Оружие и Доспехи :

Древности Черных Клобуков

  автор: SHARIK  |  11-ноября-2010  | 25 608 просмотров  |  Пока нет комментариев
загрузка...

 

Введение

В 1932 г. в Государственный Эрмитаж поступила из Артиллерийского исторического музеи богатейшая коллекции вещей из раскопок и сборов одного из крупных дореволюционных археологов России — Н. Е. Бранденбурга. Как большинство археологов того времени, Н. Е. Бранденбург работал на памятниках, относящихся к самым различным территориям, эпохам и культурам. Ладога и Прибалтика, Киевщина и область Войска Донского, курганы эпохи бронзы, скифские и средневековые древности — все входило в обширный круг его интересов. Некоторые материалы, полученный при ежегодных полевых исследованиях, он успел опубликовать и в какой-то степени осмыслить и обобщить2. Преждевременная смерть (он умер в 1903 г. 64 лет) прервала ого работу в самом разгаре. Огромное количество раскопанных им памятников и материалов остались неопубликованными и по существу не были наведены в широкий научный оборот. Правда, в 1908 г., т. с. через пять лет после его смерти, в свет вышел так называемый «Журнал раскопок Н. Е. Бранденбурга 1888-1903 гг. в который были включены результаты его полевых исследований в Киевской, Полтавской. Харьковской, Каменец-Подольской, Екатернославской, Таврической, Черниговской, Могилевской, Новгородской, Смоленской губерниях и в области Войска Донского.

Археологическая наука должна быть благодарна ученикам и сотрудникам Н. Е. Бранденбурга за тот огромный труд, который они взяли па себя при подготовке к изданию дневников Бранденбурга. В «Журнале» даны точнейшие «фотографические», как говорили его современники, описании курганов и погребений. раскопанных им в течение 15 лет (свыше 350 курганов). К сожалению, вещевые комплексы из погребений остались неопубликованными, хотя редакторы «Журнала» отлично понимали необходимость такого издания, без которого «Журнал» терял часть научной ценности4.

В данную часть «Эрмитажной коллекции Н. Е. Бранденбурга» входит наиболее поздние на раскопанных им комплексов — вещи из Приднепровья, датирующиеся концом XI-XIII вв.

Серьезная источниковедческая обработка средневековых коллекции Н. Е. Бранденбурга началась через полстолетия после его смерти. В 1952 и 1953 гг были защищены две кандидатские диссертации, посвященные древностям южнорусских кочевников, и в обеих коллекции Бранденбурга играли основную роль. Это диссертации Л. П. Зяблина "Археологические памятники кочевников X-XI вв." и автора «Кочевники южнорусских степей IX-XIII вв. «Последняя была переработана в статью «Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях»5. В 60-е годы коллекции Бранденбурга вновь привлекли внимание археологов. Материалы из славянских курганов вошли в работу П. П. Русановой о полянах6, а кочевнические древности были обработаны Г. А. Федоровым-Давыдовым. включившим их в первый том своей докторской диссертации «Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов».

Капалось бы. что после всего этого дальнейшая работа над средневековой коллекцией Бранденбурга вряд ли целесообразна. Однако следует помнить. что ни один из перечисленных археологов не пытался, издавать вещевые комплексы, все они с той или иной степенью тщательности только использовали их в качестве источников для решения поставленных задач: установления датировок, племенных особенностей, особенностей погребальных обрядов, расселения различных племен и групп и южнорусских степях и пр. Материалы из раскопок Бранденбурга по-прежнему остаются неизданными и неизвестными, тем более что при обработке некоторые комплексы были восстановлены исследователями неполно или совсем упущены.

Вещи из раскопок Н. Е. Брандербурга, переданные на хранение в ГИМ
Рис. 1.  Вещи из раскопок Н. Е. Брандербурга, переданные на хранение в ГИМ 1-4 — курган 239, хр. VIII-14/1а; 5 — курган 238, хр. то же; 6-11 — курган — 241, хр. то же; 12-16 — курган 258; хр. VIII — 1/11 

Подавляющее большинство раскопанных Бранденбургом средневековых курганов находилось в бассейне р. Роси — в Киевском и Каневском уездах. Здесь им было раскрыто 117 кочевнических погребений (56 подкурганных и 61 впускное в насыпи предыдущих эпох). Кроме того, он раскопал 16 кочевнических курганов в могильнике, находящемся в нескольких десятках километрах от западной границы Поросья, на берегу Днестра у с. Каменка Олегопольского у. Каменец-Подольской губернии.

