Куликовская битва 1380 г. Русский и золотоордынский воины

Куликовская битва — одно из важнейших событий в средневековой отечественной истории — сыграла серьезную роль в процессе освобождения Руси от татаро-монгольского ига, в процессе консолидации русских государств-княжеств вокруг одного из них — Московского, в процессе превращения Древней Руси в совершенно новое государственное образование — Московию, Россию.

И. Дзысь. Поединок новгородца с золотоордынским воином. Эпизод Куликовской битвы 1381 год. По материалам работ А. Кирпичниква, А. Ф. Медведева и реконструкциям М. В. Горелика

И вовсе уж невозможно переоценить влияние этой победы на взлет духа, моральное раскрепощение, подъем оптимизма в душах тысяч и тысяч русских людей в связи с отвращением угрозы, представлявшейся многим смертельной для миропорядка, и без того неустойчивого в то беспокойное, чреватое переменами время.

Как и большинство других значительных событий нашего прошлого, сражение на Куликовом поле окружено множеством хрестоматийных легенд, полностью вытесняющих подчас реальное историческое знание. Недавний 600-летний юбилей, несомненно, усугубил эту ситуацию, вызвав к жизни целый поток популярных псевдо-исторических публикаций, тиражи которых, разумеется, многократно превышали тиражи отдельных серьезных исследований.

Объектами недобросовестного изучения, а также сознательной или наивной фальсификации стали и сугубо специфические вопросы, связанные с подробностями вооружения и снаряжения русских воинов и их противников. Собственно, рассмотрению этих проблем и посвящен наш обзор.

К сожалению, каких-либо серьезных исследований на эту тему у нас до сих пор не было. Правда, в свое время изучением русского и монгольского вооружения второй пол. XIV в. занимался наш известный оружиевед А.Н.Кирпичников, но его постигла несомненная неудача: крайняя, как ему казалось, скудость археологических русских источников по оружию заставила его обратиться, прежде всего, к письменным источникам Куликовского цикла, проигнорировав тот факт, что текст «Сказания о Мамаевом побоище» — основной его источник — сложился к началу XVI века, и при отсутствии «археологического» мышления у людей средневековья большинство предметов вооружения переписчик вводил из современной ему действительности, включая, например, ружья-пищали. В то же время татарское оружие Кирпичников описал по сведениям И.Плано Карпини, великолепному, подробному и точному источнику... 130-летней от Куликовской битвы давности.

Русское оружие последней трети XIV в. представлено не большим числом экземпляров, да и изображений. Основные источники происходят из северных регионов — Новгорода, Пскова. Но и центр — Москва, Владимир, и восток — Переяслав Рязанский (совр. Рязань), и запад — Минск, Витебск говорят о единой военной культуре; региональные различия проявлялись лишь в деталях (скорее всего, связанных с источниками импорта).

Основой русского войска являлись дружины князей, состоявшие в большинстве из тяжеловооруженной конницы. Городское ополчение составляли пешие соединения. Кроме того, в пешем бою не хуже, чем верхом, сражались и дружинники. Так что соотношение в битве конных и пеших не было постоянным. Столь же слабо дифференцировалось оружие для конников и пеших (кроме копий).

Наступательное оружие Руси включало мечи, сабли, боевые топоры, копья и дротики, луки и стрелы, булавы и кистени. Мечи преобладали общеевропейского типа — с клинком в виде вытянутого треугольника, острым колющим концом, с узкими долами или граненые. Перекрестие — длинное, прямое или чуть изогнутое — концами вниз, навершине в виде уплощенного шара. Рукоять могла быть одинарной либо полуторной длины. Часть мечей, несомненно, импортировалась. Русские сабли XIV в. «живьем» неизвестны. Надо полагать, они мало отличались от ордынских. Импортировалось (или изготовлялось по привозным образцам) европейское пехотное клинковое оружие — короткое и средней длины: кинжалы, в том числе длинные граненые — «кончары», длинные боевые ножи — «корды». Боевые топоры более или менее единообразны по форме, их поверхность нередко украшалась узором. Имелись также и топоры-булавы — с массивной шаровидной проушно-обушной частью. Носили топоры в специальных кожаных футлярах, иногда с богатой аппликацией.

