Одного взгляда достаточно, чтобы убедиться в уникальности данного предмета. Обычно на ранних кинжалах и мечах изображения животных использовались при оформлении рукояти, перекрестья или ножен, но чтобы вся поверхность лезвия с обеих сторон была покрыта выгравированными изображениями – это большая редкость. Среди большого количества кинжалов и мечей, пожалуй, есть только один аналогичный по семантике бронзовый кинжал, упоминаемый выше, который хранился в Киевском историческом музее (Danyiewitsch W., 1932, s. 147; Ильинская B.A., 1975, с. 98, рис. 7). У него на одной стороне рукоятки изображены изолированно, в ряд, 5, а на другой - 4 фигуры животных (рис. 3, 13). Более подробное описание дано ниже.

В качестве поздней аналогии можно привести кинжал из кургана Иссык (V в. до н.э.), лезвия которого с обеих сторон инкрустированы золотыми пластинками с изображениями животных (Древнее золото Казахстана, рис, 112-119) (рис. 2), Сюда же можно привлечь в качестве еще одной параллели и мечи из Филипповского I кургана. У одного меча обе стороны лезвия были инкрустированы золотыми изображениями трех пар сильно стилизованных голов оленей с ветвистыми рогами. У меча-акинака рукоять и верхняя часть клинка представляют собой две параллельные железные пластины, пространство между которыми заполнено впаянными головками грифонов обложенных золотом, причем напершие и перекрестье оформлены в виде двух противостоящих головок грифонов. Железная основа рукояти и верхней части клинка кинжала инкрустирована золотыми волнистыми полосками в виде змеек (Пшеничнюк А.Х., 1989, с. 7, рис. 12; Золотые олени Евразии, 2001, с. 70, кат. 6-7). Вышеописанное оружие, несомненно, не могло использоваться как боевое, поскольку его нельзя было заточить, нс повредив золотой инкрустации. Следовательно, данные предметы обладали исключительно символической функцией.

Обращает на себя внимание размещение рисунков на поверхности лезвия рассматриваемого бронзового кинжала из Казак-Кочердыка: животные изображены так плотно Друг к другу, что фактически также невозможно было заточить край. Об этом красноречиво свидетельствуют следы повреждений рисунков от заточки, сделанной находчиком кинжала (рис. 1). Таким образом, утилитарная функция данного изделия была далеко не главной. Между тем, большая трудоемкость нанесения самих рисунков, да и сам характер изображений не позволяют говорить о том, что они имеют исключительно декоративную природу. С необходимостью мы должны предполагать и особый статус этого кинжала. Особенности многофигурных композиций, их сложность предполагают какой-то явно символический подтекст, а, значит, изображения следует рассматривать с точки зрения мифологической символики.

Изображения на каждой стороне кинжала нанесены с учетом цветовой оппозиции: одна сторона «темная», а другая – «светлая» и это имеет явно символическое значение (рис. 1). На первой (сторона А) – животные выполнены в силуэтной манере; гравированный контур заполнен штриховкой. На противоположной стороне (Б) животные выгравированы в контурном стиле, в то время как фон покрыт сплошной штриховкой. Этим приемом мастер подчеркивал какое-то семантическое противопоставление композиций каждой стороны. Об этом же говорит и различие в характере расположения фигур. «Темная» сторона имеет линейную структуру: фигуры животных размещены в два ряда, друг за другом, вдоль продольной оси лезвия. В левом ряду животные ориентированы справа налево, а в правой половине – слева направо. В обеих половинах животные не связаны между собой и лишь только два оленеобразных обращены друг к Другу мордами, в то время как их туловища изображены в тех же позах, спиной к соседу. На двух половинах сердцевидного перекрестья помещены два хищника, изображенные друг против друга. Это единственная абсолютно «парная» сцена па данной стороне кинжала. Таким образом, можно констатировать, что изображения животных разделены на два ряда, которые противопоставляются через верхних животных. Об этом же свидетельствует и такая деталь: в правом ряду две птицы, в отличие от других, повернуты лапами к продольной оси кинжала. Очевидно, важно было их размещение по вертикали и они были плотно подогнаны к другим животным в соответствии с предварительной разметкой остальных рисунков.

Левый ряд, как и правый, состоит из 9 фигур³. Хотя позы животных статичны и даже символичны в своей иконографии, и никак нельзя говорить об их связи между собой, в целом их ориентация указывает манеру их «прочтения» – снизу вверх, в соответствии с тем, кто за кем следует. Поэтому описание дается с самого нижнего изображения. Первым в этом ряду сделан профильный рисунок птицы с большой головой и небольшим клювом, а также удлиненным в форме лодочки телом без ног, переходящим в узкий длинный хвост. Возможно, птица нарисована плывущей. Эта птица похожа на козодоя, но, скорее всего, это какая-то иодоплаваюліая птица (рис. 1, А,1).

Впереди нее изображена птица с расправленными крыльями, у которых четко прорисованы четыре маховых пера. Крылья с внешней стороны имеют полукруглый контур. Маленькая голова нарисована в профиль и имеет круглый маленький глаз и короткий загнутый клюв. Под крыльями с обеих сторон туловища имеются два кружочка. Возможно, они обозначают яйца и, в целом здесь изображена сцена высиживания птенцов. По форме клюва и крыльев это, скорее всего, сокол (рис. 1, А, 2).

Третье животное – кабан, он легко узнается по характерной большой голове, вытянутому рылу и клыкам. Пасть у него приоткрыта и нижняя челюсть имеет три острых конца. Уши круглые, глаз специфической формы и свойственен в данном собрании только этому животному: в форме вытянутой капли или пера и прочерченной от острия к середине линией. Туловище поджарое с признаками мужского пола. Животное изображено строго в профиль с двумя короткими ногами, вытянутыми слегка вперед (рис. 1, А, 3). Это единственный кабан из четырех, у которого изображены две ноги.

Следующее животное своей позой повторяет седьмое изображение в левом ряду. Голова у него закинута назад, морда короткая, горбоносая, выгравированы два коротких изогнутых рога и маленькое ухо. Его S-образное туловище имеет лопаточный выступ. Глаз маленький, круглый с точкой в середине. Отличительные черты этого персонажа свойственны прежде всего сайге (рис. 1, А, 4).

Пятым по счету изображен кошачий хищник. Он также выгравирован с вытянутыми вперед лапами с преувеличенными когтями. У него, как и у кошачьего на перекрестье, нарисована характерная для этих животных голова, но только с одним ухом, круглым глазом с точкой, оскаленной пастью, – показаны зубы и большие изогнутые клыки, а также закругленный нос с круглой ноздрей (рис. 1, Л, 5). Эту фигуру отличают черты большего реализма по сравнению с другими: на другой стороне кинжала мы видим типичный символ скифского звериного стиля – свернувшегося в кольцо кошачьего хищника со спиралевидным завершением лап (рис. 1, Б).

Шестое изображение также относится к парнокопытным животным. Оно нарисовано со сложенными под животом ногами, в т.н. «жертвенной» позе. Животное, в данном случае самец, имеет массивную горбоносую голову, опущенную к низу, с торчащими ушами средней длины. На спине обозначен небольшой лопаточный выступ. Несомненно, это животное относится к семейству оленьих и, судя по горбоносой морде, это может быть лось (рис. 1, А, 6).

Далее изображена самка олепя с вытянутыми вперед передней и задней ногами. Голова поднята вверх, рот приоткрыт, прорисованы два длинных уха, причем нижнее – в «орнаментальной» манере, характерной для оленных камней, изображено строго параллельно линии шеи и спины, доходя до лопаточного выступа. Обращает на себя такая деталь: ноги животного стройные, без обычных выступов над копытами. Учитывая грацильность головы, а также длинные уши, это животное является оленухой или же ланью (рис. 1, А, 7).