Кем же были эти кочевники, располагавшие свои могильники в непосредственной близости от Киева — вдоль левых притоков хорошо известной русским летописцам и русским воинам пограничной со степью р. Роси?

Естественно, что основной исследователь и первооткрыватель их погребений — Н. Е. Бранденбург первый задался этим вопросом, поставив его заглавием своей статьи: «Какому племени могут быть приписаны те из языческих могил Киевской губернии. в которых вместе с покойником погребены остовы убитых лошадей?»8. Бегло охарактеризовав раскрытые им могилы и вещи в них, Н. Е. Бранденбург пришел к выводу, что «здесь мы имеем дело не с совершенно дикими помадами, а с каким-то кочевым племенем, обладающим своей известной культурой, хотя и несамобытной»9. Сопоставив распространение этих могил с данными письменных источников, в частности с запиской миссионера — епископа Бруно о местопребывании печенегов в начале XI в., Н. Е. Бранденбург предполагает далее, что «кочевое племя» было печенегами. Впрочем, он допускает, что в XI в. это могли быть и половцы. Датирует он открытые им комплексы очень широко — VIII-XI вв. Попытка И. Е. Бранденбурга осмыслить раскопанный им материал не была удачной. Не обработанные источниковедчески материалы не поддавались ни датировке, ни этническому расчленению. Значительно историчнее подошел к решении» вопроса об этнической принадлежности поросских погребений Л. Л. Спицын в статье «Курганы киевских торков и берендеево, написанной, как и статья Н. Е. Бранденбурга, к 1899 г.10 Он считал их черноклобуцкими и, исходя из подмеченной им разницы в погребальных обрядах, разделил все погребения, обнаруженные на Киевщине (ошибочно включив туда и славянские), на берендеевы, торческие и печенежские. Археологическое чутье и огромные знания позволили ему в целом верно датировать их XI -началом XIII в. Несомненным дости жепием этой работы является то, что после нее уже никто не сомневался относительно принадлежности раскапываемых на Киевщине погребений с конем или костями коня Черным Клобукам.

Еще в 1855 г. Смачевский подробно рассмотрел все летописные сведения о Черных Клобуках, берендеях и торках и заключил, что название «Черные Клобуки» — собирательное имя всех поросских кочевников, что все они пришли из Азии и что постепенно, на протяжении XI в. они из врагов Руси превратились в вассалов киевского князя11.

После этой очень обстоятельной и большой статьи писать о поросских кочевниках специальные исследования долгое время не имело смысла. Их истории только слегка касались в своих работах П. В. Голубовский12 и В. Г. Ляскоронскнй13. Но случайно что к теме о вассальных Киеву кочевниках — Черных Клобуках — смогли вернуться лишь через 80 лет после выхода в свет статьи Смачевского. В 20-х годах ими начал заниматься русский историк-эмигрант Д. А. Расовский. Он написал две статьи. В первой, вышедшей в 1927 г. и называвшейся «О роли Черных Клобуков в истории Древней Руси»14, Д. А. Расовский по существу вновь изучил все сведения русской летописи об атом племенном союзе, перечислил все их обязанности относительно русских князей, в частности борьбу против половцев и совершенно правильно отметил их «пристрастия к «мономаховской» княжеской ветви и резко враждебные отношения с Ольговичами. Спустя шесть лет Д. А. Расовский опубликовал еще одну статьи Черных Клобуках — "Печенеги, торки и берендея Руси и в Угрии"15. Статья эта значительно интереснее и содержательнее первой. В ней разбираются не только летописные сведения, но анализируются венгерские источники, в которых упоминаются эти народы. Кроме того, автор привлекает для решения вопроса о расселении их топонимические данные перечисляя все известные ему в России современные населенные пункты и урочища, названия которые являются, очевидно, производными от имен кочевых народов, осевших в конце XI в. на русском пограничье. Прекрасное знание вопроса и четкость выводов — характерные черты этой обстоятельной статьи Тем не менее именно в ней особенно сказываются неразработанность одного из важнейших источников — археологического. Необходимость работы с ним стала очевидной.