Копья лучше отразили специфику пешего и конного боя. Тем не менее, преобладали копья универсального типа, с нешироким, уплощенно-граненым острием, часто с граненой втулкой. Специальная всадническая пика имела очень узкое, квадратное в сечении острие и коническую втулку. Рогатина для пешего боя отличалась огромным, до 50 см длиной, листовидным острием и толстым коротким древком. Дротики («сулицы») импортировались, в частности, из немецких государств, а также из Золотой Орды, как о том сообщает «Задонщина».

Русские луки составлялись из деталей — рукояти, плечей и рогов, склеенных из слоев дерева, рога и вареных сухожилий. Лук обматывался лентой проваренной в олифе бересты. Хранился лук в кожаном налучье. Стрелы с гранеными или плоскими наконечниками носили в берестяном или кожаном колчане степного типа — в виде узкого длинного короба. Колчан подчас украшался богатой кожаной аппликацией.

В XIV в. из военного обихода Руси исчезают когда-то очень популярные булавы с крупными гранеными шипами: их сменяют излюбленные ордынцами шестоперы. Кистени — боевые гири, соединенные с рукоятью ремнем или цепью, видимо, не утратили своей былой популярности.

Русский доспех того времени состоял из шлема, панциря и щита. О наручах и поножах нет никаких письменных и археологических данных, хотя поножи, несомненно, применялись еще с XII в., о чем говорят изобразительные источники XII—XIV вв.

Русские шлемы XIV в. известны лишь по изображениям: это традиционные для Руси сфероконические наголовья, иногда низкие и округлые, с низеньким коническим подвершием. Иногда более вытянутой формы. Увенчаны шлемы почти всегда шариками, изредка конус сходится на острие. Никаких «яловцев» — кожаных треугольных флажков, крепившихся на очень длинных шпилях (как и самих шпилей), — у русских шлемов этого времени не было. Их упоминание в рукописях и инкунабулах «Сказания о Мамаевом побоище» — верный признак даты текста: не ранее конца XV в., когда это украшение появилось на русских шлемах в подражание Востоку. Шею и горло воина защищала бармица, иногда стеганая, из войлока или кожи, но обычно кольчужная. К ней у висков могли крепиться науши прямоугольной формы, иногда по два-три - друг над другом.

Значительное место в вооружении русских воинов занимали, видимо, импортные шлемы. «Задонщина» упоминает «шеломы немецкие»: скорее всего, это были наголовья с невысоким округлым или приостренным куполом и довольно широкими, слегка опущенными полями, столь популярные в Европе у пеших воинов, но использовавшиеся подчас и конниками. Князья защищали свои головы, согласно сведениям той же «Задонщины», «шеломами черкасскими», то есть произведенными в нижнем Поднепровье либо в Прикубанье; в любом случае это были изделия мастеров Мамаева улуса Золотой Орды. Видимо, высокий престиж ордынских мастеров-оружейников (как и ювелиров — авторов «шапки Мономаха») нисколько не терял в глазах высшей знати Руси из-за враждебных отношений с Ордой как государством.

Значительно больше сведений о русских панцирях XIV в. Судя по археологическим, изобразительным и письменным источникам, основными видами брони на Руси тогда были кольчужный, ламелярный и пластинчато-нашивной доспехи. Кольчуга представляла собой более или менее длинную рубаху с разрезом у ворота и на подоле, весом от 5 до 10 кг. Кольца делались из круглой в сечении проволоки, но в XIV в. начинает распространяться кольчуга, заимствованная с Востока, — из плоских колец. Ее название — байдана, бодана — восходит к арабско-персидскому слову «бодан» — тело, корпус. Обычно кольчуга носилась самостоятельно, но знатные и богатые воины, из-за ее уязвимости от стрел, поддевали кольчуги под панцири других видов.

Несравненно надежнее (хотя и тяжелее примерно в 1,5 раза) был ламелярный панцирь — из стальных пластинок, соединенных между собой ремешками, либо тесьмой или шнурами. Пластинки были узкими либо почти квадратной формы с закругленным верхним краем. Защитные качества ламелярного доспеха, проверенные экспериментально, исключительно высоки, он не сковывал движений. На Руси он был иpвестны издавна. Еще славяне заимствовали его у авар в VIII—IX вв. Кольчуга распространилась около IX в. из Европы и с Востока одновременно. Последним — после X в. — появился на Руси пластинчато-нашивной доспех — из железных пластинок, иногда чешуйчатой формы, нашитых на мягкую — кожаную или тканую — основу. Пришел к нам этот вид панциря из Византии. В XIV в. под монгольским влиянием пластины приобрели почти квадратную форму, они пришивались или приклепывались к основе посредством парных отверстий, располагавшихся в одном из верхних углов пластины. Вариации в расположении и количестве пластин — в какой мере они, подобно чешуе, находят друг на друга — определяли и качества этого доспеха. Более надежный — с большим нахлестом — был и тяжелее, и менее гибким.