Над ним фигура оленеобразного животного, изображенного в характерной позе с подогнутыми под живот ногами. Голова с мощными ветвистыми рогами, стоящими вертикально, повернута назад, над глазом, изображенным в характерной для большинства фигур манере – в виде круга с точкой, показан надбровный выступ, носовая часть подчеркнуто массивная, на подбородке имеется острый выступ. Линия спины прерывается острым лопаточным выступом. Хвост короткий. Четко прорисованы копыта и пучок шерсти под ним, а также обозначен признак пола самца. Сравнение с оленеобразным животным справа позволяет нам предположить, что здесь изображен лось (рис. 1, А, 8).

Последним изображен в левой части перекрестья кошачий хищник. Он имеет длинный хвост, загнутый на конце крючком, мощные лапы с большими крюкообразными когтями, а также характерную короткую морду с подчеркнуто крупными изогнутыми клыками и круглыми ушами. Этот персонаж еще по одному разу встретится на обеих сторонах кинжала (рис. 1, А, 9).

Правый ряд начинается с фигуры медведя. Он повернут мордой к кошачьему хищнику. Фактически на этой стороне это единственная сцена противостояния животных. Возможно, она имеет и какую-то символику, что подчеркивается и самим размещением на перекрестье и внешним видом животных: у медведя, как и у его противника, подчеркнуты основные атрибуты хищного животного – огромные когти и челюсти с клыками. Морда медведя вытянута и более массивна, у него также обозначена кружком ноздря и глаз с точкой. Уши круглые, хвост не изображен (рис. 1, А, 10).

На лезвии клинка первым в правом ряду помещен олень. Он зеркально повторяет фигуру оленя-лося в левой половине. Единственным отличием является более грацильная голова (рис. 1, А, 11). Именно по этому признаку мы и отнесли данное изображение к оленю, а соседнее – к лосю.

Под ним тщательно прорисован кабан. В отличие от первого кабана у него имеются 4 ноги (рис. 1, А, 12).

Крупная птица, следующая за ним, повернута лапами к продольной оси кинжала. У нее крупный изогнутый клюв и большая голова на короткой шее. Горбатая спина заканчивается свисающим раздвоенным хвостом. Две небольшие лапы с относительно небольшими когтями указывают на то, что это хищная птица. Скорее всего, это коршун, но не исключено, что это дрофа или стрепет (рис. 1, А, 13). На другой стороне кинжала эта птица встретится еще 3 раза. Выше уже отмечалось сходство этой птицы с изображением хищной птицы в виде контура из Зуевского могильника (Збруева А.В., 1952, табл. XXVI, 3) и Чиликтинского кургана (Черников С.С., 1963, с. 33,57-59).

Изображенное за птицей животное относится к семейству непарнокопытных. Об этом красноречиво свидетельствует форма копыт. Его можно было бы принять за лошадь, если бы не ряд деталей, которыми обозначил художник отличие от следующего за ним животного этого же семейства. У него более горбоносая и массивная морда с прорисованными ноздрями, с сильно выступающей надглазничной костью и более длинными ушами. Вся фигура более поджарая, чем у второго, что производит впечатление его большей «дикости». У него обозначен признак мужского пола. Хвост тонкий с раздвоенной кисточкой на конце. Исходя из всего сказанного, этот образ можно связать с диким ослом-джигетаем (рис. 1, А, 14).

Следующее животное также логично описывать в сравнении с предшествующим. Оно относится к семейству непарнокопытных, но, в отличие от первого, у него массивнее грудь и шея, меньше уши, более прямая линия головы, маленькая челюсть, толще хвост, начинающийся пучком. Ноги также сложены под животом в "жертвенной” позе. Несомненно, здесь изображен конь (рис. 1, А, 15).

Еще один персонаж относится к парнокопытным. У него короткий хвост, запрокинутая голова увенчана большим, закрученным в один оборот, рогом. Конец рога аккуратно лег по линии шеи за лопаточным выступом, доходя до маленького уха. Небольшая горбоносая морда, маленький круглый глаз и, главное, отсутствие бородки говорит о том, что здесь изображен баран-архар (рис. 1, А, 16). Это животное встречается еще 3 раза на "светлой” стороне кинжала.

Птица, изображенная под архаром, так же, как и первая, повернута спиной к краю лезвия, поэтому при заточке она частично пострадала. Тем не менее, все ее характерные черты хорошо видны. Это небольшой пернатый хищник, об этом говорит большой загнутый вниз клюв, причем его верхняя часть гораздо больше нижней. Лапы массивные, с большими крюкообразными когтями. Хвост короткий, с глубокой выемкой на конце. Более всего среди хищных птиц этому образу соответствует коршун (рис. 1, А, 17).

Последнее животное походит на массивную дубину с большим круглым глазом, ноздрями и маленьким ртом. К сожалению, заточкой была срезана линия живота и завершение хвоста. Тем ие менее, понятно, что здесь изображена рыба, скорее всего - сом или налим (рис. 1, А, 18).

Таким образом, все животные на «темной» стороне четко разделены на два ряда и упорядочены только внутри ряда. Животные между собой также не связаны. Их позиции связаны исключительно с задачей компактного размещения, например кабан в левом ряду был ужат по длине (из-за чего он «потерял» две ноги) для того, чтобы он поместился между другими животными. Очевидно, с этим связан выбор конкретных поз животных, размещение голов, рогов и конечностей. Эго хорошо видно на примере двух олеиеобразных в верхней части лезвия: для сохранения их размеров и канонических поз у них были неестественно вывернуты вверх большие рога, которые при изображении их закинутыми за спину,заняли бы по ширине много места. Значит, было важно помещение их именно здесь, а не где-либо в другом месте. Соответственно, они символизировали какой-то ряд, а точнее – последовательность явлений. Вместе с тем, следует отметить, что каждое животное изображено не как абстрактный знак, а как достаточно реалистический образ: у каждого тщательно прорисованы все характерные признаки вплоть до видовой принадлежности и пола. Анализ изображений показывает, что некоторые из них обозначают какое-то конкретное во времени событие как, к примеру, плывущая птица или соколиха, высиживающая яйца, то есть, имеют какой-то временной подтекст. О том, что это не простое демонстрационное соединение животных образов, свидетельствует и факт повторяемости отдельных изображений. Фактически, мы имеем 18 животных-символов, составляющих бинарно структурированное целое. Исходя из этого, мы можем предположить, что здесь мы имеем дело с календарем.

Поскольку ряды соединяются на перекрестье в сцене противостояния кошачьего хищника и медведя, логично начинать отсчет с левого ряда снизу.

Как известно, календарь в традиционном обществе был связан с хозяйственно-природными циклами, поэтому выделение «месяцев» напрямую зависело от природных условий и характера хозяйства того или иного народа. У большинства урало-сибирских народов он коррелируется с астрономическими явлениями, как то: Луной, положением созвездий и звезд, солнца и продолжительностью дня, а также осенним и весенним солнцестояниями (Петрова А.А., 1937; Кузьмина А.И., 1977; Конаков Н.Д., 1990). Встречаются календари, основанные на космических явлениях, например, у эвенов-ламутов – по положению на небе Большой Медведицы (Петрова А.А., 1937, с. 83). Сохранение элементов этого календаря в названиях отдельных месяцев у южных племен тунгусской ветви (нанайцы, мегидальцы, самагиры) говорит о неслучайности данного явления (там же, с. 116). Год делился на два самостоятельных цикла – зимний и летний год (тунгусы, коми, якуты, камчадалы, эскимосы, индейцы Северной Америки и др.) (там же, с. 115; Конаков Н.Д., 1990, с. 108; Слепцов II.А., 1997, с 180-187).

