Позолочений залізний шолом з напівмаскою має півсферичну форму, що дозволяє віднести його до типу IV, за типологією А. М. Кирпичникова. Вважається, що шоломи цього типу репрезентують давньоруський захисний доспіх і датуються другою половиною XII — першою половиною XIII ст. Відзначимо також знахідку куполоподібного шолома у половецькому похованні в Угорщині (Чойош).

Унікальним є набір ножів з Чингула. Точні аналогії їм нам не відомі. Варта уваги схожість рисунків хижака на ковпачку великого ножа з різьбленням капітелі Борисоглібського соборіу у Чернігові (1120 - 1123 рр.). Помітна також стилістична близькість зображень на ковпачках ножів до техніки виконання сцен, відтворених на знаменитих срібних пластинчастих браслетах XII—XIII ст. Складний пуансонний орнамент на спинці ковпачка великого ножа майже точно повторюється на браслетах XIII-XIV ст. з Болгарії (могильник Воєвода). Можна припустити, що ножі давньоруської роботи.

Уточнює певною мірою дату комплексу аптекарська посудина, альбарела, виготовлена, за визначенням Б. І. Маршака, у сірійському місті Ракка, де такого типу посуд виготовлявся з 1171 по 1259 р

Основной исследователь и первооткрыватель их погребений — Н. Е. Бранденбург первый задался этим вопросом, поставив его заглавием своей статьи: «Какому племени могут быть приписаны те из языческих могил Киевской губернии. в которых вместе с покойником погребены остовы убитых лошадей?». Бегло охарактеризовав раскрытые им могилы и вещи в них, Н. Е. Бранденбург пришел к выводу, что «здесь мы имеем дело не с совершенно дикими помадами, а с каким-то кочевым племенем, обладающим своей известной культурой, хотя и несамобытной». Сопоставив распространение этих могил с данными письменных источников, в частности с запиской миссионера — епископа Бруно о местопребывании печенегов в начале XI в., Н. Е. Бранденбург предполагает далее, что «кочевое племя» было печенегами. Впрочем, он допускает, что в XI в. это могли быть и половцы. Датирует он открытые им комплексы очень широко — VIII-XI вв. Попытка И. Е. Бранденбурга осмыслить раскопанный им материал не была удачной. Не обработанные источниковедчески материалы не поддавались ни датировке, ни этническому расчленению. Значительно историчнее подошел к решении» вопроса об этнической принадлежности поросских погребений Л. Л. Спицын в статье «Курганы киевских торков и берендеево, написанной, как и статья Н. Е. Бранденбурга, к 1899 г. Он считал их черноклобуцкими и, исходя из подмеченной им разницы в погребальных обрядах, разделил все погребения, обнаруженные на Киевщине (ошибочно включив туда и славянские), на берендеевы, торческие и печенежские. Археологическое чутье и огромные знания позволили ему в целом верно датировать их XI — началом XIII в. Несомненным достижением этой работы является то, что после нее уже никто не сомневался относительно принадлежности раскапываемых на Киевщине погребений с конем или костями коня Черным Клобукам.