Монгольское влияние сказалось и в том, что пластины стали нашивать не только снаружи, но и с изнанки основы, так что сверху видны были лишь ряды заклепок; лицевая поверхность основы стала крыться яркой богатой тканью — бархатом или сукном, либо хорошей выделанной кожей. Часто в одном русском доспехе XIV в. сочетались несколько видов брони, например ламелярный панцирь с оторочкой пройм рукавов и подола (либо отдельной юбкой) из нашивных пластин, да еще под этим всем кольчуга. В это же время вошло в моду и еще одно, опять же монгольское, заимствование — зерцало, то есть стальной диск, сильно или слегка выпуклый, крепившийся самостоятельно на ремнях, либо пришивавшийся или клепавшийся в середине нагрудной части панциря.

В качестве зашиты ног, вообще не слишком популярной на Руси, применялись в основном кольчужные чулки. Судя по изображениям, могли применяться и наголенники из одной кованой пластины, крепившейся спереди на голени. С Балкан могло прийти в последней трети XIV в. оригинальное прикрытие верхней части груди и спины, плеч и шеи — ламелярные бармы со стоячим, ламелярным же, воротником. Шлемы, а также пластины панцирей знати частично или полностью золотились.

Не менее разнообразны были в эпоху Куликовской битвы и русские щиты, производством коих, судя по «Задонщине», славилась Москва. Щиты были круглыми, треугольными, каплевидными (причем треугольные в это время явно вытесняли более архаичные каплевидные). Иногда применялась новинка — щит в виде вытянутого прямоугольника или трапеции с выпуклым вертикальным желобом по оси — «павеза».

Шиты в подавляющем своем большинстве делались из дощечек, обтягивались кожей и полотном, расписывались узорами. Металлических деталей они, как правило, не имели, за исключением заклепок, крепивших систему ременных рукоятей.

Дружины литовских князей — вассалов Димитрия Московского — по центральноевропейскому характеру вооружения не слишком отличались от собственно русских воинов. Виды доспехов и наступательного вооружения были теми же; отличались лишь в деталях формы шлемов, мечей и кинжалов, крой панцирей.

Для войска Мамая можно предполагать не меньшее единство вооружения. Обусловлено это тем, что, вопреки твердо устоявшемуся в нашей историографии мнению (справедливо не разделяемому большинством зарубежных исследователей), на территориях Золотой Орды, а также западной части Чжагатайского улуса (Средняя Азия) и даже на северных территориях Хулагуидского Ирана — землях, где правили чингизиды. Ставшие мусульманами, — сложилась единая органичная субкультура, частью которой было вооружение, воинский костюм и снаряжение. Наличие самобытности никоим образом не отрицало открытого характера золотоордынской, в частности, культуры, с ее традиционными связями с Италией и Балканами, Русью и Карпато-Дунайским регионом с одной стороны, с Малой Азией, Ираном, Месопотамией и Египтом — с другой, с Китаем и Восточным Туркестаном — с третьей. Престижные вещи — оружие, украшения, мужской костюм строго следовали общечингизидской моде (женский костюм в традиционном обществе гораздо более консервативен и сохраняет местные, локальные традиции). Защитное вооружение золотоордынцев времен Куликовской битвы рассмотрено нами в отдельной статье. Так что здесь стоит привести лишь выводы. Что же касается наступательного оружия, то о нем чуть подробнее. Подавляющей количественно частью ордынского войска была конница. Ее ядром, игравшим обычно решающую роль, была тяжеловооруженная конница, состоявшая из военно-служилой и племенной знати, ее многочисленных сыновей, богатых ополченцев и дружинников. Основой была личная «гвардия» владыки Орды. Численно тяжеловооруженная конница, конечно, уступала средне и легковооруженной, но ее соединения могли наносить решающий удар (как то было, собственно, во всех почти странах Европы, Азии и Северной Африки). Основным оружием нападения ордынцев справедливо считается лук со стрелами. Судя по источникам, луки были двух типов: «китайского» - большой, до 1,4 м, с четко выделенными и отогнутыми друг от друга рукоятью, плечами и длинными, почти прямыми рогами; «ближне и средневосточного» — не более 90 см, сегментовидный, с чуть выделенной рукоятью и маленькими изогнутыми рогами. Оба типа были, как и русские луки, сложносоставными и отличались исключительной мощью — силой натяжения до 60, даже 80 и более кг. Длинные монгольские стрелы с очень крупными наконечниками и красными древками, пущенные из таких луков, летели чуть ли не на километр, на расстоянии же в 100 м или несколько более — предел прицельной стрельбы — пронизывали человека насквозь, нанося огромные рваные раны; снабженные же граненым узким либо долотовидным наконечником, пробивали пластинчато-нашивной доспех не очень большой толщины. Кольчуга же служила от них очень слабой защитой.