У большинства народов Евразии год обычно состоял из 12 или 13 месяцев, но встречается год из 9 (селькупы) и 14 (эвенки) месяцев. Названия месяцев в большинстве случаев отражают или природные явления («месяц сильного мороза» и др.) или важнейшие события в хозяйстве (месяц отела оленей, ловли рыбы, гона животных, охоты на какое-либо животное и пр.). Поэтому у одних и тех же народов, занимающие огромные территории в условиях кочевого и полукочевого образа жизни названия месяцев разные, нередко одни и те же явления связаны с другим месяцем из-за разницы эколого-климатических условий (Кузьмина А.И., 1977, с. 80). Вследствие этого нет точной фиксации начала и продолжительности месяцев; они моїут иметь 14, 15, 20 и более дней, вплоть до 3 астрономических месяцев в соответстнии с продолжительностью природно-хозяйственных циклов. У сибирских народов не было потребности с точностью до одного дня фиксировать какое-либо явление. Например, у долган точный календарь появился после крещения под влиянием русского населения и существовал для вычисления церковных и семейных праздников, причем люди, занимавшиеся этим, пользовались особым уважением (Попов А.А., 1937, с. 150). В то время у долган существовал естественный календарь, так как для ведения хозяйства достаточно было знать чередование природно-хозяйственных циклов. У охотников-рыболовов и оленеводов «...нет еще острой необходимости в строгой постоянной номенклатуре месяцев, которые относительно легко могут заменяться новой, более подходящей к окружающей обстановке» (Петрова А.И., 1937, с. 105). Только отдельные месяцы у эвенков обозначены именами животных – это месяц ворона (прилета ворон – апрель) и месяц оленя (спаривания оленей – сентябрь) (там же, с. 84-85), У селькупов совпадали по названиям и относительному положению лишь вороний и орлиный месяцы (февраль-апрель) (Кузьмина А.И., 1977, с. 81-84).

У коми обозначение месяцев посредством животных символов, судя по уникальному бронзовому диску, существовало с эпохи раннего средневековья (Конаков Н.Д., 1990). Представление о зверином 12-численном цикле известно среди маньчжур: народность уде имеет сходный с китайским цикл животных, только вместо дракона в нем представлен медведь (Петрова А,И., 1937, с. 95). Исторические корни звериного круга не выяснены, причем А.И. Петрова считает его наследием древних тюрков, от которых через монголов он был передан китайцам (там же, с. 118). Наличие у тюрков подобного календаря подтверждается и тем фактом, что в древности у башкир велось летоисчисление по двенадцати летнему животному циклу. Об этом сохранилось упоминание в древнейшем башкирском эпосе «Урал-батыр»: «Каждый месяц и каждый день/ Все новыми животными полнился Урал./ Люди по дням прихода/ [Каждого из] этих животных и птиц/ Разделили месяцы и года,/ Дав им название [в том порядке|, как они пришли» (БНТ, 1987а, с. 369). В башкирском предании «Как возник мусаль» также говорится о 12-летнем календарном цикле (мусаль), каждый год которого назван по какому-либо животному (БНТ, 19876, с. 36-37).

При рассмотрении нашего кинжала бросается в глаза подавляющее преобладание диких животных (рис. 1, А). Из домашних животных среди темных фигур присутствует только лошадь. Значит ли это, что в данном случае мы имеем охотничий естественный календарь и каждое животное обозначало какой-либо природно-хозяйственный цикл? Само количество животных (18) заставляет усомниться в этом, так как на каждый "месяц” приходится около 20 дней. Вместе с тем, отдельные моменты явно указывают на связь с временными циклами, которые маркируют некоторые животные. Это, прежде всего, птица, высиживающая птенцов, вместе с находящейся рядом другой птицей (рис. 1, А, 1,2). Они могут обозначать весенние месяцы: время прилета птиц и период высиживания яиц. Изображение рыбы (рис. 1, А, 18) в этом случае следует воспринимать как месяц подледной ловли рыбы (месяц "налима” у долган), который у ряда сибирских народов предшествовал месяцу прилета птиц (месяц ворона или орла). Разделение на два ряда может обозначать и разделение астрономического года на два года, зимний и летний. Первый начинался со дня осеннего (22 сентября), а другой – весеннего равноденствия (22 марта). Соответственно, и птица внизу (рис. 1, А, 1) должна обозначать вторую половину марта.

Допуская 20-дневный цикл для каждого животного, мы встретим еще ряд важных совпадений, например, два оленя (рис. 1, А, 8, 11) могут обозначать период гона у этих копытных, длящийся с начала августа по октябрь. Именно в это время происходят поединки оленей, что возможно и было отражено в их позах. Фигура медведя (рис. 1, А, 10) соответствует второй половине сентября – началу октября, то есть периоду, когда у этих животных начинается свадебный период и они особенно опасны. Не случайно, в это время для коми-охотников было запрещено ходить в лес, и этот период носил названия "месяц медведя”, обозначая осеннее равноденствие (Конаков Н.Д., 1990, с, 107). С конца октября по конец марта на 5 месяцев бурый медведь в горах Саян и Алтая укладывался в спячку, то есть начинался сезон охоты на него (Грумм-Гржимайло Г.Е., 1914, с. 486). Возможно, что медведь обозначал «зимний год», а кошачий хищник – «летний». Тогда можно объяснить совпадение второго кошачьего хищника (рис. 1, А, 5) со второй половиной июня, поскольку в этом месяце самые длинные дни и он являлся «вершиной» летнего периода. У якутов в это время отмечался праздник нового (летнего) года (Слепцов 11.А., 1997, с. 182). Отсюда расположение фигур указывает на то, что отсчет астрономического года мог начинаться с осеннего равноденствия, по правому ряду вниз, и с весеннего равноденствия по левому ряду снизу вверх.

Среди всех изображений животных только два относятся к самкам: сайга (рис. 1, А, 4) (май -1-я половина июня) и оленуха (рис. 1, А, 6) (июль – 1-я пол. августа). Их пол, несомненно, должен обозначать какой-то важный для этих животных продуцирующий цикл. Сайга являлась одним из основных промысловых животных жителей Евразии, в том числе и Саяно-Алтайском нагорья. Это животное постоянно кочует большими стадами по определенным маршрутам, причем самки ягнятся весной в одно и то же время, отделяясь от основного стада до середины июня, что значительно облегчает охоту на него (Грумм-Гржимайло Г.Е., 1914, с. 511-514). Разумеется,это предварительные соображения и еще предстоит большая работа по сопоставлению животных с их циклами и хозяйствен но-промысловым календарем народов, проживающих на территории северо-восточного Казахстана и Саяно-Алтайского нагорья.

Характер и детали отдельных изображений животных, говорят о том, что они имеют «временное», календарное значение. Звериный ряд лишь частично совпадает с естественным календарем и поэтому сам по себе является набором уже достаточно абстрактных символов. Значит, мы должны предполагать, что данный календарь был предназначен не только для "хозяйственных нужд" то есть профанной сферы, но и для сакральных целей. Этим можно объяснить и необходимость в 20-дневном месяце, хотя более естественно было бы использовать лунно-солнечный месяц из 28-30 дней. Поскольку календарь был разделен на равные промежутки времени, следует предполагать достаточно точную привязку начала каждого месяца к солнечному году. Без астрономических наблюдений за солнцем, луной и созвездиями подобное было бы невозможно. Это предполагает существование специальной категории людей (жрецов), которые этим должны были заниматься в целях точного исполнения ритуалов во времени. Нс исключено, что некоторые фигуры животных обозначали какие-то созвездия и являлись знаками зодиака. Во всяком случае, звериный круг, подобный древнетюркскому и маньчжурскому, здесь налицо.

Таким образом, в жизни древних кочевников, использующих кинжал в своих ритуалах, первостепенную роль играл уже не естественный, охотничий, а обрядовый календарь. О том, что у древних скотоводов существовал такой календарь, имеющий 18-месячный цикл, красноречиво свидетельствует захоронение 360 коней в Ульском кургане, разделенных на 18 скоплений по 20 коней. Все кони в каждом скоплении были привязаны к одному столбу-привязи. Этот факт расценивался некоторыми исследователями как проявление индоиранской жертвенной обрядности, имеющей в своей основе 18-месячный годовой цикл, в скифской среде (Лелеков Л.А,, 1980, с. 119-120). Само количество жертвенных животных (360) соответствует годовому циклу. При этом двадцатеричный счет наиболее древен и естественен при подсчете. Он известен у некоторых евразийских народов: чукчей, кельтов, населения Афганистана и Индии (Фролов Б.А., 1992, с. 92). Бее это подтверждает предположение о календарной семантике "темно-фигурной” стороны кинжала.

