Среди ряда вещей эпохи раннего средневековья, которые были выявлены на территории Полтавской области за последнее время, привлекает к себе особое внимание антропоморфная фигурка из Засулья-Мгара, которая находит аналогии среди изделий Предкавказья и Крыма..
Фигурка принадлежит к черноморско-кавказским изделиям VI-VII вв. — Ковалевская/тип 1 — небольшие бронзовые или серебряные односторонние фигурки со средней высотой 4,50 + 0,19 см, шириной 1,8 + 0,1 см. Изображение — мужское обнаженное, фаллическое. Голова округлая или в коническом головном уборе. Черты лица отсутствуют или схематические. Плечи прямые, туловище вытянутое. Линия ног повторяет линию рук. Ноги с выделенными ступнями. Ушко для подвешивания находится с обратной стороны.
Изучение каменных боевых топоров имеет большое значение для решения сложнейших вопросов истории племен, их изготовлявших. Ярким примером тому служит обсуждение индоевропейской проблемы, решение которой, в частности, по мнению ряда исследователей, возможно с помощью классификации, типологии и картографирования каменных боевых топоров. Находки каменных сверленых топоров известны в ряде культур на обширных пространствах Северной, Центральной и Восточной Европы, где эти культуры объединены одним общим понятием – «культуры боевых топоров». Л.Я. Брюсов и M. П. Зимина, посвятившие этому вопросу большое исследование, пришли к выводу о том, что «можно усматривать в племенах культуры боевых топоров предков германцев, балтов и славян, еще в то время не разделившихся в языковом отношении».
Исследование генезиса скифского акинака составляет одно из важных направлений в изучении скифской триады. Первый ник активности при разработке этого вопроса, кажется, уже прошел, во всяком случае, число вышедших в течение последних двух десятилетий работ по «мечеведению» невелико. Впрочем, как бы ни оценивать вклад исследований 80-90-х гг. в общескифологический фонд, необходимо констатировать, что проблема происхождения акинака до сих пор актуальна. В ее решение может внести немалый вклад и публикуемая в настоящей статье выдающаяся находка – акинак скифского типа, случайно найденный в окрестностях д. Казак-Кочердык Целинного района Курганской области (левый берег р.Тобол между устьями рек Уй и Убаган), на границе Российской Федерации и Республики Казахстан.
Среди памятников юго-западной части Новгородской земли хорошо известны своеобразные украшения, состоящие из проволочного кольца с нанизанными на него пустотелыми, составленными из двух половинок бусинами. Практически во всех случаях один из его концов завершает спиралевидный, завёрнутый внутрь кольца завиток, а второй – сквозное отверстие-ушко. Изучение морфологической эволюции таких колец и их корреляция с сопутствующим материалом позволила ряду исследователей доказательно соотнести их с древностями водских племён [Седов В.В. 1953, с. 194; 1987, с. 37; Лесман Ю.М. 1982, с. 65-74].
Узкорегиональный характер распространения этих украшений (свыше 200 находок в курганах водских земель против отдельных находок из других, преимущественно новгородских территорий) вызвал предположение о том, что вне этой зоны они вообще не встречаются. Однако необходимо заметить, что среди более южных древнерусских материалов подобные находки всё же присутствуют. Они также единичны и преимущественно неатрибутированы, а их редкостность и явно неславянское происхождение обусловили даже мнение об их номадской (половецкой) принадлежности ["Gold der Steppe..." 1991, s. 339].
В поле зрения специалистов-оружиеведов шлем попадал всего четыре раза. По святивший ему небольшую статью в 1932 г. В.В. Арендт отметил восточное (за исключением полей) происхождение формы наголовья, связав ее с восточноа зиатскими шлемами XIII-XVI вв., а также то, что священные изображения на нем, без сомнения, указывают на Византию, вооружение которой в ту эпоху испытывало восточное влияние. Исследователь подчеркнул, что установить время создания шлема можно лишь на основе стиля его декора. Орнамент он определил как «сирийско-арабский», без уточнения эпохи, а изображения, со ссылкой на мнения коллег-искусствоведов, отнес к XIII в. Некоторые черты варваризма, вплетенные в византийский художественный стиль шапки, он объяснял необычностью техники исполнения фигур. Богатая отделка и иконография, по его мнению, указывают на то, что шлем принадлежал какому-то властителю или предназначался для высокого подарка. Вопрос о месте создания был оставлен открытым, надписи В.В. Арендт не рассматривал.
В статье 1957 г., посвященной древнерусским шлемам, А.Н. Кирпичников уделил этому памятнику всего один абзац. В целом он согласился с мнением В.В. Арендта, указав, что и «стиль исполнения фигур не древнее первой поло вины XIII в.». В работе 1971 г. А.Н. Кирпичников не исключил более позднюю датировку шлема, сославшись на то, что исследователи XIX в. справедливо сопо ставляли его форму с формой шлема, изображенного на печати, скрепившей договор 1317 г. между Михаилом Ярославичем Тверским и Новгородом Великим.
Одной из наименее исследованных частей жизни древнего человека продолжает оставаться сфера его религии и мировосприятия. Археология редко прибегает к анализу, а тем более, объяснению таких вещей. Видимо из-за того, что здесь следует выйти за пределы хорошо известной и, как нам кажется, хорошо "утрамбованной" многочисленными материальными артефактами территории в соседнюю территорию нематериального, где царят неизвестные (а если и известные через видимое восприятие предметов, то не совсем понятные) нам нынешним, законы религиозного культа и ритуала.
Именно к находкам, которые в прошлом могли быть задействованы при выполнении религиозных обрядов на западе Украинской Лесостепи и относим две категории вещей: первая – клепаные медные сосуды, по которым в научной литературе закрепилось название "котлы" (хотя никто не доказал их прикладное назначение), и вторая – металлические дволезвийные топоры. Исходя из традиционного археологического восприятия, казалось-бы, какая может быть между ними связь? Однако, как попробуем показать ниже, и эти, и другие сходные по символизму вещи. Кстати, порознь можно только датировать, а вот попытаться воспроизвести их глубинную семантическую нагрузку возможно только в комплексном и системном их анализе. нижеприведенной труд, в котором сделана попытка хотя бы в общих чертах осветить эту проблему, построенн по такому принципу: сначала – описание вещей, затем их анализ и, в завершение – интерпретация.