В комплект для стрельбы (саадак) входили также колчан — длинный узкий берестяной короб, где стрелы лежали остриями вверх (этого типа колчаны богато украшали покрытыми сложными резными узорами костяными пластинами), либо плоская длинная кожаная сумка, в которой стрелы вставлялись оперением вверх (их часто по центральноазиатской традиции украшали хвостом леопарда, вышивкой, бляшками). И налучье, также украшенное вышивкой, кожаными аппликациями, металлическими и костяными бляхами-накладками. Колчан справа, а налучье слева крепились к специальному поясу, который обычно по старой — еще с VI в. — степной традиции застегивался на крючок.

Высочайшая эффективность ордынских конных лучников была связана не только с орудиями стрельбы, но и с меткостью стрелков, а также с особым боевым построением. Еще со скифских времен конные лучники степей, выстраивая перед противником вращающееся кольцо, осыпали его тучей стрел с максимально близкой и удобной для каждого стрелка позиции. Зигмунд Герберштейн, посол кайзера Священной Римской империи, описал этот строй со всей подробностью — в начале XVI в. — и заметил, что московиты называют такой боевой порядок «танцем» (имея в виду «хоровод»). Он же утверждал, со слов русских собеседников, что строй этот, если его не нарушит случайный беспорядок, трусость либо удачный удар противника, совершенно несокрушим. Особенностью же татаро-монгольской боевой стрельбы была беспрецедентная меткость и большая убойная сила снарядов стрельбы, в результате чего, как отмечали все современники, от ордынских стрел было очень много убитых и раненых. Стрел в колчанах степняков находят мало — не более десяти; значит, били прицельно, на выбор.

После первого, стрелами, удара — «суи-ма» — следовал второй «суим» — атака тяжело- и средне вооруженной конницы, при которой главным оружием было копье, до того висевшее за правым плечом при помощи двух петель — у плеча и ступни. Наконечники копий были в основном узкие, граненые, но применялись и более широкие, уплощенные. Иногда они снабжались еще и крюком под клинком для цепляния и сталкивания противника с коня. Древки под наконечником украшались коротеньким бунчуком («челкой») и узким вертикальным флажком, от которого отходило 1-3 треугольных языка.

Дротики применялись реже (хотя позже они становятся все более популярны), видимо, между копейным боем и рукопашной. Для последней ордынцы располагали двумя видами оружия — клинковым и ударным.

К клинковому относятся мечи и сабли. Мечи, как это ни покажется странным, татаро-монголами применялись до XV в. довольно часто, причем знатью. Рукоять их отличалась от сабельной прямизной и формой навершия - в виде сплющенного шара (европейско-мусульманский тип) или горизонтального диска (центральноазиатский тип). Количественно же преобладали сабли. В монгольское время они становятся более длинными, клинки — более широкими и изогнутыми, хотя достаточно было и довольно узких, слабоизогнутых. Общим признаком ордынских сабель была наваренная пол перекрестьем обойма с языком, охватывающим часть лезвия. Клинки иногда имели дол, иногда наоборот — ромбическое сечение. Встречается расширение клинка в нижней трети — «елмань». Северокавказские клинки часто имеют «штыковидный» граненый конец. Характерное ордынское сабельное перекрестие — с опущенными вниз и расплющенными концами. Рукоять и ножны увенчивались навершиями в виде уплощенного наперстка. Ножны имели обоймы с кольцами. Сабли украшались резным, гравированным и чеканным металлом, иногда драгоценным, кожа ножен вышивалась золотой нитью. Пояса для клинков украшались богаче, застегивались при помощи пряжки.

Раненного саблей противника, упавшего с коня, ордынцы, соскочив на землю, добивали боевым ножом — длинным, до 30—40 см, с костяной рукоятью, иногда и с перекрестием.