∗∗∗

"Светло-фигурная” половина (сторона Б) демонстрирует другую форму отношений между изображениями животных: все они объединены в группы по принципу композиционной связи (рис. 1, Б). Ключевым для понимания, как нам представляется, является композиция на лезвии клинка. Здесь изображены 3 группы животных. Две из них, верхняя и нижняя, состоят из двух животных – хищника и копытного – и представляют собой сцены преследования. В середине изображены 4 копытных животных одинакового размера. Между животными нарисованы небольшие птицы – ласточки или стрижи, что указывает на небесный характер этих сцен и животных символов. Следовательно, эти животные могут обозначать какие-то явления космического характера: небесные светила,созвездия и другие явления, характеризующие представления о космосе. Мифологическая парадигма обычно предполагает объяснение движения солнца, луны и звезд по небосклону или вокруг Полярной звезды в виде преследования копытного животного (чаще оленя или лося) хищником либо охотником (Новиков Е.С., 1991а).

По нашему мнению, именно такая сцена изображена в верхней части лезвия. Здесь помещен рисунок кабана с четырьмя вытянутыми ногами (рис. 1, Б, 6). Он идентичен фигурам на «темной» стороне лезвия, а также кабану на рукояти кинжала. Крупная тяжелая голова с острыми клыками опущена ниже ног, на загривке прорисована вздыбленная шерсть. Он как бы завис над оленем, запрокинувшим перед ним голову с ветвистыми рогами и подставившим ему шею. Динамика позы оленя подчеркнута видимым напряжением выброшенных вперед ног. У него крупное ухо, плавной вогнутой линией обозначен участок между глазом и массивной носовой частью, где двумя штрихами обозначены ноздри (рис, 1, Б, 7). Небольшая челюсть свидетельствует, что в данном случае был изображен олень, а не лось.

Этот олень отличается от того, что нарисован на рукояти, только положением ног: у него они сложены под животом (рис. 1, Б, 2). Здесь и кабан стоит против оленя, головой к нему, а внешнее пространство не заштриховано гравировкой (рис. 1, Б, 1). В целом это две одинаковые по содержанию сцены. Поэтому возникает вопрос о причине их изображения здесь. Скорее всего, они подчеркивали осевое начало в смысловом содержании самой композиции на этом участке кинжала. Не случайно, что между ними на сердцевидном перекрестье помещены два животных в зеркальной проекции: архар, «стоящий» на четырех ногах, и конь/дикий осел, с вытянутыми вверх четырьмя ногами (рис, 1, Б, 3,5). «Небесный» характер этой сцены подчеркивается изображением птички между ними (рис. 1, Б, 4). Очевидно, в такой манере изображалось круговое вращение животных символов. Кроме того, осевое содержание усиливается срединным выступом на рукоятке, идущим от вершины сердцевидного перекрестья к грибовидной шляпке. К этому следует добавить и тот очевидный факт, что осевая симметрия присутствует в размещении остальных изображений. Например, в центральной группе архар и копытное, идентичные тем, что изображены на перекрестье, были помещены на левой, а два других животных – на правой грани (рис. 1, Б, 9-12). Эту же идею подтверждает и нижняя группа животных (рис. 1, Б, 14, 18). Учитывая явно небесно-космическую семантику изображенных сцен, можно утверждать, что сам кинжал символизировал собой мировую ось, о чем упоминалось н работах скифологов (Раевский Д.С., 1985, с. 99). Сами же изображения удваивают эту идею (Раевский Д.С., 1985, с. 115).

Исходя из этого, становится понятной семантика верхней композиции на лезвии и рукояти. Если сам кинжал, особенно воткнутый в землю, символизировал мировую ось, т.е. Полярную звезду, то преследование хищником оленя – это символическое обозначение Большой медведицы – атрибута космического коло (Анисимов А.Ф., 1959, с. 91; Топоров В.Н., 1992, с. 70). Ассоциация образа небесного оленя/лося с Большой медведицей не вызывает сомнения: этот символ довольно широко распространен у народов Северной Евразии (Анисимов А.Ф., 1959, с. 11-14; Топоров Б.Н., 1992, с. 70). Вместе с тем, кабан в образе хищника или хтонического персонажа известен в индоевропейской мифологии (РВ, X, 99,6), а в скифской традиции сражение с кабаном предстает как один из подвигов эпического героя (Грязнов М.П., 1961, с. 21; Яценко И.В., 2000, с. 88). Нельзя сбрасывать со счетов и другую сторону образа кабана. Он может выступать и воплощением светлого божества или же героя, как, например, участник космической охоты на лосиху – Большую медведицу охотник Манги, который самодийскими народами воспринимался то как культурный герой-прародитель, то как медведь (Новиков Е.С., 1991). Образ кабана является одной из отличительных особенностей скифского звериного стиля, причем особенно он был популярен в восточных провинциях скифского мира⁴. Поскольку мы воспринимаем на кинжале этот образ чисто визуально, то он предстает перед нами как опасный хищник – преследователь космического оленя, заместивший обычного в мифологии урало-сибирских народов медведя (Анисимов А.Ф., 1959, с. 13-15). Окончательно семантика этой сцены нам будет понятна после рассмотрения нижней группы изображений.

Нижняя сцена состоит из свернувшегося в кольцо кошачьего хищника и архара. Они показаны в окружении птиц, что подчеркивало «небесность» этой сцены (рис. 1, Б, 14-22). Оба персонажа изображены в неестественных позах, что также указывает на символичность данной композиции. Тело хищника свернуто в круг, а его когти согнуты в полуспираль (рис. 1, Б, 14). Голова крупная, с характерным изображением пасти, известным по аналогичным изображениям на "темной" стороне, нарисовано одно ухо и крупный глаз. Непропорционально маленьким изображен хвост, закрученный крючком. Кошачий хищник на казак-ко-чсрдыкском кинжале вплоть до деталей похож на две бронзовые фигуры хищника Корсу-ковского клада (Членова Н.Л., 2001, рис. 1; 3). У него такая же массивная голова со вздернутым носом, саблезубая оскаленная пасть, лопаточный выступ, как и у других животных на кинжале, гипертрофированные, кольцеобразные загнутые когти, кончик хвоста свернут крючком. Учитывая эти детали, ближайшей аналогией данному образу являются наскальные рисунки из Жалтырык-Таша, приводимые Б.Ю.Зуевым и Р.Б.Исмагиловым (Зуев В.Ю., Исмагилов Р.Б., 1995), а также изображения свернувшегося хищника с озера Иссык-куль и из кургана Аржан (Полидович Ю.Б., 2001, рис. 2, 12, 16, 17).

Так как места вполне хватило для того, чтобы изобразить это животное более естественно, поза свернувшегося хищника может рассматриваться как символическая и должна быть связана с содержанием всей композиции. По логике вещей, изображение животного, вписанного или свернувшегося в круг, должно ассоциироваться с солярной символикой. И в данном случае, по мнению ряда исследователей, сущность этого образа заключается в идее «окружения», «замыкания» (Дюмезиль Ж., 1990). Б этом контексте он перекликается с другим хтоническим персонажем - гигантским змеем,облегающим землю (напр. в Младшей Эдде) или же с чудовищным гигантом мартовского эпоса, который обладает в некоторых вариантах чертами змея. Он окружает собой огонь, и герой Сослан-Сосруко этот огонь похищает (Дюмезиль Ж., 1990; Раевский Д.С., 1985, с. 118). Этот сюжет имеет прямое сходство с мифом Вала индоиранской традиции. Согласно этому мифу, гигантский змей Вритра/Вала или олицетворяет собой мировую гору или опоясывает ее, замыкая живительную воду и солнце-зарю (зори); герой Индра побеждает змея и освобождает воды и солнце-зарю Ушас (Елизаренкова Т.Я., 1999, с. 171, 172,185; Котов Б.Г., 2000). Кроме того, в Ригведе встречается образ мировой горы, на вершине которой обитает бог Агни и солнце, которое вращается вокруг (РВ, III, 5, 3, 5; X, 1,6).