Первая после А. А. Спицына попытка расчленить археологические материалы на этнические группы была сделана Н. Д. Мец16 . В ее работе были рассмотрены все прежние гипотезы археологов по это вопросу и выбраны и подчеркнуты те характерные черты в погребальных обрядах, на которые и до i обращали взимание русские археологи. Так, A. A. Cпицын в указанной выше работе разделил всех кочевнические погребения с конем на две группы: с полным остовом и с частями коня. В. А. Городцов обратил внимание на разницу ориентировки: г к еле: уложенные головой на Запад, он считал торчеекп» на Восток — половецкими (оп работал с материалами из своих раскопок в бассейне Северского Донца)17. Суммировав наблюдения этих двух ученых прибавив к пим свои собственные, Н. Д. Мец счел возможным утверждать, что погребения с костями коня, ориентированные головой на Запад и сопровождающиеся находками так называемых удил (железного перегиба) принадлежат торкам. При этом она ее лается па известный рассказ Ибн-Фадлана о захоронении гуза. В настоящее время следует признать что статья эта устарела. Основным недостатком является то, что я втор использовала для своих выводов выборочный материал, который позволил ей, как правило, только ставить вопросы, но отнюдь не разрешать их18.

После Н. Д. Меи кочевнические древности Приднепровья нз раскопок Бранденбурга были использованы н упомянутых выше работах JI. П. Зяблина, С. Л. Плетневой и Г. Л. Федорова-Давыдова. Для каждого из этих археологов материалы Бранденбурга были основным источником, однако естественно, что чем шире была поставленная автором тема, тем менее значительное место занимали эти материалы в работе. В книге Г. А. Федорова-Давыдова они составляют, например, всего 12% обработанного автором материала, поскольку тема о золотоордынских кочевниках требовала включения в книгу буквально всех известных в наши дни кочевнических комплексов (и : оказалось 998). История поросских кочевников была для Федорова Давыдова только частным небольшим и притом не самым важным вопросом, который не привлек его особого внимания. Древности поросских курганов благодаря их сохранности и великолепной отчетности Бранденбурга он использовал при сопоставлении общих корреляционных таблиц и типологических схем. Однако специального значения в качестве источника по изучению Черных Клобуков они для него не имели. То же можно сказать и о работах JI. П. Зяблина и С. А. Плетневой. Даже в моей статье, в которой о Черных Клобуках сказано больше, чем в книге Федорова-Давыдова, материалы их не были рассмотрены и обработаны с должной тщательностью и полнотой.

Таким образом, задача этой работы заключается не только в издании материалов из раскопок Бранденбурга, но, что не менее важно, в новом исследовании темы о Черных Клобуках с максимальным использованием археологических источников.

Прежде всего остановимся на принципах отбора материала, включенного в данную книгу. Естественно. что основным источником является для нас бранденбурговская коллекция. На 47 таблицах этого «Свода» изображены вещи из 69 целых и 9 разрушенных поросских кочевнических комплексов, вещи из 16 погребений Каменского могильника, а также вещи из двух богатых поросских курганов, входящих и эрмитажную коллекцию Бранденбурга. Один из них раскопан в 1891 г. О. II. Макаревичем у с. Липовец, другой — курган у с. Бабичи. Кроме того, на таблицах помещено несколько предметов из славянских бедных погребений XII-XIII вв., обнаруженных в окружении кочевнических курганов на больших могильниках (Зеленки, Бурты). Отделять их от основной массы предметов, входящих в коллекции этих могильников, вряд ли было бы целесообразно, так как вещи из них (преимущественно керамика) подтверждают те даты, которые мы устанавливаем для могильников в целом.

К публикуемым таблицам приложены подробные аннотации. В них каждый вещевой комплекс сопровождается описанием погребения. кургана и курганной группы, сделанными по тексту «Журнала».

находки из Черноклобуцких курганов
Рис. 2. Вещи из коллекции Д. Я. Самоквасова (ГИМ). 1-3 — курган 1, № по "Каталогу" 3941-51, хр. 97/48а; 4-12 — курган 1, № по "Каталогу" 3956, 3957, 3961-3963, 3965, 3967, 3970-3971, хр. 97/52а

В этом описании перечисляются все вещи, обнаруженные в погребении, как помещенные на таблице (в этом случае в скобках дан номер рисунка на таблице и номера коллекции Эрмитажа и вещи), так и утерянные, несохранившиеся предметы. В последнем случае в скобках пишется слово «невоспроизведен».

Помимо аннотации таблицы сопровождаются «Указателем», благодаря которому можно, не знакомясь подробно с аннотациями, определить курганную принадлежность любой вещи на таблицах, а также получить краткую характеристику кургана, в котором вещь найдена.

Так в предлагаемом «Своде» осуществляется первая задача данного издания — публикация материалов из раскопанных Бранденбургом кочевнических курганов, хранящихся в настоящее время в Государственном Эрмитаже.