Очень популярным у татаро-монголов и вообще воинов ордынской культуры было ударное оружие — булавы и кистени. Булавы со второй половины XIV в. преобладали в форме пернача; но часто и в виде просто железного шара, либо многогранника. Кистени применились реже. Региональной чертой Булгарского улуса были боевые топоры, иногда исключительно богато украшенные рельефными или инкрустированными узорами.

Подавляющее большинство наступательного оружия производилось, несомненно, в мастерских многочисленных городов Орды либо по ордынским заказам и образцам в итальянских колониях и старых городах Крыма, центрах Кавказа. Но много и покупалось, получалось в виде дани.

Оборонительное вооружение ордынцев включало шлемы, панцири, наручи, поножи, ожерелья, щиты. Ордынские шлемы времени Куликова поля — обычно сфероконические, реже сферические, с кольчужной бармицей, иногда закрывавшей все лицо, кроме глаз. Шлем мог иметь надбровные вырезы спереди, накладные кованые «брови», подвижной наносник — стрелку, дисковидные науши. Венчался шлем перьями или же колечком с привязанной парой матерчатых или кожаных лопастей — чисто монгольское украшение. Шлемы могли иметь не только кольчужное, но и кованное в виде личины забрало.

Велико было разнообразие ордынских панцирей. Популярной была прежде чуждая монголам кольчуга — в виде рубашки или распашного кафтана. Массовое распространение имел стеганый панцирь — «хатангу дегель» («прочный, как сталь, кафтан»; от него русск. «тегиляй»), кроившийся в виде халата с рукавами и лопастями до локтя. Часто он имел металлические детали — наплечники и, главное, подбой из железных пластин, пришитых и приклепанных с испода; такой доспех уже был дорогим и покрывался богатыми тканями, на которых блестели ряды гнезд заклепок, часто медных, латунных, золоченых. Иногда этот доспех кроился с разрезами по бокам, снабжался зерцалами на груди и спине, длинными стегаными рукавами или оплечьями из узких стальных изогнутых поперечных пластинок, наклепанных на вертикальные ремни, и такой же структуры набедренниками и прикрытием крестца. Броня из горизонтальных полос металла или твердой толстой кожи, соединенных вертикальными ремешками или шнурами, называется ламинарной. Такой доспех татаро-монголы широко применяли еще в XIII в. Полосы материала богато украшались: металл — гравировкой, позолотой, инкрустацией; кожа — росписью, лаком.

Столь же любим ордынцами был ламелярный доспех — исконная броня Центральной Азии (по-монгольски «хуяг»). В последней трети XIV в. он применялся в сочетании с другими: его надевали поверх кольчуги и "хатангу дегель".

Территория Золотой Орды дает нам самые ранние образцы брони, которая станет доминирующей в XV—XVI вв. на пространствах от Индии до Польши, — кольчато-пластинчатой. В ней сохраняются все высокие защитные и комфортные свойства ламелярной брони, но прочность еще более увеличивается за счет того, что пластинки связывают не ремешки или шнуры, а железные колечки.

Зерцала — большие круглые или стальные прямоугольные пластины — были частью доспеха иного типа, или носились самостоятельно — на ремнях. Верхняя часть груди и спины прикрывалась широким ожерельем (традиционно монгольским, центральноазиатским доспехом). Во второй половине XIV в. его делали не только из кожи или кольчуги, но и из крупных металлических пластин, соединенных ремешками и колечками.

Частой находкой в курганах и других погребениях на территории орды Мамая являются наручи — створчатые, из двух неравной длины стальных половин, соединенных петлями и ремнями. Мусульманская миниатюра чиигизидских и постчингизидских государств подтверждает популярность этого доспеха во всех улусах во второй половине XIV в. Хотя известны они были монголам и в XIII в. Поножи среди находок не встречаются, но на миниатюрах видно, что они представляют собой створчатые наголенники, соединенные кольчужным плетением с наколенником и ламинарным прикрытием ступни.

Шиты ордынские были круглыми, до 90 см в диаметре, плоскими, из досок, обтянутых кожей, или поменьше — 70—60 см, выпуклыми, из гибких прутьев, выложенных по спирали и соединенных сплошной оплеткой из разноцветных нитей, образующей узор. Небольшие — 50 см — выпуклые щиты делались из толстой твердой расписной кожи или стали. Шиты всех разновидностей почти всегда имели «умбон» — стальную полусферу в центре, а кроме того и несколько маленьких. Особенно популярны и ценимы были прутяные щиты. Благодаря исключительной упругости они отражали любой удар клинка или булавы, а удар копья или стрелы принимался на стальной умбон. Любили их и за доступность и яркую нарядность.