В связи с этим мифологическим сюжетом и образом свернувшегося в кольцо хищника возникает любопытная аналогия в материалах ананьинекой культуры: на каменных и керамических дисках, так называемых "пряслицах”, встречается свернувшийся в кольцо хищник. Но чаше всего пряслица украшены солярной символикой: от центрального отверстия расходятся радиальные линии-лучи, нередко образующие крест; зачастую вокруг отверстия нарисована солнечная корона (Збруева А.В., 1952, табл. XXV; Голдина Р.Д., 1999, рис. 95) (рис.З, 1-7, 10), Как показывает этнография, эти диски были частью лучкового сверла, которое в быту широко использовалось для добывания огня. Поскольку указанный процесс, как это описано в Ригведе, индоиранцами воспринимался как ритуал порождения огня и света, то и важнейшая деталь этого ритуального прибора содержал солярный декор (Сериков Ю.Б., 1996). На двух пряслицах изображен солярный миф: заключенные в кольцо протомы двух противостоящих хищников с длинными мордами, похожих на волков, облегают отверстие, по краям которого на одном диске нарисована солнечная корона (Збруева А,В., 1952, табл. XXV, 9, 11) (рис. 3,4). Подобный хищник присутствует на одной из сторон глиняного пряслица из Прикамья, а на другой стороне помещен солярный символ (Голдина Р.Д., 1999, рис. 95, 6) (рис. З, 1). На следующем диске выгравированы сцены преследования: на одной стороне медведь гонится по кругу за лосем, а на другой изображены два лося – маленький и большой (там же, рис. 95,4) (рис. 3, 6),

Эти сцены, по нашему мнению, являются иллюстрацией к солярному мифу космической охоты и они изображены на этих предметах далеко не случайно. Очевидно, огневое сверло символизировало собой мировую ось, под которой воспринималась мировая гора и дерево в индоиранской традиции. Вращение стержня с диском-маховичком ассоциировалось в мифологическом мировосприятии с вращением звездною неба и солнца на небосклоне. Данная мифологема нередко находила отражение в декоре этих дисков. Соответственно, изображение не только было вписано в круг, но оно само заключало в себе идею осевого вращения и, поэтому ассоциировалось с солярным мифом. Иначе говоря, в самом мотиве вечного преследования была заключена идея безостановочного круговращательного движения солнца, луны и созвездий. Значит, символический образ преследователя должен быть семиотически тождественен преследуемому животному – ведь каждый из них в отдельности обозначал один сюжет. Этот процесс "разделения” мифологической сцены на отдельные составляющие наглядно представлен на примере ананьинских пряслиц (Збруева А.В., 1952, с. XXVI, 11; Голдина Р.Д., 1999, рис. 95,1,2, 5,7-Ю) (рис. 3,1,3,4, 5). В результате свернувшийся в кольцо хищник стал обозначать солярный миф и солярный символ – не случайно на пряслицах он стал изображаться вместо других обозначений солнца (Збруева А.В., 1952, с. 132).

В плане отражения солярной символики показательны бронзовые бляшки с изображениями коня и кулана на диске, а также помещенных внутри круга оленей и хищного животного, происходящих из Айдашинской пещеры и других памятников Южной Сибири и Средней Азии (Худяков М.В., 1933, с.257-258; Молодин В.И. и др„ 1980, табл. IX, XI, XII) (рис. 3,11; 4, 10, 11, 12, 14) и на ряде изображения раннескифской эпохи из восточных регионов. Любопытно, что круглые изображения были характерны именно для этих территорий (см.: Полидович Ю.Б., 2001, рис. 2, 3, 9, 14,15,18). На примере свернувшегося (кошачьего) хищника видна солярная символика (и семантическое тождество) свернувшегося в круг и заключенного н круг животного. Таким образом, семантика этого образа в конкретном мифологическом контексте диктовала его форму, а не наоборот. Поэтому не случайно он обозначал принадлежность к верхней космической зоне мифологической модели мира (Раевский Д.С., 1985, с. 121).

Как переходный по своей форме символ подобного рода можно рассматривать бронзовую накладку из хут.Кулаковского в Крыму в виде свернувшегося в кольцо хищника, который вплоть до деталей похож на хищника ананьинских пряслиц (Раевский Д.С., 1985, рис. 13). Большое значение имеют детали; у него на лопатке изображен козел или архар, а на бедре задней ноги - голова лося (рис. 3,8). Это как раз тс животные, которых преследуют на светлой стороне нашего кинжала (и, обычно, которых терзают хищники в скифо-сарматском искусстве). На «небесный характер» этого персонажа, возможно, указывают оформленные в виде голов хищных птиц когти. Очевидно, в этом образе была зашифрована мифологема преследования хищником солнца (образ козла) и Большой медведицы (голова лося), а сам образ, в целом, обозначал космическое коло. Отсюда, вероятно, образ хищн и ка-нреследователя небесного копытного животного как источник этого вечного космического круговращения превратился у воинственных кочевников в самостоятельный сакральный символ (Раевский Д.С., 1985, с. 121). Показательна в этом плане взаимозаменяемость на бронзовых крестовидных бляхах изображений солнца образом свернувшегося хищника (Ильинская В.А., Тереножкин А.И., 1983, с. 201, рис. 1,2) (рис, 3,9,12). Бронзовая крестовидная бляха из Зуевского могильника в Прикамье, по аналогии с солярными символами на русских прялках, обозначала не просто движение солнца по небу (Збруева А,В., 1952, с. 132), а утреннее, дневное, вечернее и «подземное» солнце (Рыбаков Б.А., 1981, с. 242).

На кинжале кошачий хищник обращен мордой к горному барану-архару (рис. 1, Б, 17). Тело архара также неестественно перекручено: голова с .мощным рогом повернута назад, передняя левая нога вытянута вперед, правая подогнута, задняя часть перекручена на 180° так, что вытянутые вперед ноги касаются рога. Поскольку места здесь было достаточно для того, чтобы изобразить фигуру этого животного в одной из трех более «естественных» поз, которые характерны для других животных и, в том числе, и для архара, то, очевидно, такая закрученная поза также имела символическое значение, которое по смыслу соответствовало свернувшемуся в кольцо животному.

Семантика этого образа достаточно прозрачна: у ранних кочевников Евразии горный баран всегда ассоциировался с птицей и солнцем (Погребова М.Н., Раевский Д.С., 1992, с. 135). Известны изображения козла с символами солнца на теле (Артамонов МИ., 1973, рис. 118; Погребова М.Н., Раевский Д.С., 1992, рис. 25).

Небесный характер этого животного символа на кинжале подчеркивает такая деталь, как изображения различных птиц (стрижей, ласточек, ворона и трех хищных птиц), окружающих фигуру архара (рис, 1, Б, 15, 16, 18-22). Птицы головами повернуты в его сторону, почти касаясь тела этого животного, при этом только одна птичка помещена позади хищника (рис. 1, Б, 13). О том, что это не случайная деталь, свидетельствует обязательное присутствие птички рядом с головой архара в других сценах на этой стороне кинжала (рис. 1, Б, 4, 8). Поэтому архар должен был, в отличие от других, обозначать не только небесный, но и дневной символ. Под ним можно понимать только дневное светило – солнце. Таким образом, еще раз подтверждается предположение о семантике верхней сцены и наличии смысловой вертикальной симметрии на этой стороне: верхние сцены преследования кабаном лося-оленя обозначают Большую медведицу и Север, а нижняя сцена с хищником и архаром символизируют Солнце и Юг.