Для решения второй задачи потребовалось привлечение значительно более широкого круга источников и в первую очередь значительно полнее был использован «Журнал раскопок Н. Е. Бранденбурга»

Как уже творилось, Бранденбург раскопал 133 кочевнических погребения, а в аннотации к таблицам входит 94 комплекса, так как только с ними дошли до нас вещи эрмитажной коллекции. Однако раскопанные Бранденбургом курганы фиксировались настолько тщательно, что для изучения погребальных обычаев и даже установления формы отдельных вещей «Журнал» является полноценным источником. Именно поэтому в основу данного исследования о Черных Клобуках легла не только бранденбурговская эрмитажная коллекция, но и бранденбурговские дневники.

Помимо этих материалов в «Своде» используется весь известный мне позднекочевническнй материал Поросья. При этом важно подчеркнуть, что мною учитывались те поросские комплексы, в которых мы в настоящее время можем восстановить погребальный обряд. В результате в книгу оказались включенными еще 18 погребений из раскопок Д. Я. Самоква сова, Е. Л. Зпоско-Боровского, Э. К. Витковского. Как правило, все это богатые вещами комплексы, входящие по обряду в четвертую группу (см. ппже). Вещи из этих погребений в подавляющем большинстве были уже изданы ранее и в целом хорошо известны науке. Так. комплексы, открытые Э. К. Витковским в 1858 и 1860 гг., попали па хранение в Краковский археологический музей и были опубликовали почти через сто лет (в 1956 г.) Е. Домбровской. Замечательное погребение воина из кургана, раскопанное И. Хойновским у с. Таганчи Каневского у., вещи из которого хранились в Варшавском музее, издано в 1949 г. В. Сарновской21, а веши из раскопок Е. А. Зноско-Боровского издапы А. Бобримским22. Значительно хуже обстоит дело с материалами из раскопок Д. Я. Самокннсова23. Он, как и Н. Е. Бранденбург, блестяще издал словесной описание раскопанных им кочевнических погребений, но к этому не приложил ни одного изображения предметов из них. Правда, благодаря «Каталогу» и отчасти сохранившимся в ГИМе вещам самоквасовской коллекции мы можем в общих чертах восстановить вещевой облик некоторых погребений. К тому же в ряде случаев описание вещей (особенно украшении) сделано автором раскопок столь квалифицированно, что вполне возмещает отсутствие их графического изображения.

Настоящий «Свод» не ставит целью переиздание вещевых комплексов, следовательно, вещи, ранее хорошо опубликованные, отсутствуют в нем. В сводных таблицах даются только ссылки па предыдущие издания. Вещи, не изданные нигде и хранящиеся в ГИМе (из коллекции Н. Е. Бранденбурга, переданные в этот музей, и частично вещи коллекции Д. Я. Самоквасова), помещены на отдельных рисунках в тексте (рис. 1-3). Ссылки на них даны в соответствующих сводных таблицах.

Предметы, оторванные от определенных комплексов. здесь не учитываются, поскольку депаспортизированный материал не может быть для исследователя источником даже в случае, когда нещь уникальна. Примером может служить бронзовая бляшка, изображающая лучника, из части коллекции Н. К. Брандепбурга, хранящейся в ГИМе24.

Бляшка, очевидно, кочевническая, но сейчас трудно даже сказать, чей всадник изображен на пей, так как судя по отсутствию на изображении стремян это кочевник раннего железного века, а судя но тому, что бляшка была передана Брандербургом вместе со стременем, замком и ножом,— это эпоха средневековья и всадник в остроконечном шлеме — кочевнический (или русский?) охотник (стрела у него в луке с раздвоенным наконечником, как у обычных средневековых охотничьих стрел). Аналогичные сомнения в принадлежности вещи кочевнику может вызвать каждый депаспортизированный предмет, потому что, как правило, его, можно в равной степени считать и русским. Русские степным воины — всадники вооружением мало отличались от кочевников, а русские женщины могли использовать любой предмет туалета черноклобуцких и половецких франтих, даже зеркала, поскольку изготовлялись эти последние, судя по большому числу их в культурном слое русской Княжий Горы, русскими ремесленниками. В русских же мастерских изготовлялись, вероятно, великолепные железные маски, вновь изданные недавно Н. В. Пятышевой25. В данном «Своде» еще раз издана маска из Липовец, поскольку она хранится в Эрмитаже и входит в коллекцию Н. Е. Бранденбурга. Другая сохранившаяся до нашего времени железная поросская маска (Киевский исторический музеи) была обнаружена случайно у с. Ротмистровки26. Она, несомненно, является самой монголоидной из всех трех поросских железных масок и благодаря этому представляет известный интерес, однако то обстоятельство, что она найдена вне комплекса, значительно обесценивает даже такую из ряда вон выходящую находку.