Кони ордынских латников также часто защищались доспехом. Это было в обычае степных воителей еще задолго до нашей эры и особенно характерно для Центральной Азии. Ордынский конский доспех последней трети XIV в. состоял из стальной маски, нашейника и прикрытии корпуса до колен, состоящего из нескольких частей, соединенных пряжками и ремешками. Конская броня была стеганой, редко кольчужной, а чаще ламинарной или ламелярной, с пластинками из стали или не менее прочной толстой твердой кожи, расписной и лакированной. Наличие кольчато-пластинчатого конского доспеха, столь популярного на мусульманском Востоке в XV—XVII вв., в эпоху Куликова поля пока еще трудно предполагать.

Как видим, вооружение сторон было примерно сходным, хотя ордынские латники обладали несколько более надежным и прогрессивным защитным вооружением, особенно кольчато-пластинчатым, а также защитой коней. Русского боевого конского доспеха не было до XVII в. Миф о нем возник благодаря конской маске из кочевнического кургана (?) XII-XIII вв. из собрания Государственного Исторического музея в Киеве и находки длинных шпор XIV в. в Новгороде. Но десятки аналогичных масок — особенно много их в Стамбульском военном музее, особенно надписи и узоры на них, не оставляют никаких сомнений, что и киевская маска — изделие мастеров Дамаска или Каира XV — начала XVI вв. Длинные же шпоры европейского типа связаны отнюдь не с конской броней, а с посадкой на длинных стременах и, соответственно, вытянутых ногах, так что пятки были далеко от брюха коня.

Что касается каких-то военно-технических средств полевого боя, то можно предположить арбалеты у обеих сторон и станковые щиты — «чапары», — из которых составлялись полевые укрепления, у ордынцев. Но, судя по текстам, какой-либо особой роли они не сыграли. Обычного оружия русским войскам хватило, чтобы разгромить ордынцев, а тем — чтобы положить на поле боя большую часть армии русских княжеств.

В заключение следует сказать о составе противоборствующих сторон. У князя Димитрия в войсках, кроме русских воинов, находились литовские дружинники князей Андрея и Димитрия Ольгердовичей, численность которых неустановима — в пределах 1-3 тысяч.

Более пестрым, но далеко не настолько, как любят это представлять, был состав Мамаева войска. Не стоит забывать, что правил он далеко не всей Золотой Ордой, а только ее западной частью (столицей ее был отнюдь не Сарай, а город с забытым ныне названием, от коего осталось огромное, нераскопанное и погибающее Запорожское городище). Большинство войска составляла конница из кочевых потомков половцев и монголов. Немалыми могли быть и конные соединения черкесов, кабардинцев и других адыгских народов (черкасов), конница осетин (ясов) была малочисленной. Более или менее серьезные силы и в конницу, и в пехоту могли выставить подвластные Мамаю мордовские и буртасские князья. В пределах нескольких тысяч были отряды конных и пеших «бесермен» мусульманских жителей золотоордынских городов: они вообще воевать не очень любили (хотя, по отзывам иноземцев-современников, храбрости им было не занимать), да и основное число городов Золотой Орды, причем наиболее многолюдных, находилось не в Мамаевой власти. Еще меньше в войске было умелых и стойких воинов — «армен», то есть крымских армян, а что касается «фрязей» — итальянцев, то столь излюбленная авторами «черная (?) генуэзская пехота», идущая густой фалангой, является плодом, по меньшей мере, недоразумения. С генуэзцами Крыма у Мамая в момент войны с московской коалицией была вражда — оставались лишь венецианцы Таны-Азака (Азова). Но там их было — с женами и детьми — лишь несколько сотен, так что эти купцы могли лишь дать деньги на наем воинов. А если учесть, что наемники в Европе стоили очень дорого и любая из Крымских колоний могла содержать лишь несколько десятков итальянских или вообще европейских воинов (обычно охрану несли за плату местные кочевники), число «фрязей» на Куликовом поле, если они туда и добрались, далеко не доставало и до тысячи.

Об общем числе сил с той и другой стороны судить крайне трудно. Можно лишь с большой осторожностью предположить, что были они примерно равны и колебались в пределах 50—70 тысяч (что для тогдашней Европы было числом гигантским).