Исходя из вышесказанного, можно раскрыть содержание других символов, изображенных в центре. Обращает на себя внимание сходство персонажей левой половины центральной композиции со сценой на перекрестье. В обоих случаях изображены баран и непарнокопытное животное (лошадь), причем в зеркальной оппозиции друг к другу: на лезвии архар обращен сложенными под животом ногами к краю лезвия, в то время как «лошадь» повернута к краю спиной (рис. 1, Б, 3, 5). На перекрестье оба животных выгравированы с четырьмя вытянутыми ногами, при этом нога и копыто образуют одну, перпендикулярную телу, линию так, что создается впечатление их «парения» в небе. Б этом они похожи на соседнего с ними кабана, который точно также изображен в «парящей позе» или «на цыпочках» (рис. 1, Б, 6). Как уже отмечалось, находящаяся между ними птичка дополнительно указывает на небесный характер этой сцены (рис. 1, Б, 4). Архар ориентирован ногами вниз, а непарнокопытное – ногами вверх, что должно было обозначать идею движениям точнее, – вращения и взаимной смены этих символов. Они как бы насажены на мировую ось и, принимая во внимание то, что архар символизируют в данной традиции солнце, можно предположить, что он в сцене на перекрестье обозначал восходящее по небосклону солнце, то есть Восход. В то же время «коня/кулана» надо понимать как заходящее светило или Запад, то есть светило «западающее» за край земли перед тем, как оно пройдет свой путь по обратной, нижней половине мироздания. В правом верхнем углу в т.н, «жертвенной» позе изображена олениха или лосиха – символ Севера (рис. 1, Б, 10). Тогда «южное» животное – сайга может символизировать только Юг (рис. 1, Б, 12).

В итоге «светлая» сторона кинжала демонстрирует в содержании композиций идею четырех сторон света: Север-Юг – вертикальная ось кинжала, Восток-Запад – горизонтальная. Интересно то, что здесь присутствует смешение ориентаций и использование различных оппозиций: Север определялся по Полярной звезде и Большой медведице, Юг – по полдневному солнцу, Восток и Запад - по восходу и заходу солнца. С этим, очевидно, было связано отсутствие перекрестной схемы расположения символов сторон света, как это известно у народов с традиционной культурой. К примеру, селькупы, ведущие кочевой образ жизни охотников и рыболовов, хорошо ориентируются в созвездиях и звездах в зависимости от времени суток и сезона, но не имеют обозначений сторон света в нашем понимании. Для них восток и запад – это место, где восходит и заходит солнце. Обозначение севера у различных групп селькупов разное – это «болотистая сторона» или низовья основных рек. Соответственно, юг – это верховья этих рек, хотя встречается восприятие юга как «солнечной стороны» (Кузьмина А.И., 1977, с. 73-74).

Обращает на себя внимание то, что основным для создателей кинжала была ось Восток-Запад, причем доминировал в качестве символа солнца образ горного барана, обозначающего Восток, Соответственно, мы можем говорить о том, что система у координат данного этноса была ориентирована на восход солнца - Восток. Подобные представления существовали у тюркских, ряда тунгусо-маньчжурских народов, китайцев: восток – впереди, запад – позади. Им соответствовали и характеристики богов: восточные, «верховые» – положительные, светлые, западные, «нижние» – отрицательные, темные (Малов С.Е., 1951, с. 87; Традиционное мировоззрение ..., 1988, с. 42 и сл,; Неклюдов С.Ю., 1992, с. 172).

Известно, что в индийской традиции определенные животные были символами сторон света. Так, при закладке алтаря огня в центре помещался череп человека, а по сторонам света - черепа коня, быка, барана и козла (Грантовский Э.А., 1981, с. 74; Раевский Д.С., 1985, с. 193). Согласно Чхандогья-упанишаде, козы, овцы, коровы, лошади и человек ассоциировались, соответственно, с восходящим, взошедшим, полдневным, вечерним и заходящим солнцем (Раевский Д.С., 1985, с. 194). Важен сам факт отождествления сторон света, фаз движения солнца по небосклону и других космических явлений с животными образами. Для архаического сознания это вполне естественное явление: животные символы исполняли роль универсального зоологического кода, с помощью которого выражалась мифологическая картина мира (там же,с. 110), Д.С. Раевский привел два примера использования образов животных для передачи «горизонтальной подсистемы космической модели»: изображения двух козлов и солярных розеток над ними на перекрестье меча из Мельгуновского кургана, а также 4 оленя, вписанные в 4 сегмента круглой золотой пластины из Келермесского кургана № 4 (там же, с. 115, рис. 10,11).

Все сказанное выше по поводу реконструкции семантики рисунков на кинжале является только гипотезой. Не исключено, что эти образы могут обозначать не только абстрактные символы сторон света или периодов обрядового календаря, но и какие-то конкретные явления, В любом случае, обозначение их животными символами обычно подразумевает какую-то мифологическую основу, в которой может присутствовать и географическая составляющая. О географии кое-что может рассказать видовой состав животных. Здесь присутствуют обитатели степей и полупустынь: сайга, дикий осел, лошадь, стрепет, коршун, сокол, водоплавающая птица (?), кошачий хищник – гепард или барс. Также на кинжале изображены животные леса и тайги: лось, благородный олень, кабан, медведь. Один только вид является обитателем горных вершин - архар. Единственным регионом, где всех этих животных могли наблюдать кочевники – это Северо-Восточный Казахстан. Полупустынно-степной ландшафт здесь перемежается с лесостепью и тайгой Саяно-Алтайского нагорья. Известный исследователь Южной Сибири и Монголии Г.Е.Грумм-Гржимайло отмечал уникальное смешение животных на Саяно-Алтайском нагорье; так, в его списке хищных и копытных животных, в частности, приведены бурый медведь, тигр, барс, дикая лошадь, дикий осел (джигетай), горный баран (архар), горный козел, сайга, антилопа дзерен, антилопа чернохвостая, кабарга, косуля, изюбр (марал), лось, северный олень, кабан (Грумм-Гржимайло ЕЕ., 1914, с. 483, 507). Данное предположение совпадает с локализацией ранних памятников культур скифского мира – прежде всего, курганов Аржан, Чиликта и др.

Семантика изображений: символ и ритуал

Сравним композицию на казак-кочердыкском кинжале с расположением фигур на ножнах кинжала из кургана Иссык (Древнее золото Казахстана, 1983,с. 221). На устье деревянных ножен, повторяющих форму почковидного перекрестья, были прикреплены две золотых накладки (рис. 2). Одна изображает лося в перекрученной позе и свернувшегося в кольцо хищника, помещенного перед лосем - все это внутри контура из квадратов. Другая группа размещена в нижней части ножен. Она представляет собой вытянутую золотую пластинку с прорезным изображением лошади также с перекрученным крупом, под лошадью помещен такой же свернувшийся кошачий хищник, помещенные внутри контура из квадратов. Эта композиция ориентирована, в отличии от предыдущей, по вертикали, Верхняя группа повторяет сцену на казак-кочердыкском кинжале. В нижней сцене вместо горного барана представлен конь. Поскольку конь в мировоззрении индоиранских кочевников стойко ассоциировался с солнцем, мы можем с полной уверенностью говорить о семантическом тождестве и этой композиции с нижней сценой рассматриваемого в настоящей работе бронзового кинжала. Это сходство дополняется аналогичной декорировкой лезвийной части иссыкско-го кинжала (рис. 2,2),у которого вычеканены на золотой пластине изображения различных животных (там же, рис. 112-119). Данный факт свидетельствует о сохранении в V-IV вв. до н.э. в сакской среде сходных традиций оформления культового оружия.