Итак, любая депаспортиаированная вещь мало дополняет наши представление о костюме или вооружении кочевника в целом, и тем более она не может быть использована в корреляционных таблицах и статистических подсчетах. Мне представляется очевидным, что у нас пет причин для включения таких предметов в «Свод», где все основные выводы основываются на типологии массового материала, корреляции его и статистике.

Помимо отдельных вешей не включено в книгу и несколько целых вещевых комплексов, в которых остался невыясненным обряд погребения, так как в таких случаях мы лишаемся возможности каких бы то ни было хронологических, а значит, и исторических сопоставлений27.

Перейдем к анализу тех археологических источников, которые вошли в данное исследование.

Вопросы хронологии

Несмотря на большое число предметов, нзвлеченных из кочевнических могил Бранденбургом, они так однородны и ординарны, так широко распространены и во времени, и в пространство, что датирование всей этой массы вещей возможно только очень общее: они относятся к концу XI — первой полоните XIII в.

В своей очень подробной и методически обстоятельной книге Г. А. Федоров-Давыдов упустил из виду один весьма важный раздел, а именно: он не показал нам основ или "кухни" своего исследовании. не показал, какие признаки, какие веши дали ему право разделить все изученные им памятники на четыре периода. Поэтому в данной работе пришлось вновь вернуться к этому вопросу. Периоды Федорова-Давыдова датируются таким образом: I — X-XI вв., II — XII в.. III — конец XII-начало XIII в., IV — вторая половина XIII-XIV в. В Поросье, по мнению этого автора, попадаются могилы II, III и IV периодов, т. е. датируются поросские древности кочевников XII-XIV вв. В Каменском могильнике раскопаны, по его мнению, могилы III и IV периодов, а значит, датируется Каменский могильник концом XII- XIV в.

Для того чтобы удостовериться, так ли это, следует, вероятно, еще раз пересмотреть все датировки отдельных категорий и типов вещей. Обратимся прежде всего к наиболее распространенным в могилах и в наибольшем числе дошедших до нас категориям вещей — удилам и стременам. Именно их с особым вниманием исследовал и Федоров Давыдов31. Ниже я почти полностью принимаю ею типологию.

Улила, встречающиеся в поросских и каменских погребениях, относятся к трем типам32:

тип ВI удила без перегиба (17 шт.; рис. 5, 1);

тип ГI — коленчатые удила с конечными кольцами, не превышающими 5 см в диаметре (15 шт.; рис. 5, 2)

тип ГН — коленчатые удила с конечными кольцами диаметром 6-7 см (14 шт.; рис. 5, 3).

Стремена публикуемой нами коллекции делятся в общем на три отдела — В, Г и Д. Впрочем, полного соответствии с описанными в книге Федорова-Давыдовн отделами нет. В частности, у этих стремян, за редчайшими исключениями, нет «нижнего выступа под прорезью», который всюду указывается в типологии Федорова-Давыдова. Тем не менее мы, придерживаясь уже разработанной типологии, выделяем следующие тины стремян (рис. 5):

тип ВI — арочные, с выделенным прямоугольным верхним выступом для петли и плоской широкой (6—7 см) подножкой (24 шт.; рис. 5, 4).

тип ВII — арочные, петля широкая прямоугольная, но не выделяется за контуры стремени, подножка плоская узкая (1 шт.; рис. 5,5);

тип ГI — круглое, с расплющенной дужкой, заостренной сверху, с выступами по бокам, у а кой сильно выгнутой подножкой (5 шт.; рис. 5, 6);

тип ДI — круглое, с расплющенной дужкой и узкой выгнутой подножкой (1 шт.);

 тип ДII — арочное, с расплющенной полукруглой верхней частью дужки и узкой плоской подножкой (5 шт.; рис. 5, 8);

 тип ДIII — арочное, с расплющенной заостренной верхней частью дужки и широкой подножкой (17 шт.; рис. 5, .9);

тин ДIV — удлиненно-арочное с полукруглой расплющенной верхней частью и широкой плоской подножкой (3 шт; рис. 5, 10).

Прежде всего попытаемся датировать все эти типы удил и стремян по известным аналогиям. Удила без перегиба Г. А. Федоров Давыдов датировал негативным способом: их нет в слое Х-XI вв, в Белой Веже и в слое конца XII -начала XIII в. н Изяславле. Следовательно, они были распространены в степях примерно с конца XI по конец XII в.33 Поскольку нной возможности датировать подобные удила у нас нет, мы вынуждены пока довольствоваться этим логическим умозаключением. Два других типа удил распространены чрезвычайно широко и вообще ис поддаются датировке.