Таким же по смыслу должно являются изображение на рукоятке минусинского кинжала (рис. 3, 13). Он цельно бронзовый, его размеры: длина 29,7 см, длина ручки 12,6 см, длина клинка 17,1 см, ширина навершия 4,9 см, перекрестья – 5,2 см (Danyiewitsch W., 1932, s, 147). На одной стороне рукоятки, от края навершия до перекрестья, помещен ряд из изолированных друг от друга пяти животных, повернутых в одну сторону: баран с поджатыми ногами; кошачий хищник с вытянутыми вперед ногами; какое-то копытное животное с небольшим рогом и коротким хвостом (сайгак или козел-?) с поджатыми ногами; кабан с характерной крупной мордой, опущенной до земли; и заяц – оба с вытянутыми вперед ногами (рис. 3, 13). Можно сказать, что дикие звери шествуют друг за другом по вертикальной линии, если бы не их статичность, подчеркиваемая положением ног. На другой стороне рукоятки также изображен ряд из 4-х рельефных фигур. В отличие от первого, здесь мы имеем дело с двумя сценами преследования, причем расположенными не только навстречу друг другу, но и противопоставленные Друг другу по вертикали по принципу зеркальной оппозиции. Нижняя сцена изображает преследование кошачьим хищником оленя, а верхняя – преследование хищником (волком-?) лосихи, изображенной в изогнутой позе (рис, 3,13)⁵. В целом, эта композиция наглядно иллюстрирует евразийский (сибирский) космогонический миф о преследовании хищниками солнечного оленя-солнца и небесной лосихи-Большой медведицы как мифологическое объяснение смены дня и ночи, а также движения времени в целом (Анисимов А.Ф., 1959, с. 11-14). С другой стороны, солнечный символ может обозначать юг, а символ Большой Медведицы – север. Логично предположить, что чередование животных на противоположной стороне также обозначает временной ряд.

Такое же «последовательное чередование изолированных фигур животных» присутствует на рукоятке келермесской секиры, жаботинских костяных пластинах и константи-новской костяной накладке. Была отмечена сходная манера исполнения отдельных фигур на костяных пластинах; и на минусинском бронзовом кинжале (Тереножкин А.И., 1961. с. 136; Ильинская В.А., 1975, с. 98). Константиновская пластина даже была датирована украинскими археологами VII-VI вв. до н.э. по аналогии с жаботинскими костяными пластинами (Ильинская В.А., Тереножкин А.И., 1983, с. 91).

Комплекс находок из кургана № 2 у с.Жаботин в бассейне р.Тясмин (правый приток Днепра) дает дополнительные сведения в пользу существования в архаический период у скифов космогонических сибирских мифов. На первой из трех пластин изображены лось или лосиха с короткими рожками и сложенными под животом ногами, затем небольшое копытное без хвоста с вытянутыми ногами и повернутой назад головой (рис. 4,1). Оно повернуто так, чтобы уместиться между первым и вторым лосем. Последний изображен с ветвистыми рогами и вытянутыми под углом вперед ногами. Под мордой лося размещена хищная птица с загнутым клювом. На второй пластине первым изображен лось с короткими рожками, обернувшийся назад (рис, 4, 2). Над ним выгравирован прямоугольник, состоящий из 3-х квадратов. Первый и второй квадрат сложен из двух треугольников в рамке, а третий с крестом из диагоналей. Точно такое же оформление имеют два псалия из этого погребения; сходный орнамент украшает сосуды на этом и соседних памятниках (Ильинская В.А., 1975, табл. VI; рис. 4, 4, 5). Возможно, что это был знак родовой принадлежности умерших. Определить вид следующего животного сложно. Оно, опять же, вписано между основными изображениями, подчиняясь уже известному стереотипу компактного размещения животного ряда. Следующее животное очень интересно. Это фигура копытного с коротким хвостом, но с двумя, повернутыми назад характерными лосиными головами (рис. 4, 2). В.А. Ильинская полагает, что здесь изображена лосиха с детенышем (там же, с. 19-20). На третьей пластине изображены друг за другом, повернутые уже справа налево, три длинноклювые птицы (рис, 4,3). Все пластины крепились одинаково и составляли, очевидно, единый фриз.

Ключом к пониманию этой композиции является изображение двухголовой лосихи, которое занимает в ней центральное место. Об этом красноречиво говорит присутствие в этом же погребении еще двух подобных изображений, являвшихся костяными пряжками (рис. 4,6,7). Это явно парные образы, поскольку они обладают симметричным сходством,то есть они размещались друг против друга. На лопатке правого фантастического животного помещен солярный знак (рис. 4,7). Это может свидетельствовать о том, что здесь изображена космическая лосиха с лосенком, символы созвездий Большой и Малой Медведицы. Согласно эвенкийскому мифу Большая и Малая Медведицы – это мифическая лосиха Хэглэн со своим теленком. Они похищают солнце и их преследует на ночном небе герой Майна. Он отбирает у них солнце, начинается день, но вечером повторяется все сначала (Анисимов А.Ф., 1959, с. 12). Очевидности две пряжки изображают дна этапа этой мифологемы.

Аналогичный изобразительный мотив мы встречаем на золотой бляшке лошади с диском на теле из кургана № 1 этого же могильника (Ильинская В.А., 1975, с, 19; рис. 4, 8), что говорит о распространенности и значимости этого мифологического образа среди данного населения в раннескифское время. Очевидно, гравированные рисунки на костяных пластинках иллюстрировали этот древний космогонический миф, только в качестве преследователей выступали хищные птицы, подчеркивая тем самым «небесное» содержание композиции. Возможно, в русле этой же мифологической традиции следует рассматривать костяное иавершие VII в. до н.э. из кургана у с.Нартан на Северном Кавказе в виде головы грифона и лежащего на ней горного козла, на теле которого изображены в форме эллипса 12 ямочек, разделенных волнистой линией (Махортых С.В., 1991, с. 78). Предполагая и в данном случае космический характер сцены, можно допустить, что знак на теле горного козла имеет календарную символику. Немаловажно и то, что глаза грифона имеют вид двойного круга с точкой.

Консгантиновская пластина была обнаружена в разрушенном погребении на окраине [г. Константиновска-на-Дону (Кияшко В.Я., Кореняко В.А., 1976, с. 173 и сл.; Ильинская В.А., Тереножкин А,И., 1983, с. 90). В отличие от жаботинских пластин, в данной композиции фигуры животных размещены по вертикали (рис. 4, 15). Вверху расположено самое большое изображение оленя с тремя различными солярными символами на туловище, Глаз нарисован в виде точки с полукругом. Точкой обозначены ноздри. Голова отделена от шеи линией. Ноги сложены под животом. Над и под фигурой размещены головы оленей и знаки. Еще ниже – олень с солярным знаком на передней лопатке в виде круглого отверстия (около 1 см в диаметре), как и у верхнего оленя. 1 Іодобная деталь – круглые отверстия на лопатке и бедре – присутствует на раннескифских бронзовых изделиях из Ордоса и Корсуковского клада (Членова Н.Л., 2001, с. 55), Под ним находятся рисунки оленей в различных позах и животное неясной видовой принадлежности. Пространство между фигурами заштриховано или залито краской.

Изображения на константиновской пластине в некоторых чертах сходны с казак-ко-чердыкским кинжалом. Это выражается, прежде всего, в пропорциях фигур, наличии разнообразных поз и смешении стилей (см. изображения рогов и ног) в зависимости от места размещения фигур. Сюда же следует добавить определенное сходство в изображении глаз и использование штриховки. Наконец, следует отметить семантическое сходство: здесь также присутствует звериный ряд космических оленей. Основываясь на том, что он должен обозначать временной ряд, изображение 12 животных указывает на то, что здесь изображен годовой цикл. Об алтайских истоках этого изображения говорит композиционное и стилистическое сходство с оленными камнями (Бессонова С.С., 1990, с. 34).