Стремена отделов В, Г и Д имеют аналогии в памятниках XII -начала XIII в. (Новгород, Вщиж, Райки, Ианслинль, Колодяжин, Княжая Гора, Городище и др.34). Поскольку их нет в Белой Веже, то Федоров-Давыдов опять делает тот же вывод, что и об удилах без перегиба, а именно: стремян этих не было в степях в X—XI вв. Основное время их бытования — XII в.

Теперь посмотрим, как соотносятся выделенные нами типы удил и стремян между собой (табл.1). Прежде чем делать какие то выводы из предлагаемой корреляционной таблицы, мы должны констатировать, что, во-первых, удила без перегиба только раз (курган 239) встретились в раскопанных Брандербургом погребениях с хорошо сохранившимися (вошедшими в издание) стременами (тип ДI), а потому они выпали из корреляции; во-вторых, число дошедших до нас вещевых комплексов со сбруей (удилами и стременами) очень невелико (28 комплексов), а значит, заключения наши о группировках этих комплексов носят предварительный характер и, несомненно, нуждаются в проверках и дополнениях.

Итак, какие же наблюдения можно сделать исходя  из предложенной корреляции? Стремена отдела Г и типпн ДI и ДII встречаются, как правило, с удилами типа ГI. Стремена ДIII и ДIV, наоборот, в основном встречаются с удилами ГII, а стремена типа BI попадаются в комплексах и с теми, и с другими почти в равной степени.

Это наблюдение позволяет разделить 28 комплексов на три группы:

 

I (удила I'1 + стремена Г и ДI, ДII), курганы 250/1, 303, 312. 314, 317, 335, 336 и курган у с. Бабичи;

II (удила ГII + стремена ДIII и ДIV), курганы 270, 367, 394, 433, 443; Таганча; Россава 3;

III (удила ГI и ГII + стремена BI), курганы 222, 258, 259, 260, 271/1, 271/2, 272, 273, 304, 323, кургаиы Липовец, Ковали и разоренный курган 1896 г.

Есть ли хронологическим разница между этими группами? 

Таблица 1. Корреляция типов стремян в курганах
Удила Стремена
BI BII ГI ГII ДI ДII ДIII ДIV
ГI 260; 273;
304; 323

Росава 2;
разоренный в 1896 году.
222 303;
336;
Бабичи
314;
317
335 250/1;
303

312
312  
ГII 258; 271/1,2;
272; 367;
Россава 3;
Липовец 1891 г.
Ковали
        258 270;
367;
394;
443;
Таганча;
Россава 3.
 
433; 443

Рассмотренные нами удила и стремена, как мы видели, датируются по аналогиям очень узким промежутком времени — XII - началом XIII в. К сожалению, не только сбруйные принадлежности, но и остальные вещи, попадающиеся в комплексах вместе с ними, невозможно датировать точнее, чем в одно-полтора столетия. Таковы лазуритовые подвески-амулетики XI-XII вв.35, серый с напускной биконической бусиной XII-XIII вв.36, квадратные в сечении копья и стрелы XII-XIII вв.37 горшки XII в.38, шахматные фигурки XI-XII вв.39 Что касается сабель, то вопросы их классификации и датировки до сих пор ждут своего исследователя. Мы не можем в этой работе на очень небольшом материале решать эту важную для археологов-медиевистов проблему. Попробуем хотя бы разделить сабли на типы.

В основу типологии должны лечь изменения основных рабочих качеств клинка — его кривизна и длина. Форма перекрестия сабли, так же как форма навершия рукояти и детали пожен, учитывавшиеся обыкновенно при классификации сабель (см. работы Г. А. Корзухиной, Н. Я. Мерперта, Г. А. Федорова-Давыдова40), здесь будут рассматриваться только в качестве декора (оформления) клинка, тем более что нередко они вообще не сохраняются и не доходят до исследователя.

Кривизна сабель определяется при измерении наибольшего расстояния от прямой, проведенной между наиболее выдающейся точкой у рукояти и концом сабли, до спинки клинка. По кривизне клин ков сабли разделены нами на отделы (рис.5, 11-17).

Отдел А — кривизна О. Сабля из кургана 452/3. Клинок представляет собой очень оригинальное оружие. Длина его 100 см, длина рабочей (режущей) части 78 см. У клинка слегка (за счет сужения его к концу) выгнута спинка, режущая же часть, наоборот, как бы вогнута, что совершенно не свойственно сабельным клинкам. Рукоять у этого оружия была деревянная с железной трубочкой оковкой сверху. От ножен сохранились Деревянный тлен н два кольца с железными перехватами. Мне неизвестны аналогии этому оружию в археологической литературе (рис. 5, 11).

стремена и стрелы - вещи из коллекции Д. Я. Самоквасова (ГИМ)
Рис. 3. Вещи из коллекции Д. Я. Самоквасова (ГИМ). 1-10 – курган 3, № по "Каталогу" 4007-4010, 4012-4015, 4018, хр.VIII-15/IV-5; 11-26 – курган 2, №  по "Каталогу" 3992-4005, хр. 97/48а, VIII –68/10а

Отдел Б — кривизна Г» мм. Сабля и а разоренного погребепня 1896 г. Клинок почти прямой, по лезвие искривлено за счет сужения клинка к концу. Длина клинка 100 см, рабочей части (лезвия) — 90 см. Никаких следов рукояти и ножен на клинке не сохранилось. Размеры и малая кривизна свидетельствуют как будто о близости его к более ранним саблям VIII —IX вв. Однако от последних его отличают, во первых, большая легкость (тонкость) клинка и, во-вторых, сильно суженный, почти как у шпаги, обоюдоострый конец (рис. 5, 12).

Отдел В — кривизна 12 мм. Сабля из кургана 250/4. Длина ее 116 см, длина лезвия — 108 см. От рукояти сохранился свернутый из листового железа короткий цилиндрик. Такой же — на нижнем конце ножен. Кроме того, от ножен на клинке остались тлен и одно кольцо с обоймой (рис. 5, 13).

Отдел Г — кривизна 24-28 мм. К этому отделу относятся шесть клинков. По длине они делятся на два тина:

1 — длина 110-112/98-100 см (числитель обозначает общую длину, а знаменатсль — длину лезвия). Сабли из курганов 215, 216. Клинки массивные, широкие. От рукоятей сохранились деревянный тлен с гвоздиком, прямое, с суженными концами перекрестие, от ножен-кольца с обоймами (рис. 5, 14).

2 — длина 112-115/106-108 см. Сабли из курганов 312, 314, 323, 336. На клинке 314 сохранилось прямое, с суживающимися концами перекрестие, у 312-го —обкладка верхней части рукояти в виде железного гнутого из листа цилиндрика и кольцо с обоймой на ножках. Кроме того, у всех четырех сабель сохранились наконечники пожен в виде железных цилиндриков разной длины; у 312-го длина наконечника достигает 28 см (рис. 5,15).

Отдел Д - крпвиана 44- 56 мм. К отделу относятся четыре клинка, два из них совершенно идентичные и объединены в тип I. Длина их 96— 98/90 см. Сабли из курганов Липовец и 250/1. V обеих — прямые перекрестия с суживающимися концами, у 250/1 сохранилась железная оковка-трубочка верхней части рукояти. На ножнах — но две обоймы с кольцами (рис. 5,16).

Тип 2 представлен тремя саблями из курганов 271/1, 367 и Ковалей. Длина их 108-113, 103-101 см. В остальном они такие же, только на клинке 367 не сохранилось остатков ножен (рис. 5, 17).

Все четыре сабли объединены еще одной особенностью, отсутствующей в саблях других рассмотренных нами отделов: у них прослеживается небольшое отклонение оси рукояти в сторону лезвия, что увеличивало силу удара.

Все вошедшие в типологию сабли относятся к краткому промежутку времени, не превышающему 120-150 лет. На протяжении этих полутора столетий одновременно или сменяя друг друга существовало несколько типов сабель. Их объединяет общее в «оформлении» клинков, а именно: прямые перекрестия и оковка рукоятей и ножен трубками, свернутыми из листового железа. По-видимому, эти черты характерны для кочевнических сабель XII -начала XIII в.

Возможно ли установить хронологическую разницу между отдельными типами сабель? Исследовании сабель различных эпох — от VIII до XIV в. – показали, что изменение клинка идет по пути утоньшения его и увеличения кривизны. Очевидно, все рассмотренные нами сабли подчинены той же тенденции к утоньшению и увеличению кривизны, а значит, сабли отдела Д относятся к более позднему времени, чем сабли отделов В и Г, т. е. если сабли В и Г относятся к первой половине XII в., то сабли отдела В — к концу XII - первой половине XIII в. Разница во времени их изготовления и бытования самое большее 50-70 лет. Корреляция удил и стремян с саблями (табл. 2 и 3) показала, что, несмотря на очень небольшое количество материала, комплексы и здесь поддаются группировке.