Ярким примером календарной символики звериного ряда является бронзовое зеркало, обнаруженное в начале XIX века в Восточном Казахстане около селения Усть-Бухтарма. На внутренней поверхности по кругу оно имеет 6 контурных изображений животных (5 оленей и 1 козел), выполненных в аржанском стиле. Отсюда и его датировка – VIII-VII вв. до н.э, Анализируя изображения бухтарм и некого зеркала, Л.С.Марсадолов обнаружил определенные закономерности в расположении фигур, что позволило ему высказать предположение о том, что они отмечают точки восхода и захода солнца в дни осеннего и весеннего равноденствий, а также в дни зимнего и летнего солцестояний, то есть этот предмет является своеобразным солнечным календарем (Марсадолов Л., 1982, с. 33). Это предположение получает дополнительную аргументацию в свете высказанного выше о календарной символике животного ряда на раннескифских изображениях.

На диске другого зеркала, происходящего из могильника Уйгарак (курган 21), выгравирована фигура лежащего хищника с неестественно крупной головой, оскаленной пастью и лапами, завершающимися кольцами. На его спине стоят два оленя, гораздо меньших размеров, у которых одна голова (Погребова М.Н„ Раевский Д.С., 2001, рис. 2). Подобное фантастическое соединение двух подобных животных присутствует на пластине и пряжках Жаботинского 2 кургана, о чем уже указывалось другими авторами (там же, с. 46). Здесь также присутствует сюжет «космической охоты», но только вместо двух оленей/лосей присутствует одно животное с двумя туловищами. Подобный мифологический сюжет качестве варианта сибирского космогонического мифа известен по материалам мифологии хантов и манси, в котором повествуется о преследовании охотником шестиногого лося (Луконина Н.В., 1990, с. 41). В башкирском предании «Два зверя на луне» рассказывается о безуспешном преследовании волком двух косуль, которые были привязаны спинами друг к другу. Косули запрыгнули на луну и вслед за ними – волк. Так они и остались там навечно, и это преследование безостановочно продолжается до сих пор (БИТ, )987б,№ 3). Очевидно, 6- или 8-ногий зверь (олень, лось, косуля) является переосмыслением образов лосихи с теленком космической охоты сибирских мифов.

Отмеченное выше сходство кошачьих хищников казак-кочердыкского кинжала и корсуковского клада, по нашему мнению, не является случайным и поэтому требует особого рассмотрения. Клад был обнаружен в таежной зоне на р. Жуя – левом притоке р.Чары, относящейся к бассейну Лены (Членова Н.Л., 2001. с. 64). Он состоял из двух бронзовых наверший в виде лосей, двух половинок одного, как считает Н.Л.Членова, бронзового навершия в форме кошачьего хищника, бронзового шаровидного навершия и бронзового крючка с изображениями. Вещи лежали внутри небольшого бронзового котла, который был запечатан глиной (там же, с. 53). Все предметы представляют единый комплекс ритуальных предметов.

Ключом к пониманию семантики комплекса является оформление бронзового крючка (там же, с. 59 61, рис. 3-4). Он представляет собой змеевидно изогнутое тело со звериной головой, внутри которой – бронзовый шарик-гремушка. Хвост закручивается в виде правильного круга, а на изгибе змеиного тела с внешней стороны имеется завиток непонятной формы. Круга на конце хвоста касается мордой с круглыми отверстиями на месте глаз лось, изображенный в виде стоящей на коленях скульптурной фигурки. Такие же отверстия сделаны на лопатке и на бедре лося. У него изображены уши и рога, а также серьга на нижней челюсти. Позади лося, ухватившись за его хвост, стоит на полусогнутых лапах хищник с характерным хвостом в виде гармошки и с завитком на конце. На его бедре и лопатке также имеются сквозные отверстия. Пасть у него приоткрыта, видны острые зубы. Две лапы завершаются необычайно большими загнутыми когтями. Данные скульптурные изображения на змее-драконе вплоть до деталей похожи на остальные бронзовые фигуры.

Пара бронзовых наверший изготовлены в виде двух лосей без рогов, тело которых полое внутри с прорезанными ромбическими отверстиями на лопатках и на бедрах. Одно из этих скульптурных наверший изображено, в отличие от другого, с прижатыми ушами и с серьгой под нижней челюстью. Сбоку к подставке этого навершия приделано кольцо. Внутри тела помещен шарик-гремушка. Очевидно, в данном случае была изображена взрослая лосиха, в то время как друг ая фигура означает молодое животное – важенку или теленка. Два других бронзовых изделия с изображениями кошачьего хищника, возможно,являются половинками одного составного навершия – аналогии ему известны среди находок из Ордоса (там же, с. 54). В отличие от скульптурки на хвосте дракона, кошачий хищник привстал на задние лапы,а передние поднял к морде, находясь как бы в момент прыжка. Пасть у него оскалена, видны острые зубы и саблевидные клыки. Уши, имеющие вид отверстий каплевидной формы, прижаты к голове, ребристый хвост загнут и касается земли,завершаясь полным завитком. Лапы с необычно крупными, загнутыми на полный завиток когтями. На теле явственно обозначен лопаточный выступ (там же, рис. 3,2-3).

Последний предмет – это навершие в виде шара с четырьмя линзовидными прорезями. Он укреплен на цилиндрическом основании с двумя противолежащими треугольными отверстиями в нижней части. Внутри шара помещен шарик-гремушка (там же, рис. 2, 3; 3, 1).

Как уже говорилось, семантическое содержание этого комплекса ритуальных предметов становится понятным по результатам анализа изображений на бронзовом крючке. Здесь снова воспроизведена та же сцена преследования хищником небесной лосихи. Космический характер этого действия подчеркивается размещением этой сцены на теле космического змея-дракона, символизирующего во многих мифологиях идею времени, а также соединение неба и земли, небесную радугу, млечный путь и другие космические явления (Иванов В.В., 199]. с. 470). Не исключено, что круг, которого касается мордой лосиха, – это изображение солнца. Возможно, не случайно и то, что круг был приделан к основанию навершия-погремушки с лосихой. В данном комплексе присутствует полный набор персонажей мифа «космической охоты»: лосиха с детенышем (важенкой), хищник-преследователь и изображение солнца (шаровидное навершие-погремушка), которое умыкают лоси и освобождает герой-преследователь в облике кошачьего хищника (у эвенков это охотник или космический медведь Манги).

Комплекс вещей Корсуковского клада – атрибуты театрализованных мистерий, изображающих известный космогонический миф, очевидно, во время празднования нового года (во время осеннего и/или весеннего равноденствия). Подобный обряд, в котором центральное место занимали пантомимы, имитирующие погоню за космическим лосем/оленем, отмечены у эвенков: «Мистического небесного зверя «гнали» всем коллективом охотников (участников обряда) по среднему и верхнему мирам вселенной, пока, наконец, не настигали в небесной тайге. В ходе дальнейшего развития действия убитый охотниками космический зверь чудесным образом воскресал, а вместе с ним воскресала, по представлениям эвенков, вся природа: начинался ледоход, земля освобождалась от снега, появлялась новая зелень в тайге, завершался отел у домашних оленей, появлялись помет у зверей и птенцы у боровой и водоплавающей дичи. С возрождением природы умножались блага человека, источники его пищи и все необходимое для жизни в тайге...» (Анисимов А,Ф„ 1959. с. 14). Хотя данный комплекс воззрений характерен для большинства народов Сибири, тем не менее, этот клад, а также и многие другие аналогичные находки были сделаны на территории расселения именно тунгусо-маньчжурских народов. Это говорит о том, что подобные культовые изделия производились в каком-то центре среди носителей этой мифологической традиции, т.е. среди предков тунгусо-маньчжурских народов (в Ордосе-?).

Очевидно, в архаический период (VIII-VI вв. до н.э.) в степях Евразии существовала сходная изобразительная традиция (аржанский стиль), поддерживаемая единой, сибирской по своему происхождению, мифологией. Угасание этой традиции отмечено процессом демифологизации изображений, что проявлялось, с одной стороны, во все более усиливающемся декоративном содержании изображений и, в конечном итоге, орнаментализме, а с другой стороны, в появлении, под влиянием цивилизованных соседей, многофигурных сцен, иллюстрирующих героико-эпическую мифологию.