Так, в табл. 2 (сабли ГII+удила ГI) мы видим повторение группы I, выделенной при коррелировании удил со стременами: курганы 312, 314, 323, 336. 

Таблица 2. Корреляция удил и сабель в курганах
Сабля Удила
ГI ГII
А 452/3
Б Разоренный в 1896 г.
В 250/4
ГI
ГII 314; 323; 312; 336
ДI 250/1 Липовец
ДII 271/1; 367; Ковали

 

Таблица 3. Корреляция стремян и сабель в курганах
Сабля Стремена
ВI ГI ГII ДII ДIII
А
Б Разоренный в 1896 г. Разоренный в 1896 г.
В
ГI
ГII 323 336 314 312 312
ДI Липовец 250/1
ДII 270/1; 367; Ковали 367

Поскольку сабля отдела Г датируется, по нашему мнению, первой половиной XII в., то можно допустить, что и комплексы с ними датируются так же, и, следовательно, группа I с удилами ГI, стременами Г, ДI и ДII относится к тому же времени. Самый поздний тин сабли (ДII) принадлежит к комплексу (курган 367), входящему во II группу (удила ГII + стремена ДIII). Видимо, комплексы II группы мы можем датировать концом XII началом XIII в. Наконец, III группа, в комплексах которой встречаются вещи, характерные для обеих групп, очевидно, является промежуточной и датируется примерно серединой (50 е — 70-е годы) XII в. Как бы там ни было, но совершенно ясно только одно рассмотренных нами комплексах с удилами, стременами и саблями указанных типов, а также и всех остальных комплексах, входящих в эту книгу, нет вещей второй половины XIII-XIV вв., т. е. вещей после монгольского времени. Этот вывод противопоставлен датировкам Г. Л. Федорова Давыдова, относящего ряд погребении к концу XIII-XIV в. Это курганы 247, 250, 259, 260, 313, 314, а также все погребения с восточной ориентировкой. Однако ни и одном из этих комплексов нет вещей XIV в., в некоторых нет датирующих вещей (курганы 247, 295, 344), а в других вообще не было никаких находок (курганы 341, 343). В погребениях же с восточной ориентировкой скелета три раза попадались горшки XII в. 

Таблица 4. Соотношение временных и обрядовых групп
Обрядовые группы Временные группы
I II III
1 314 394
2 312
4 250; 335; 336 270; Россава 3; Таганча 222; 258; 259; 271/1; 272; 273
5 317 323
6 303 367
7 304
443
438
9 Ковали

Что касается Каменского могильника, погребения в котором в подавляющем большинстве относятся Г. Л. Федоровым Давыдовым к послемонгольскому периоду, то н некоторых его могилах, безусловно, попадаются вещи конца XIII-XIV в.: серьги в виде знака вопроса (тип VI по Федорову-Давыдову) и зеркала без орнамента нн обратной стороне (тип All по Федорову Давыдову). Комплексы с этими вещами (курганы 431, 432, 437, 438, 439), очевидно, датируются послемопгольской эпохой. Остальные погребения этого могильника нет основания считать поздними.

Мы видели, что число погребений, которые можно разделить на более или менее поздний (в пределах XII-начала XIII в.), в Поросье очень незначительно (26 погребений). Поэтому вряд ли можно говорить о характерности какой-либо группы дли того или иного времени. В табл. 4 показано, как распределяются 23 комплекса по временным и обрядовым (типовым) группам41.

Во всех трех временных группах попадаются комплексы четвертой типовой группы. Особенно много их в I и III группах, т. е. датируются они в целом XII в. Следует помнить, однако, что рассмотренные нами комплексы принадлежат к числу самых богатых: в них попадаются не только оружие и сбруя, по и украшения, и разнообразные бытовые предметы. Менее богатые вещами погребения хронологически почти неопределимы.

41 В двух комплексах (из Липовца и Бабичей) погребальный обряд остался не вполне выясненным. Сохранившиеся отрывочные описания дают право предполагать, что оба относились к четвертой обрядовой группе.
загрузка...
  Голосов: 5
 

Вы просматриваете сайт Swordmaster как незарегистрированный пользователь. Возможность комментирования новостей и общение на форуме ограничено. Если всего-лишь нашли ошибку и хотите указать о ней — выделите её и нажмите Ctrl+Enter. Для того чтобы пользоваться полным функционалом сайта и форума, рекомендуем .

Информация
Посетители, находящиеся в группе Прохожие, не могут оставлять комментарии к данной публикации.